К своей звезде - Аркадий Пинчук

– А ты? – Шульгу уже просто заинтересовало, достойно ли вышел из положения его техник. Все-таки лучшим в эскадрилье считается. – Что ты ему ответил?

– А я так сказал: сами, товарищ майор, залезли и джунгли теории, сами и выбирайтесь. Ось вин и почав малюваты. – Свищенко, когда волновался, всякий раз переходил на родной украинский, хотя в спокойной обстановке мог говорить даже без акцента.

– Неужели сам допер? – Шульга не мог поверить, что Ефимов за два часа полета мог успеть проникнуть и такие теоретические тонкости.

– Залез наверх и сразу обнаружил регуляторы взмаха, – самодовольно подвел итог техник, будто в проницательности Ефимова была его личная заслуга. – Тут, говорит, разнесенные шарниры, и в этом весь фокус.

В понедельник, прибыв в эскадрилью, Шульга и первую очередь направился в профилакторий. Он подумал, что Ефимов еще спит, – часы показывали начало седьмого и только-только выбежали на зарядку солдаты; вчерашний ледок ритмично хрустел под подошвами тяжелых сапог. Без стука вошел в одноместную комнату, где распорядился поселить новичка, и приятно удивился: Ефимов, обложившись плакатами и книгами, что-то усердно записывал в рабочую тетрадь.

– Всерьез, что ли, решил стать вертолетчиком? – искренне удивился Шульга. – Неужели все это тебе интересно?

Ефимов выпрямился, улыбнулся.

– А почему бы и нет? Я летчик. Профессионал. Коль скоро назначен на вертолет, обязан знать его, как профессионал. Отличия от истребителя есть, но ведь тоже летательный аппарат. Если не будете торопить, теорию я вам сдам в полном объеме.

«А почему бы и не сделать из него отличного вертолетчика? – азартно подумал Шульга. – За полгода. И – на левое сиденье. Вот это будет рекорд». А вслух спросил:

– Сколько месяцев просишь?

– Ну, уж месяцев, – мягко возразил Ефимов. – За неделю, полагаю, управлюсь.

У Шульги было правило: с хвастунами много не разговаривать, а учить их, как учат в деревне котят – мордой об пол. Поэтому сразу потерял интерес к Ефимову и жестко сказал:

– Зачет в следующий понедельник. Провалишь – сроки сдачи назначу сам. – И вышел.

Решив, что имеет дело с человеком недостаточно серьезным, Шульга тут же выбросил его из памяти, тем более что работы в эти дни хватало – эскадрилья готовилась к весенней проверке, а план по налету трещал по всем швам. Нужен был «минимум», нужен был «сложняк», молодежь с надеждой прислушивалась к сводкам метео, но почти над всем континентом лениво распластался устойчивый антициклон. И ни одного прорыва, ни с Севера, ни с Атлантики. Днем – мороз и солнце, а ночью – луна и мороз. И единственное, что мог в этих условиях сделать командир, это полеты под шторкой. «С паршивой овцы – хоть шерсти клок».

Тем не менее в следующий понедельник он с утра собственноручно написал приказ о приеме теоретических экзаменов у майора Ефимова, не забыв в состав экзаменационной комиссии вписать собственную фамилию. Знает он своих сердобольных замов. Расчувствуются от умиления, разохаются, подсказывать начнут. Нет уж, голубчик, экзамен будет настоящий, как перед допуском в рай. Или – или.

Первым высказал удивление инженер эскадрильи. В приказе он значился председателем экзаменационной комиссии.

– Это авантюра, Игорь Олегович.

– А если человек рвется в бой?

– Он сам? Тогда это авантюра в квадрате.

Штурман эскадрильи только ухмыльнулся:

– Нахалам везет.

Инженер ТЭЧ досадливо крякнул:

– У меня работы, хоть на голове ходи, а я должен самодеятельностью заниматься.

Настроением комиссии Шульга должен был прямо-таки восхищаться – эффект будет феерическим. Но Шульга потому и был Шульгой, что в его крови жил неистребимый дух противоречия.

– А кто вам дал право обсуждать приказы?! – прикрикнул он. – Человек, может, ответственностью проникся, в строй хочет быстрее войти. А где хотенье, там и уменье. Чтобы мне без амбиции. Строго, честно, но по-товарищески. – И не удержался от шпильки перед расставанием. – Вам самим не помешает в учебники заглянуть. Стыдно будет, если ученик уличит в промашке. А он такой, этот Ефимов…

