Вампиры девичьих грез - Алина Борисова

— Я тебя НЕ люблю!

— Вот и займись… делом. Заканчивай ходить по коридорам, как лунатик.

— Спасибо за ценный совет, светлейший куратор. Всенепременно им воспользуюсь. Теперь я могу идти?

— Иди, — отозвался он столь легко и равнодушно, что мне стало жаль уходить еще прежде, чем я дошла до двери. Впрочем, это не значит, что я остановилась.

Но его рука легла на дверь в тот же миг, что я потянула за ручку. Я изумленно обернулась. И тут же оказалась прижатой спиною к двери. Его руки крепко держали меня за плечи, а его темные очи цвета земных недр были так близко… Слишком близко. Как и губы.

Я не хотела, нет, я пыталась отстраниться, но я была щепкой, а он — лавиной, и его губы сметали все мои «нет» грубо, властно, требовательно. Я плавилась, я тонула, я погибала, а он целовал, целовал, целовал.

— Зачем ты… не надо… пусти…пожалуйста, — сбивчиво шептала я, пока его губы скользили поцелуями по моему беззащитному горлу, а руки сжимали мое тело, не позволяя отстраниться, сбежать, вырваться.

— Зачем ты не отдалась своему Петьке, глупая ты девчонка, — внезапно выдохнул он мне прямо в ухо, — зачем ты меня мучаешь?

— Я не… ты сам…. - сбивчиво шепчу в ответ, пытаясь собраться с мыслями. — И вообще, может я уже давным-давно ему отдалась, тебе откуда знать? — пытаюсь оттолкнуть его, но ничего не выходит.

— Смеешься? Девственная кровь — это не то, что можно не почуять или перепутать. И твоя еще не пролита.

— Да тебе-то что за дело? Пусти меня! — я отчаянно пытаюсь вырваться, но его руки бесстыдно скользят по моему телу, прожигая даже через одежду.

— Это хороший якорь, Лариса, поставь его, — бездна, ну как можно столь сладострастно лапать и при этом уговаривать отдаться другому? — Или я возьму все себе.

Моя блузка мнется под его наглыми пальцами, я бьюсь, словно рыбка в рыбацких сетях, а он вновь ловит губами мои губы, заставляя забыть обо всем, сгорать и умирать в его жадных объятиях, задыхаться и забывать, что мне нужен воздух.

Отстранился.

— Напугал? — практически спокоен. Или совсем спокоен?

— Да, — и это искренне. Ноги у меня дрожат, хорошо, что под спиной дверь. — Доволен?

— Нет. Прости. Сорвался, — он аккуратно заправляет мне за ухо выбившуюся из прически прядь.

— Совался? Верится с трудом.

— А во что тебе верится…. без труда?

— Власть свою… утверждаешь. Или проверяешь. Или упрочиваешь. Сам же говорил: тактильный контакт — единственное, чем ты можешь меня держать.

— Нашла о чем вспомнить, — Анхен невесело как-то усмехнулся. — Сжег я его, Ларка, все, нету. Одна была на тебя ниточка, и той не стало.

— Как сжег? — нет, сейчас голова точно треснет. Столько всего на меня вывалить, да за одну беседу.

— Кровью, принцесса, кровью. Как еще? Ты сама вспомни, как ты себя после полета в Бездну чувствовала? Что это было — боль, да?

— Боль, — согласно кивнула я, отчетливо вспоминая, насколько физически мне было плохо от разлуки с ним.

— А когда мы расстались… на этот раз, ты чувствовала подобное?

— Нет, — удивленно отозвалась я, только теперь сознавая, что ведь действительно, и близко ничего подобного не ощущалось.

— Надо ли напоминать, какой контакт был более… тактильным?

— Не стоит, — пробормотала сквозь зубы, отчаянно пытаясь не покраснеть.

— Не буду, — улыбнулся Анхен. И неожиданно выдал: — А давай мириться, Лар.

— Мы… вроде не ссорились, — слегка опешила я от такого поворота.

— Вроде нет, — согласился Анхен. — А осадок остался. Знаешь, я привык просчитывать свои действия на результат. Я никогда не задумывался над тем, кто и что там подумает в процессе. Ведь я любого всегда заставлю думать и чувствовать то, что требуется мне. Мне очень трудно привыкнуть к мысли, что с тобой так нельзя… так не выходит. Я понимаю, тебе все это тяжело. Но мне… тоже не просто.

Я медленно склонила голову. Если это не извинения, то что это? Других я точно не получу. Я не знаю, нужен ли он мне в качестве друга (да и какая, к дракосу, между нами может быть дружба), но иметь его своим врагом я точно не хочу.

— Мир? — переспросил он.

— Да. Хорошо. Ладно.

— Тогда обними меня.

Я нервно вскинула на него глаза. Да что опять за нафиг?

— Просто обними. Я не собираюсь тебя больше смущать. Тебе так легче станет. Возможно, мне и не привязать тебя к себе прикосновением, но успокоить тебя я все еще могу, — он протянул руку, и я позволила ему привлечь меня к себе. — Закрой глаза, — шепнул он мне, прислоняя мою голову к своему плечу. Просто закрой глаза и ни о чем не думай.

Это и впрямь оказалось просто. Так просто и так приятно. Одной рукой он обнимал меня за талию, другая неторопливо скользила по волосам. Очень нежно и аккуратно, касаясь едва-едва. Я плыла, качаясь на волнах его вампирской магии, и все казалось неважным, несущественным, не стоящим нервов и, тем более, слез. Было хорошо, так хорошо, словно я пришла домой, в тот сказочный, заповедный дом, какой редко встретишь в реальности: где тепло, и свет, и уют, и все ждут и любят только тебя, и понимают до конца, даже не высказанное, и нет никаких проблем, только любовь, и мир, и покой. Нет, я понимала, что это наведенное, что это магия, что это чары. Но было хорошо, и я позволяла ему околдовывать себя. Его халат немного пах лекарствами, размыто, едва-едва. А сквозь запах лекарств пробивался его запах — запах хвои в сосновом бору, куда никогда не заглядывает солнце, запах черники в сыром подлеске, и легкий аромат медуницы, нашедшей где-то солнечный луч.

— Так странно, — прошептала я, не вполне сознавая, что давно уже сама обнимаю его за спину, и отнюдь не жажду разрывать объятий, — ты весь такой урбанизированный, цивилизованный, до мозга костей городской житель… а пахнешь лесом.

— Ну, наверное, не слишком-то городской. Или не до конца урбанизированный, — даже не поднимая головы и не открывая глаз я почувствовала его улыбку.

— Не смейся.

— Я не смеюсь. Но знаешь, за сотни лет мой запах сравнивали с тысячью разных вещей. А про лес говоришь только ты. И, кстати, уже не впервые.

Я смущенно вжалась в его плечо, подозревая, что он имеет в виду Пахомовку. Что я там только ему не наговорила!

— Не надо, — его рука ласково лежала на моих волосах. — Мне приятно это слышать, правда. А хочешь… покажу тебе кое-то?

— Что покажешь?

— Воспоминание.

— Как это? — поднимаю голову и недоуменно смотрю ему в лицо.

— Это не сложно. Только если ты не будешь меня отталкивать. Так показать?

— Н-наверное. А что…

Он кладет палец мне на губы.

— Просто смотри мне в глаза и не закрывайся, и все получится. Знаешь, никогда не показывал этого людям. Никому… Это было давно, Лариса. Так давно, что сохранилось только в моей памяти…