Северная сторона сердца - Долорес Редондо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потрясенный Джонсон посмотрел на Амайю.
— Кувшин… — эхом повторил он.
— Осмотрев его, — заговорил другой врач, — мы увидели пять шрамов от старой травмы, напоминающих следы колото-режущего ранения, при этом УЗИ не показывает внутренних повреждений. Может, вы знаете, что с ним случилось?
Амайя посмотрела на Джонсона, который отрицательно покачал головой.
— Не знаю, но в последние дни он жаловался на боль в старом шраме.
— Это правда, — подтвердила Амайя, вспомнив эпизод с проповедником перед стриптиз-клубом на Бурбон-стрит. Она покосилась на Булла, который чуть заметно откинулся назад, опустив голову.
— Мы обратили внимание, — продолжал доктор, — на сходство отметин на теле вашего друга с отметинами у старика, который приехал с вами. Пять ран, вызванных сильным давлением. Углы острые, похожие на кончики морской звезды. Его подстрелили из электрошокера или что-то в этом роде?
Они не ответили.
— Вы пытались реанимировать старика?
— Сначала мы думали, что его застрелили… но, увидев странные следы на груди, решили не трогать, — пояснил Джонсон.
Доктор растерянно посмотрел на коллегу.
— Я думал, вы сделали что-то для его реанимации, это могло бы как-то объяснить его рассказ. Старик утверждает, что ему хотели вырвать сердце. Давление на грудь во время приступа было очень сильное, и он мог испытывать подобное чувство, когда вы пытались ему помочь… Нечто подобное я видел только однажды — когда осматривал ранения, полученные в результате выстрела в бронежилет. Однако вряд ли это имеет отношение к тому, что произошло сегодня с мистером Дюпри.
— Вы будете его оперировать? — спросил Джонсон.
— Нет, при медикаментозном лечении сердце само по себе возвращается к своей первоначальной форме. Но на это понадобится несколько дней, а то и недель. Дополнительные сложности связаны с ураганом. Сейчас больной находится под наблюдением; мы дали ему аспирин и диуретики, но он должен получать бета-блокаторы и АПФ. В больничной аптеке нужные лекарства закончились. При нормальных обстоятельствах мы обратились бы в любую другую больницу в городе. Я послал бы «скорую», и лекарства были бы здесь меньше чем через двадцать минут. Но сейчас отправить кого-то в другую больницу очень сложно, к тому же мы знаем, что и там не хватает лекарств.
— Тогда что вы собираетесь делать?
— Все, что в наших силах: наблюдение, полный покой, паллиативные средства от боли и прочее, пока все не уладится. Его сердцу требуются огромные усилия, чтобы качать кровь, а тут еще и сильная боль… Но вы можете помочь нам. — Он сделал паузу, глядя на них. — Когда мы сообщили вашему другу о его состоянии и нехватке лекарств, мистер Дюпри заявил, что желает покинуть больницу, и потребовал добровольную выписку.
— А это для него не опасно? — Джонсон нахмурился.
— Очень опасно, хотя восстановление обычно проходит без проблем. Если не лечиться и не прилагать усилий, состояние может осложниться, и это приведет к разрыву левого желудочка. Если такое произойдет, он мгновенно умрет.
— В таком случае не позволяйте ему покидать больницу, — сказал Булл.
Доктор пожал плечами.
— Если б обстоятельства складывались иначе, я попросил бы вас убедить его, но вы видите, что творится, — сказал он, оглядываясь. — Не хватает кроватей, носилок… Кардиомиопатия такоцубо — очень любопытная для врача патология, я хотел бы пронаблюдать его эволюцию, но обстоятельства критические. Нам пришлось отказаться от кондиционера, чтобы генератор поддерживал жизнеобеспечение, закончилось дизельное топливо. Поговаривают об эвакуации больницы. Я не буду держать здесь никого, кто желает уйти по своей воле. Постарайтесь убедить его.
— Мы можем его увидеть?
— Сейчас ему дают лекарства, зайдите чуть позже. И нам нужно ваше сотрудничество еще по одному делу. Неврологи и психиатры, которые наблюдают женщину, приехавшую вместе с вами, хотят задать несколько вопросов. Они буквально в шоке. Цирк уродов, — сказал он, примирительно глядя на Амайю.
Но лицо ее не смягчилось.
— Я остаюсь, — сказал Джонсон, жестом указывая на дверь за спиной, — а то мало ли что…
— Я пойду, — решительно сказал Булл, направляясь вслед за врачами.
— И я, — сказала Амайя.
— И я, — добавил Шарбу, бросив на нее выразительный взгляд.
* * *
— Где вы нашли эту женщину? — спросил один из врачей при их появлении.
Амайя изучала его лицо: оно выражало неподдельный интерес, но также и нездоровое возбуждение, вызванное количеством необычных явлений, с которыми он столкнулся в последние дни: ураган, разразившаяся в городе катастрофа, азартная охота на хищника по имени Композитор, чудовищность его преступления. Ее начинало утомлять это любопытство, вызванное явлением, которое другой врач назвал «цирком уродов». Доктор словно ждал новых экстравагантностей и явно считал их ответственными за то, что ему довелось лицезреть. Она нетерпеливо посмотрела в разбитое окно. Четвертый этаж спасал от воды, но не от сильной жары: некоторые окна разбил ураган, но остальные были закрыты, как и входные двери. «Возможно, — подумала Амайя, — это необходимо для безопасности пациентов с психическими расстройствами».
Молчание пора было прервать, а лица ее коллег, должно быть, не выражали должной уверенности, поэтому доктор опустил взгляд, будто о чем-то задумавшись, и продолжил:
— Я доктор Стоун, — представился он, — заведующий отделением неврологии. Доктор Маттеу — заведующий отделением психиатрии. — Он сделал шаг вперед и протянул руку, указывая на коллегу.
— Как чувствует себя пациентка? — спросил Булл.
Врачи переглянулись.
— Неплохо, учитывая обстоятельства. У нее очень тяжелый открытый перелом. К сожалению, наши операционные располагаются на первом этаже, который, как вы знаете, затоплен. Когда вода начала подниматься, все оборудование переместили на второй и третий этажи, но для операции там нет ни условий, ни подходящих помещений. Сейчас мы оперируем только в случае вопросов жизни и смерти. — Доктора снова переглянулись, прежде чем продолжить. — Итак, это вы привезли ее к нам. В отделении «Скорой помощи» упоминали о похищении. Мы также предполагаем, что ее удерживали насильно…
Амайя и Шарбу переглянулись, Булл устремил взгляд в пол.
— Вы, наверное, уже заметили, — продолжал доктор, — что, несмотря на тяжесть перелома, она не просто не жалуется: она не издает ни звука. Сначала мы думали, что это шок — некоторые пациенты так реагируют, увидев тяжесть своих травм. Но все гораздо серьезнее: у нее полная анальгезия. Отсутствие физических или нейронных признаков ощущения боли. Мы считаем, что это врожденное, может быть, даже наследственное состояние. Хорошо бы знать ее фамилию, чтобы найти родственников в реестре… Полная неспособность чувствовать боль даже при самых серьезных травмах — это редкое заболевание, им страдает один из миллиона.
Булл кивнул. Амайя и Шарбу смотрели в пол, не выражая удивления.
Врачи снова переглянулись.
— Мы вернули сломанные кости в нужное положение, сейчас нога обездвижена шиной. Также мы дали ей