Милая маленькая игрушка - Айви Торн

готовится к четвертому удару, и я задаюсь вопросом, сколько раз тело может выдержать такой электрический разряд, прежде чем внутренности превратятся в кашу. Полагаю, ответ — столько раз, сколько потребуется, когда альтернативой является смерть.

Прижавшись к своему окровавленному пальто, как к защитному одеялу, я молча умоляю Илью, желая, чтобы он услышал меня, вернулся ко мне. Настойчивый вой кардиомонитора прекращается, и я хмурюсь, гадая, решила ли технология объявить время смерти. Затем тихий сигнал объявляет о самом слабом ударе сердца.

— Вот и все, большой парень. — Говорит Энни, откладывая дефибриллятор в сторону. — Тебе пока не пора выписываться. — Она касается его запястья, чтобы отследить пульс, и ее глаза встречаются с глазами Ронни. — Он нитевидный. Нам нужно закончить его латать, пока он не потерял еще больше крови.

Ронни кивает, и они вместе поднимают его обратно на грудь. Кровь уже просочилась через несколько повязок, и свежая алая жидкость потемнела на его коже вокруг двух оставшихся открытых ран. Как один человек может выдержать все это и остаться в живых, я не понимаю. Но если кто-то достаточно силен, чтобы пережить это, так это Илья.

В этот момент мой разум возвращается к той ночи, когда я пришла к нему домой несколько недель назад, когда я обнаружила его кабинет в беспорядке. Одно единственное воспоминание выделяется для меня, наполняя меня сильными эмоциями, когда я вспоминаю, как рухнула на грудь Ильи в конце нашего первого оргазмического раунда грубого секса. В то время я была настолько потеряна в дымке собственной эйфории, что на самом деле не думала о том, насколько сильно бьется его сердце. Но сейчас это возвращается ко мне так ярко. Сильный гул жизни, наполняющий мое ухо, когда я наслаждался простой, но значимой связью.

Закрыв глаза, я крепко держусь за это воспоминание, желая, чтобы оно снова стало правдой. Посылаю Илье ту же жизненную силу.

Пожалуйста, Илья, просто живи…

И когда через несколько минут скорая помощь подъезжает к больнице, мой храбрый, импульсивный русский все еще цепляется за жизнь, кардиомонитор подтверждает это мягкими, успокаивающими сигналами. Я почти невидима, когда двери скорой помощи распахиваются, и Энни и Ронни выпрыгивают сзади с новообретенной срочностью, которая говорит мне, что Илья еще не выбрался из беды.

— Жертва огнестрельного ранения, множественные ранения спины. Он потерял много крови и была остановка по дороге, но мы смогли вернуть его к жизни, — Энни быстро стреляет в медсестер, которые выбегают им навстречу.

Как только Илью выгрузили, я слезаю со скамейки и, шатаясь, спускаюсь из машины скорой помощи, чтобы последовать за ним внутрь. Я так слаба, что едва могу стоять на своих двух ногах, но я не могу выпустить его из виду. Я боюсь, что если я это сделаю, то это будет последний раз, когда я его увижу. Они перекладывают его тело из каталки скорой помощи в более устойчивую, мягкую больничную.

— Везите его прямо в операционную. — Говорит медсестра в хирургическом халате, когда она берет на себя управление.

Несколько медсестер окружают каталку, пока она трясется через вестибюль больницы, направляясь к автоматическим двойным дверям.

— Мисс, мне нужно, чтобы вы остались здесь. — Говорит кто-то, сжимая мое плечо и останавливая меня.

— Но… — Я судорожно смотрю, как Илья исчезает за закрывающимися двойными дверями.

— Мне жаль, но вам туда нельзя. — Говорит медсестра, и я встречаю ее пристальный взгляд. — Он в надежных руках, — уверяет она меня. — Почему бы вам не зарегистрироваться? И нам нужно наложить вам швы как можно скорее.

Оцепенев от беспокойства и страха за жизнь Ильи, я киваю и позволяю ей вести меня к стойке регистрации. Моя рука автоматически поднимается к губам, когда я возвращаюсь к своей старой привычке грызть ногти. Но когда я замечаю темно-красные пятна на своей коже, я останавливаюсь. Я вся в них- это кровь Ильи. Я с удивлением смотрю на засохшую жидкость, покрывающую мои руки и предплечья, словно какая-то жуткая версия перчаток длиной до локтя.

Во мне поднимается отвращение, и я делаю резкий крюк к небольшой мусорке возле зала ожидания. К счастью, мы с Ильей сегодня не успели поесть, так что, когда мой желудок бурно выворачивается, ничего не выходит.

38

УИТНИ

Я привожу себя в порядок в больнице, пока жду, пока меня подлатают, и жду новостей об Илье. Мои пальцы дрожат, когда я стою перед раковиной в ванной, оттирая и оттирая кровь с ногтей, рук, предплечий, лица. Я вся в ней, и мне страшно думать, что то, что на мне надето, — это лишь малая часть крови, которую он потерял.

Когда я делаю все, что могу, чтобы удалить кровь с тела, я возвращаюсь в зал ожидания. И сижу, колени подпрыгивают, мысли в смятении. Хотя искушение не дает покоя, я не осмеливаюсь грызть ногти, потому что я покрасила их в такой же оттенок красного, как кровь, и каждый раз, когда я смотрю на них, у меня выворачивает живот. Не могу поверить, что только сегодня утром я занималась рутинными делами, чтобы не слишком беспокоиться о разговоре с Ильей.

Сейчас все это кажется таким нелепым. Моя неуверенность в себе, тревога, все это потраченное впустую время, когда я могла просто посмотреть своим эмоциям в лицо и что-то сказать. Теперь я бы отдала все, чтобы убедиться, что с Ильей все в порядке. Даже если это означало бы, что мы расстанемся, а не будем вместе. Чего бы это ни стоило. Потому что я бы предпочла знать, что он жив и счастлив, даже если я не могу быть с ним, чем увидеть проблеск счастья с ним, а потом его потерять.

— Уитни Карлсон? — Кричит медсестра немного позже и ведет меня в комнату, чтобы мне наложили швы.

— Все не так уж плохо. — Говорит она, прокалывая нежную кожу иглой. Быстро наступает покалывание. — Пять или шесть швов должны помочь. У вас может остаться шрам, но я сомневаюсь, что он будет слишком заметен.

Я молчу, пока она приступает к работе, и избегаю смотреть на ее прогресс, боясь, что вид крови снова вызовет у меня рвоту. Она