Двойной агент. Записки русского контрразведчика - Владимир Григорьевич Орлов

Кто же были непосредственные организаторы «дутого» дела? Называют, прежде всего, обер-квартирмейстера штаба Северо-Западного фронта генерала М. Д. Бонч-Бруевича, его подчиненного, тогда еще полковника, Н. С. Батюшина и В. Г. Орлова, который, заметим, в начале работы по уголовному делу являлся всего лишь переводчиком разведывательного отделения. В то же время совершенно не упоминаются опытные и независимые от военных властей юристы: принявший дело к производству следователь Варшавского окружного суда П. Матвеев и надзирающий за ним товарищ прокурора Варшавской судебной палаты В. Жижин. Не найдем мы и фамилий чинов военно-судебного ведомства, таких, например, как генерал Цеге фон Мантейфель, известный в эмигрантские годы под фамилией Николаев. Основание отбора «фальсификаторов» понятно — это штабные начальники и контрразведчики, «у коих и намека на совесть и чувство справедливости нет»…

Во многих статьях, посвященных делу Мясоедова, появившихся у нас в стране, а также написанных эмигрантами, особое место отводится Орлову, поскольку считалось, что именно он обработал главного свидетеля обвинения поручика Колаковского, добровольно согласившегося на роль немецкого шпиона, чтобы возвратиться из плена на родину. Якобы Орлов подсунул ему информацию о работе Мясоедова на вражескую разведку и каким-то образом убедил поручика придерживаться таких показаний на всем протяжении следствия, а затем и перед военно-полевым судом. Каких-либо доказательств авторы, естественно, не приводят. Сам же Орлов разъяснения по делу Мясоедова и личному участию в нем изложил в нескольких письмах к известному борцу с провокаторами Владимиру Бурцеву, в надежде, что последний сможет их опубликовать либо напечатать материалы собственного расследования. Ни того, ни другого не случилось. Тогда Орлов пишет своему сослуживцу, бывшему важному прокурору Александру Резанову, и тот подготовил статью в эмигрантскую газету «Новое время». Увы, ее тоже постарались не заметить.

Мы далеки от мысли обелять Орлова, не настаиваем и на его абсолютной безгрешности, в том числе в деле жандарма Мясоедова, мы выступаем лишь за чистоту историко-юридических исследований, когда для рассмотрения и объективной оценки берутся все, без какого-либо исключения, факты и свидетельства.

Над делом Мясоедова еще стоит потрудиться, не все там ясно, в подтверждение чему приведем часть письма Орлова Бурцеву от 15 февраля 1925 года:

«Я думаю, что преждевременно (и это через десять лет после событий. — А. 3.) раскрыть все свои карты, так как дело не закончено, спрятано в Москве, следователь Матвеев тоже в Москве, а главное, масса обвиняемых находится на видных постах у московских коммунистов и они-то, и могут при некоторых указаниях в прессе отыскать все дело и уничтожить и дело и документы».

Для ясности добавим, что речь, видимо, идет не об уголовном деле, хранящемся в Российском государственном военно-историческом архиве, а о материалах контрразведки.

В середине марта 1915 года В. Г. Орлов, наконец, получил процессуальные полномочия, будучи назначенным военным следователем при Ставке верховного главнокомандующего. Он участвует в разоблачении немецкого шпиона с довоенных времен ротмистра Бенсена, двойных агентов разведотдела штаба 9-й армии Сентокоралли, Затойского и Михель, австрийской шпионки Леонтины Карпюк. Он расследовал дело предателя штабс-капитана Янсена, коменданта штаба корпуса, бежавшего к австрийцам с секретными оперативными документами. Подчеркнем, что начальника этого штаба, возглавлявшего с 1909 года и до войны русскую разведку и контрразведку Николая Августовича Монкевица, отстранили от занимаемой должности по результатам расследования и с понижением направили для дальнейшей службы за границу. Данный факт, как известно, «аукнулся» Орлову в эмиграции, когда, по воли случая, он оказался подчиненным пострадавшего генерала. Высокопоставленный военный из близкого окружения П. Н. Врангеля (скорее всего, генерал Везмятинов. — А. 3.) писал А. Н. Кутепову:

«Для меня лично никогда не было секретом, что яркая личность Владимира Григорьевича создала ему некоторое число недоброжелателей, кои, как это я вполне допускаю, не зная в точности работы Владимира Григорьевича, могли в оценке последней вполне добросовестно заблуждаться, считая Владимира Григорьевича не то очковтирателем, не то политическим хамелеоном. В числе таковых достаточно откровенных недоброжелателей Владимира Григорьевича считается и генерал Монкевиц, ныне Ваш помощник».

Летом 1915 года по указанию царя Николая II была учреждена верховная следственная комиссия «для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиной несвоевременного и недостаточного пополнения запасов военного снаряжения». А в апреле 1916 года был арестован бывший военный министр генерал-адъютант Владимир Александрович Сухомлинов по обвинению в бездействии, превышении власти и в государственной измене. Поскольку речь шла и о связях Сухомлинова с казненным за шпионаж жандармом Мясоедова, другими агентами неприятельских разведслужб, по указанию главнокомандующего в состав указанной выше комиссии с задачей расследования шпионской деятельности всех подозреваемых в этом деле лиц из окружения Сухомлинова вошел и военный следователь В. Г. Орлов.

Но совершенно неожиданно для Орлова его снова назначают переводчиком разведывательного отдела, ссылаясь на то, что должность военного следователя не предусматривалась новым штатом. Однако работу в комиссии он не покидает, проводит допросы подозреваемых и свидетелей, ведет необходимую переписку. Недоброжелатели не преминули использовать этот факт для указания на превышение им своих полномочий.

Биограф Ставки верховного главнокомандующего Михаил Лемке отметил в своем дневнике:

«Четырнадцатое марта. Понедельник. Был следователь Орлов. Он писал сегодня докладную записку от имени генерал-квартирмейстера о том, что вместо переводчика он должен называться „судебным следователем по особо важным делам“, т. к. только это соответствует его деятельности и поставит его следственный материал в настоящее положение для судов.

Теперь бывают случаи, что суды отрицают за его следствием официальное значение».

Просьбу Орлова удовлетворили ровно наполовину — должность переводчика сократили, а следователя не ввели. Нахождение в состоянии «за штатом» свело на нет его возможности в плане участия в делах верховной следственной комиссии. Бесцельно бродить по кабинетам, отрывая штабистов от работы, либо проводить время в офицерском казино для Орлова было совершенно неприемлемо, хотя дружеского застолья он никогда не чурался.