Галили - Клайв Баркер

Наконец, отец Джеруши убедился, что от докторов нет никакого толку, и прогнал их прочь. Оставшись наедине с дочерью, распростертой на постели, он опустился перед ней на колени и заговорил, почти касаясь губами ее уха.

— Ты слышишь меня, дитя мое? — прошептал он. — Прошу тебя, моя единственная радость, если ты меня слышишь, скажи, в чем причина твоего недуга, дабы я мог тебя излечить.

Сначала девушка хранила молчание. Отец не знал, слышала ли она его. Но отчаяние придавало ему настойчивости. Он повторял и повторял свою просьбу. И наконец, уже на рассвете, губы Джеруши шевельнулись, и она прошептала одно-единственное слово...

— Река, — подсказала Рэйчел.

— Да. То было слово «река».

Отец Джеруши тотчас позвал дворецкого и велел ему без промедления послать всех слуг — горничных, поваров и лакеев — на берег реки, где они должны выяснить, что случилось с его ненаглядной дочерью.

Дворецкий поднял на ноги весь дом, и слуги, вплоть до мальчугана, чистившего камины, отправились к реке. А Джеруша и ее отец остались одни в огромном доме, куда уже проникали лучи восходящего солнца.

Ожидание тянулось бесконечно, слезы текли по лицу отцу Джеруши. Он то сжимал руку дочери, то укачивал ее в объятиях и говорил о безграничности своей любви, то, позабыв о том, что всю жизнь уповал лишь на разум, опускался на колени и молил Господа совершить чудо. Слова молитвы впервые сорвались с его языка с тех самых пор, как он, маленьким мальчиком, молился над гробом матери и думал про себя: «Господи, если ты не воскресишь ее, я не буду больше в тебя верить». Разумеется, мать его не восстала из гроба, и мальчик утратил веру.

Но теперь разум уже не казался ему столь всесильным, и он просил Бога совершить чудо, вкладывая в слова молитвы больше страсти, чем сам Папа Римский.

А на берегу реки слуги тоже плакали и молились о выздоровлении Джеруши.

Мальчик, который чистил камины, первым заметил в реке диковинного человека. Он громко закричал, призывая, остальных.

Подбежав на крик мальчика, дворецкий и прочие слуги увидели мужчину, стоявшего по пояс в воде. Кучи утреннего солнца отражались от его сверкающего тела и превращались в искрящиеся разноцветные блики. Люди, столпившиеся на берегу, не знали, восторг или ужас пробуждает в их душах это зрелище. Все они словно приросли к земле и молча наблюдали, как странное создание выходит из реки. Некоторые женщины потупили взоры, дабы не видеть его наготы, но в большинстве своем они не сводили с незнакомца глаз, затуманенных слезами.

— Я слышал, здесь молятся о выздоровлении Джеруши, — изрек речной человек. — Она больна?

— Она при смерти, — ответил мальчик.

— Ты отведешь меня к ней? — обратился к ребенку незнакомец.

Мальчик бесстрашно протянул неведомому существу руку, и они двинулись по тропинке между деревьями.

— И никто не попытался их остановить? — спросила Рэйчел.

— Дворецкий подумывал сделать это. Но суеверия были ему чужды. Он разделял убеждение своего господина в том, что в этом мире все подлежит разумному объяснению и настанет день, когда наука сумеет это объяснение дать. Поэтому он решил не вмешиваться, но следовать за мальчиком и речным человеком на некотором расстоянии.

Тем временем смерть подошла к Джеруше вплотную. Жар, терзавший ее, был так силен, что казалось, вот-вот испепелит девушку дотла.

Тут до слуха обезумевшего от горя отца донесся какой-то шум, словно кто-то протирал мокрой тряпкой ступени лестницы, делал шаг вверх и вновь принимался елозить тряпкой по мрамору. Отец Джеруши выпустил пылающую руку дочери и распахнул дверь. Лестница была залита мерцающими отблесками, подобными солнечным лучам, что играют на поверхности воды. А речной человек поднимался по ступенькам, и каждый шаг для него был мукой. С каждой ступенькой тело его становилось все тоньше. Чем дальше он отходил от своей реки, тем больше жизненной силы терял.

Разумеется, отец Джеруши пожелал узнать, что за странное создание осмелилось войти в его дом. Но у речного человека уже не осталось сил на разговоры. Тогда мальчик взял на себя смелость ответить своему господину.

— Он пришел, чтобы помочь молодой госпоже, — сказал он.

Отек, Джеруши не знал, как к этому отнестись. Разумная часть его сознания твердила: пусть раньше ты не видел ничего подобного, тебе нечего бояться. Но другая часть, та, что недавно просила всевышнего о заступничестве, шептала: вот она, помощь, ниспосланная в ответ на его молитву. И эта часть была исполнена страха, ибо не знала, какой бог направил сюда своего посланника — диковинное серебристое существо, покачивающееся от слабости. И каким образом это загадочное создание сумеет спасти Джерушу?

Пребывая в растерянности, отец Джеруши преградил речному человеку путь в спальню. Но тут он услышал слабый голос дочери:

— Прошу тебя... отец... позволь ему... войти...

Потрясенный тем, что дочь его, лежавшая в глубоком забытьи, заговорила, отец отошел в сторону, и с неожиданной стремительностью, подобно потоку, снесшему плотину, речной человек ворвался в спальню и остановился у постели Джеруши.

Глаза девушки по-прежнему были закрыты, но она знала — спасение близко. Она поспешно стала срывать с себя рубашку, перепачканную кровью и гноем. И хотя руки Джеруши были слабы, через несколько мгновений она избавилась от одежды, и взорам отца и речного человека открылось се обнаженное тело, покрытое жуткими язвами.

Потом Джеруша подняла руки, словно приглашая возлюбленного разделить с ней ложе...

Галили немного помедлил и закончил более тихим голосом:

— Впрочем, не «словно приглашая». Джеруша и в самом деле звала к себе речного человека.

В комнате повисла напряженная тишина. Джеруша лежала воздев руки, речной человек замер у изножья кровати, а отец не сводил с них глаз, по-прежнему не зная, правильно ли он поступил, допустив к дочери этот странное существо.

Потом, не произнося ни слова, речной человек устремился к девушке. И, едва коснувшись ее, он утратил человеческие очертания, превратился в подобие волны, омывшей лицо и руки, груди и бедра Джеруши. Джеруша закричала от боли и страха, когда вода зашипела и забурлила, точно попав на огонь. От тела девушки повалил пар, и комната наполнилась зловонием.