Невеста императора - Елена Арсеньева

Все, что могла Сиверга с него взять, она уже взяла, и больше ему дать ей было нечего. Нечего!

Сова отвела взор, словно почуяла это невысказанное смущение, и князь Федор ощутил, как его отпустило, – даже дышать стало легче.

Она поняла. Она смирилась. Она прилетела проститься – и сейчас расстанется с ними навеки!

Сова медленно расправляла крылья, а взор ее теперь был направлен на Машу, и сердце князя Федора дрогнуло, когда Маша вдруг отстранилась от него, подползла на коленях к сове и близко-близко глянула ей в глаза.

Князь Федор прижал руки к груди, усмиряя себя, удерживая на месте. Ему было страшно за Машу, однако незримые вихри, носившиеся вокруг, убеждали, что его дело сейчас сторона, ибо он – мужчина, из-за коего скрестились взоры и сердца двух женщин, и даже если он выбрал одну, другой еще предстоит признать – или не признать свое поражение.

Он не мог ничего поделать: просто сидел и смотрел, как Маша вдруг сняла с пальца перстень – тот самый, последний подарок Александра Данилыча. Перстень был не сплошной, а с несомкнутыми, закругленными краями, годный для любого пальца, тонкого, толстого ли, а потому Маше очень просто удалось окольцевать лапку совы. Итак, свершилось и это прощание. Ни говорить, ни делать уже было нечего, и сова, расправив крылья, резко, бесшумно взмыла ввысь.

Князь Федор и Маша вскинули головы, провожая ее взглядами, но солнце вонзило свои лучи в алмаз, и струя света на мгновение ослепила их, а когда прошли невольные слезы, они уже не увидели совы.

А Сиверга еще долго видела их. Она поднималась все выше и выше, почти не шевеля широко распластанными крыльями, наслаждаясь теплыми вихревыми потоками, которые несли ее над рекой и, чудилось, будут вздымать непрестанно, до туч, до звезд, где живут небесные люди.

Прежде она ни разу не взмывала так высоко: боялась их гнева. Старые шаманы рассказывали, что за вторжение в их владения небесные люди лишали дерзких тудин их человеческого образа и навсегда оставляли птицей. Но Сиверге-то было нечего терять… уже нечего! Еще Око Земли под старой лиственницей предрекло ей, что она, обратившись мертвой Машею, не сможет более принять образ Сиверги, не станет ни девочкой в желтой рубахе из крапивного волокна, ни закутанной в сахи старухою, ни прекрасной женщиной в красном платье, обшитом множество гэйен – непрестанно поющих гэйен… Тудин не сможет перенести, если над ней будет камлать и петь свои песни православный шаман, призывающий на помощь единственного, самого могущественного бога. Сиверга знала все это прежде и все же совершила то, что совершила. Ради него, ради него!.. Да и потом, все равно – своей судьбы не изменишь!

От этой мысли ей стало еще легче, она взмыла еще выше и с этой неимоверной, почти предзвездной высоты взглянула вниз.

Земля, накрытая зелеными коврами, изукрашенная серебряными лентами, выгибалась своим крутым боком, и Сиверга увидела вдали побережье Ледяного моря и устья рек, питающих его волны, и корабли, лелеемые этими волнами. Какое сейчас все разное: синее, зеленое, желтое, черное. Но совсем скоро море затянут льды, землю укроют снега – белые-белые, сверкающие, словно этот драгоценный камень на лапке совы. Но это будет не скоро, а пока Сиверга видела далеко-далеко! Берега и острова имели самые причудливые очертания. Один полуостров был похож на чей-то острый нос. Другой – на огромного тигра с коротким толстым хвостом. Но это уже была совсем чужая земля, как и тот огромный, извилистый остров, куда стремился человек, к которому стремилось ее сердце…

Сиверга поглядела на узенькую ленточку Оби, по которой двигалась чуть приметная точка – карбас, и поклялась, что нагонит вслед ему попутные ветры удачи.

Было так хорошо здесь, в небесах, и звезды светили уже совсем близко, и небесные чертоги почти открылись ей… Но на земле она увидела еще кое-что и вспомнила, что месть ее еще не завершена – осталось немного, а потом она будет свободна от клятв, от страстей, от страданий и снова поймает над рекой ветер, который вознесет ее к небесам.

Ну а пока… Она сложила крылья и начала стремительно спускаться вниз, на крутой берег, где вожак-олень все еще бродил на погосте, где белела новыми, свежеоструганными стенами будущая церковь, и высокий человек шел по скользкой рыжей траве, то и дело оглядываясь на реку, сверкавшую в рассветных лучах.

Январь – март 1997 г.

Нижний Новгород

Примечания

1

Граница Санкт-Петербурга в 20-е годы XVIII в.

2

Похотливый, женолюбивый (устар.).

3

Старший в бурлацкой артели.

4

Прозвище Петра I во время его путешествия инкогнито.

5

Первая жена Петра I, заключенная в монастырь.

6

Анна Монс, фаворитка Петра.

7

Проволочки (устар.).

8

Соловей (татарск.).

9

Душенька (татарск.).

10

Римский император, известный своим человеколюбием.

11

Оговорить (старин.).

12

Ненасытному, жадному (старин.).

13

Рвань, поношенная одежда (старин.).

14

Лжец, пустослов (старин.).

15

Рукоять, чашка шпаги или рапиры.

16

Чревоугодие, обжорство (старин.).

17

Немножко… страстно… влюблен (фр.).

18

Страстно (фр.).

19

Портрету (старин.).

20

Непривычно (старин.).

21

Придворный маг и химик Екатерины Медичи.

22

Грамотей, книжник (старин.).

23

Лидер протестантов, одно время духовный наставник Генриха Наваррского; был убит Гизами в Варфоломеевскую ночь.

24

Фанатик, убивший Генриха IV по тайному приказу Марии Медичи.

25

Шутливое название свор, состоящих только из борзых собак, без гончих и ищеек.

26

Послушна поводьям (охотн.).

27

Каждому свое (лат.).

28

Вельмож (татарск.).

29

Жена критского царя Миноса, по преданию, слюбившаяся с быком и родившая от него чудовище Минотавра – полубыка, получеловека.

30

Чезаре Борджа подстроил убийство своего шурина, спасшего ему жизнь во время корриды.