Дорогой чести - Владислав Глинка

Через несколько дней полковник в третий раз написал рапорт об отставке и поехал являться Потемкину. Он не застал командира полка в казармах, а на другой день тот сам пожаловал на Пески.

— Прежде чем перейти к вашим делам, Сергей Васильевич, я хотел бы рассказать, что думал по некоторым вопросам, сопровождая государя при поездке его в Англию, — начал генерал.

— Знаю, Яков Алексеевич, из газет, что ездили, и то, что вам поднесли диплом доктора прав Оксфордского университета.

Потемкин рассмеялся:

— Такая же высокая честь оказана графу Платову, который при всех доблестях едва может подписать свое имя. Следственно, все дело в том, кто сопровождал государя. Но я хотел вам рассказать, что, будучи в Лондоне, как, впрочем, до того в Париже, старался осведомиться об устройстве хозяйства в войсках. О том же хотел посоветоваться с вами, начиная здешнюю жизнь полка. Ведь вы командовали отдельной частью в мирные годы?

Тут в гостиную вошла Софья Дмитриевна, и Потемкин после представления ей просил хозяйку дома присутствовать при разговоре, простив его скучную материю. Затем повторил свой вопрос.

— Только ротой при Тульском заводе, — сказал Непейцын.

— Отпускали вы нижних чинов на вольные работы для пополнения артельных сумм?

— Отпускал, но не так, как водится в строевых частях, то есть осенью, после лагеря, — ответил Сергей Васильевич. — Несение круглый год одинакового караула заставляло отпускать малыми партиями в разное время, выискивая им подряды то на колку дров в губернских присутственных местах, то на подвозку песку для постройки моста в сем городе. Но как подобные заработки ненадежны, то старался, чтобы приобрели мастерство, которое доставляло им приработок в годы солдатства и кормило бы после отставки.

— Весьма рад слышать, что вас занимала сия материя, — сказал Потемкин. — И затем осведомлюсь, как отнесетесь, ежели покорно попрошу вас, отложив мысли об отставке, на первый раз принять на себя наблюдение за полковой швальней.

— Объяснитесь подробней, ваше превосходительство.

— Охотно, тем более что откровенно ищу союзницы в лице вашей супруги. Вам известно, что солдаты гвардии получают серебром семь рублей с полтиной годового жалованья и рубль именинных. И также известно, что половину сих денег они должны тратить на мел, воск, мыло, щетки, фабру, ваксу и тому подобные предметы, без которых не могут блюсти свою наружность. А между тем солдату надобны деньги и на баню, и на свечку в церкви, и на шкалик в воскресенье. Мало того, ему надо еще внести в артель не менее трех рублей в год, потому что казна отпускает натурой муку и крупу, на мясо, рыбу и соль выдает деньги по низким справочным ценам, а на овощи, капусту, редьку, репу не дает ничего. Впрочем, для вас сие есть прописи и рассказываю более для Софьи Дмитриевны в надежде заручиться ее поддержкой. Солдаты наши увольняются осенью на два месяца на заработки — мостят улицы, ломают барки на дрова, нанимаются на фабрики и тому подобное, но все сие только простейшее использование их силы, которое едва допускает свести концы с концами… И вот вы сами уже высказали мою мечту — дать им такое умение, которое оплачивалось бы более высоко. Однако первое дело, о которое я стал вас просить, не в том. На основе узнанного мной у англичан и французов я высчитал, что отпуск сукна от нашей казны на мундирное платье — а сейчас для гвардии закуплена партия добротного английского сукна — таков, что можно при более экономной выкройке иметь немалые излишки, которые продав, образуем сумму, надобную для немедленного улучшения солдатской пищи. Понимаете ли меня, Сергей Васильевич?

— Кажется, начинаю понимать, но не знаю, справлюсь ли.

— Прежде всего возьмите под строгий глаз главного полкового закройщика. Сейчас предстоит строить мундиры на весь полк, на три тысячи человек. Представляете, сколько сукна будет отпущено?.. Вот о чем приехал вас просить для пользы полка, добрейший Сергей Васильевич. Или вам неотложно надобно в отставку? В деревне хозяйничать некому? А то еще иные планы?

— Да нет, особых планов нет, но в мирной службе увечье мое…

— Так вот, найдено же такое, согласитесь, очень нужное дело, в котором оно не помеха. И не завидуйте здоровым…

— Почему, Яков Алексеевич?

— Из бесед с государем во время поездки в Лондон я вынес уверенность, что страсть его величества к фрунту, воспитанная еще державным батюшкой, по возвращении в свои пределы имеет небывало расцвесть. А для наших офицеров, за малыми исключениями, такая служба будет ли приятной? Впрочем, о сем прошу вас с Софьей Дмитриевной забыть… Так согласны помочь полку по части обмундирования?