Стартовый командный пункт встретил Шульгу напряженной тишиной. Он стряхнул снег с воротника и замер над картой штурмана. Потрескивающий в динамиках эфир только усиливал томительное ощущение неизвестности и, как показалось отчего-то Шульге, не предвещал ничего хорошего. Да еще эта не прикрытая абажуром лампа над картой. Расчет СКП сегодня был подобран из самых опытных людей. Кроме его заместителя – руководителя полетов и штурмана, здесь сидел инженер эскадрильи – «круглый, як глечик», говорит про него Свищенко, и замполит. Скородумов не раз летал над горами Афганистана, и его совет мог в любую минуту пригодиться. Но Шульга тоже летал. И зримо представлял условия: узкий извилистый каньон, отвесная голая скала, едва различимый уступ, заросший ползучим кустарником. Аварийный вертолет зацепился за этот уступ от безвыходности положения. Это была последняя соломинка. И хватались они за нее в светлое время дня. Шлепнулись с ходу и весь фокус. Посадить же туда второй вертолет, даже днем – задача из области фантастики. А как это сделать ночью, Шульга даже представить не мог. Прикидывая и так и эдак, подлаживался и задом и боком, и маневр с просадкой примерял, и о зависании думал, и тут же все отвергал. Ночь. Искусственное освещение в горах искажает все расстояния, а там необходим ювелирный расчет. Ошибка в несколько метров может стать роковой. Там скалы, потоки воздуха крутит, как в подворотне, в любой миг можно получить непредсказуемый сюрприз: или качнет в сторону, или подбросит вверх, а то и в пустоту провалит. В общем, куда ни кинь, всюду клин.

На Скородумова Шульга не хотел смотреть. Комиссар сидел рядом с дежурным синоптиком и невидящими глазами смотрел на испещренную изобарами кальку. Под обветренной кожей щек все еще перекатывались налитые обидой желваки. Этот юный капитан никогда так смело и так упрямо не говорил с командиром, как сегодня. Нет, он не отрицал необходимости попытки выручить товарищей из беды. Это святой закон. Он категорически возражал против Ефимова.

– Надо послать такого, кто трезво оценит обстановку, – говорил он, – и если убедится, что возможность посадки исключена, вернется на точку. Ефимов скорее погибнет, чем пустым прилетит. И его гибель будет на вашей совести, Игорь Олегович.

Шульга ничего не мог возразить своему замполиту. И хотя в его словах звучала какая-то двусмысленность, по сути этот мальчишка был прав. Шульга подсознательно верил, что если там, в той ситуации, есть хоть один шанс из тысячи, использовать его может один-единственный летчик – Ефимов. Верил, хотя и понимал все возможные последствия.

Звякнул аппарат прямого провода, и все одновременно вздрогнули, зашелестели одеждами, задвигались. Руководитель полетов взял трубку, представился и, выслушав вопрос, ответил с едва уловимым упреком:

– Связи с экипажем нет. – И тут же передал трубку Шульге: – Генерал.

Шульга куснул от досады губы и чертыхнулся. Ему нечего было сказать генералу, нечем утешить, сам бы с радостью послушал утешения. Но генералы утешать не любят. Стружку снять, сделать вливание, продраить с наждачком – это в любой момент и в любых количествах.

– Я вижу, Шульга, – недовольно сказал генерал, – вы заняли позицию выжидания. Случай чрезвычайно сложный, но своей пассивностью вы усугубляете его. Раненых бойцов и терпящий бедствие экипаж мы обязаны эвакуировать во что бы то ни стало. На рассвете афганские товарищи высадят в этот район десантную роту.

– Если позволит погода, – вставил Шульга, прикрывая глаза от яркого света лампы.

– Вот именно, – подхватил генерал. – Идет буран, и к утру мы носа не высунем. Поэтому надо действовать, а не сидеть сложа руки. Десять минут вам. Доложите решение. – И повесил трубку.

– Вы можете колпак на лампочку надеть?! – прорычал Шульга неизвестно кому и, толкнув ногою тяжелую металлическую дверь, вышел наружу. «Через десять минут решение». Какое? Хоть пой, хоть плачь, хоть вплавь, хоть вскачь.

Под унтами тяжело заскрипел снег, а чистый морозный воздух сам хлынул в легкие. «Сидят там, как в парилке, – подумал о дежурной смене СКП, – а тут такая благодать, как весной». И сразу понял, что действительно потянуло сыростью, талым снегом, что это совсем не к добру, потому что где-то уже совсем близко обширный фронт влажной облачности. А это в сто раз хуже сухой метели – и мокрый снег тут, и обледенение, и даже грозовые разряды не исключаются.

Загнав кулаки в боковые карманы меховой куртки, Шульга даже не замечал, что ходит вокруг СКП по проторенной связистами тропинке. В некоторых местах на ней лежали желтые квадраты света, падающего из окон. Вдруг один из квадратов погас, и Шульга вскинул глаза. Так и есть – надели колпак на лампочку. И тут же созрело решение. Он посмотрел на часы – после разговора с генералом прошло девять минут.