В нерешительности Непейцын взглянул на жену. Она чуть-чуть кивнула. Это движение не укрылось от Потемкина.

— Покорно благодарю за помощь, сударыня, — сказал он, вставая и кланяясь. — Честное слово, дело доброе и нужное.

— Так если ты, мой друг, согласен, — сказала мужу Софья Дмитриевна, также встав, — то хорошо бы иметь под руками точно отмеренный отрез сукна, положенный на мундирную пару, а также образец самой одежды. Тогда, — пояснила она генералу, — Сергей Васильевич мог бы с моей помощью до посещения швальни ознакомиться воочию с возможной экономией.

— Нынче, сударыня, все будет у вас, — снова поклонился Потемкин.

Вечером гостиная на Песках была ярко освещена. При деятельном участии Фили Софья Дмитриевна снимала бумажные выкройки с солдатского мундира и штанов. Потом отдельные их части так и эдак примеривались и двигались по сукну. Наконец размечали сукно мелом. Через три часа стало ясно, что действительно экономия до семи вершков на мундире и около четырех на штанах совершенно возможна.

— Поларшина экономии с каждой пары, — сказал Непейцын. — Полторы тысячи аршин на полк! Даже если половина сего, и то стоит любых хлопот. Сколько провианту купим на вырученные деньги…

Думая об этом, он засыпал еще счастливее обычного, благословляя судьбу, пославшую ему такую жену.

А утром Софья Дмитриевна спросила:

— Ты нынче в полк?

— Да, собираюсь. Надо же доложить Потемкину о вчерашних твоих успехах. И что я берусь за швальню.

— Ведь такое занятие не на один месяц? — продолжала она.

— Может, и на полгода. Узнаю сегодня, сколько там портных.

— Тогда почему бы тебе не взять солдата для услуг вместо Федора? Ведь тебе, как полковнику, положено два денщика.

— Пожалуй. Посоветуюсь с Краснокутским, кого взять.

— Ты спроси, кому трудно во фрунте служить, Сережа. Нас солдат не объест, а вздохнет хоть несколько месяцев.

— Хорошо, хорошо, — сказал Непейцын, подавляя в себе ревнивое чувство, которое просыпалось, когда Соня выказывала знание военных порядков, обретенное за жизнь с Мертичем. Сергей Васильевич говорил себе, что нелепо ей скрывать это знание, и все-таки всякое напоминание о тех двадцати годах его раздражало.

Через несколько дней на кухне на Песках появился солдат-семеновец с красивым именем Гурий. Непейцын помнил его в строю своей роты лихим песенником и плясуном. Но под Кульмом Гурий был ранен в бок штыком и догнал полк уже во Франции совсем другим человеком. Не только тощим и слабым от лазаретного пайка, но каким-то потухшим, без былой легкости в движениях, молчаливым и без улыбки. Его-то и посоветовал Краснокутский взять в денщики, сказавши:

— Мне его придется в нестроевые списать, где пошлют на ремонт казарм или на тасканье мешков в кладовой, — глядишь, и замучают вконец. А у вас, может, оправится.

Выбор оказался удачным. Гурий без малейшей указки был все время занят. Если не случалось дела в комнатах, шел помогать на кухню, а то колол дрова, подметал двор или полол огород.

— Посиди, отдохни, кавалер, — говорила ему Ненила.

— Я и то, тетенька, ночь целу мягко сплю, разводов, караулов не знаю, — отвечал Гурий. — Здешнее все мне в охотку, как с набору не бывало.

— А до набора что же делал? — поинтересовалась слышавшая разговор Софья Дмитриевна.

— Крестьянствовал, ваше высокородье, а зимой артелью плотничали в отход. У нас в Горбатовском уезде два кормильца — соха да топор.

В тот же вечер Софья Дмитриевна сказала мужу:

— Велел бы, мой друг, в свободное время Гурию столярному делу учиться. Вышло бы то самое, о чем в полку хлопотать собираешься.

— Рад буду, если ты Филю попросишь, — ответил Непейцын.

Да, хотя сейчас он занимался только полковой швальней, но постоянно обдумывал, как лучше наладить обучение солдат ремеслам. Возня с портными была к тому обязательной дорогой. Экономия на каждой парадной паре оказалась действительно в поларшина, и, когда к октябрю раскрой был окончен, в кусках осталось девятьсот аршин черного комиссариатского сукна. Его продали купцу, владевшему в Гостином лавками готового платья, и с полученными деньгами перешли к осуществлению дальнейших планов.