Петербургская Коломна - Георгий Зуев

В начале 20-х годов у К.А. Сомова остро встал вопрос о заработке. На государственные заказы рассчитывать не приходилось. Музеи переполнились картинами из крупных частных собраний. Писать портреты по фотографиям он не умел, да и не хотел, старая клиентура частью эмигрировала, частью сама осталась без средств. Он много работал. Делал картину за картиной, но как-то вяло, без увлечения: «Такое чувство, что твое творчество никому не нужно, да и людей почти я не встречаю, для которых стоило бы работать. Если бы вы знали, кто меценаты! Картины покупают, как валюту, и ими спекулируют. А работать, однако, для себя очень трудно, надо быть очень самим собой довольным… Я впал в рутину, не ищу, не совершенствуюсь».

Семью выручает энергичная Анна Андреевна. Она имеет массу заказов, большинство из них требовалось выполнять спешно. Ее заказчиками теперь являются модные портные Петрограда, для которых она изготавливает отделку для дорогих платьев, изящные цветы и букеты для дамских шляп.

Непризнание старых художников продолжалось. Журнал «Вестник работников искусств» опубликовал статью «О художественном ликвидаторстве», где отмечалось, что «… в то время как рабочему классу надо преодолеть буржуазные формы искусства и буржуазную эстетику, ликвидаторы парализуют борьбу за пролетарское искусство… Социалистический строй не уничтожит, а создаст свой тип искусства». Руководящий профсоюзный деятель М.П. Томский выступил на V Всесоюзном съезде работников искусств с директивной речью. Используя весь богатейший спектр великого русского языка, он, в частности, сказал: «Союз работников искусств еще, оказывается, не втянул в активную жизнь артистическую и художественную среду. А в этом, оказывается, кроется большая опасность, ибо эта среда, будучи наиболее квалифицированной, отличается наибольшей инертностью, у этой среды остается психология известного аристократизма, и нужно вовлечь ее в союзную работу и переварить ее там…».

Художники Сомов, Добужинский, Бенуа, Лансере и многие другие деятели искусства с «психологией известного аристократизма» вовсе не желали куда-нибудь быть «втянутыми», тем более – «переваренными» в чем-либо. Они хотели просто творить, создавать шедевры, быть любимыми и почитаемыми публикой. А их хотели «вовлечь и переварить». Нет, это все было не для них – их коробило от руководящих политических команд и идеологизированного руководства искусством. Начал оформлять разрешительные документы на выезд из России один из лидеров «Мира искусства» – М.В. Добужинский. В его квартире разбросаны вещи, повсюду упаковочные ящики, сундуки, распахнутые чемоданы. Хозяин покидает свой петербургский дом, который он так любил и где ему так хорошо работалось, где каждого уголка коснулась рука художника. Впереди нелегкая жизнь в эмиграции и грусть по любимому городу.

Вскоре покинет Россию и лидер «Мира искусства», А.Н. Бенуа, заведовавший с 1919 года Картинной галереей Эрмитажа и сыгравший значительную роль в деле ее пополнения в послереволюционные годы. Под его руководством произвели перевеску картин, благодаря чему количество экспозиционных залов возросло с двадцати двух до сорока шести. Оставаясь до конца своей жизни патриотом России, давая отпор всем, кто распускал слухи о полном расхищении и уничтожении ее художественного наследства, Александр Николаевич, окунувшись в реальный быт и повседневные трудности того сурового времени, не выдержал испытаний и серьезно стал подумывать о переезде в Париж, где уже проживала его семья.

В 1921 году А.В. Луначарский по просьбе В.И. Ленина составил характеристики виднейших деятелей науки и искусства, оставшихся и работающих в Советской России. Пространный отзыв о А.Н. Бенуа, в частности, констатировал, что «…Бенуа с величайшим интересом следил за первыми шагами нового режима. Он был одним из первых крупных интеллигентов, сразу пришедших к нам на службу и работу». Однако вместе с тем нарком отмечал, что «жизненные невзгоды и другие обстоятельства вызвали в нем известное брюзжание, постепенно перешедшее даже в прямое недовольство… Думаю, что сейчас он другом советской власти не является, тем не менее он, как директор самой важной части Эрмитажа… приносит нам огромные услуги». Заканчивая свой отзыв, А.В. Луначарский сообщал В.И. Ленину, что петроградские руководители в последнее время делают шаги к улучшению его положения, что, вероятно, «разгладит морщины на его (Бенуа) эстетическом челе».

Однако разгладить морщины на «эстетическом челе» Бенуа не удалось. Материальные трудности сделали свое дело, и в 1926 году А.Н. Бенуа окончательно перебрался на постоянное местожительство в Париж. Во Франции – изобилие житейских благ, комфорт, семья. Но на родине остались «прерванные задачи всей жизни». «Вообще же, – писал он Ф.Ф. Нотгафту из столицы Франции, – сердце у меня продолжает разрываться между здешним и всем тем, что является делом жизни на родине. Нечего говорить, жить здесь удобнее, но туда меня тянет все то, что там осталось, и на первом месте – Эрмитаж».

Еще в 1922 году в московских художественных кругах зародилась идея организации выставки русских художников в Америке. Был сформирован президиум выставочного комитета в составе И.Э. Грабаря, И.И. Машкова, К.Ф. Юона, И.И. Трояновского и В.В. фон Мекка. Председателем комитета избрали Сергея Арсеньевича Виноградова, художника-пейзажиста, одного из основателей общества «Союз русских художников». Целью выставки было не только ознакомление американской публики с русским искусством, но и определенная финансовая поддержка художников. Предполагалась выгодная распродажа американцам представленных на вернисаже произведений искусства. Список участников выставки насчитывал около ста художников Москвы и Петрограда, каждый из которых мог представить для экспозиции и продажи 20 живописных и 20 графических работ. В приглашении, разосланном в июле 1923 года, говорилось, что «…желательно, чтобы художники дали на эту выставку не случайный очередной выставочный материал…, а произведения, представляющие его с самой лучшей стороны и тем самым верно отражающие лик художественной России».

Комитет выставки русского искусства в Америке. Второй ряд, слева направо: К.А. Сомов, И.Э. Грабарь. Фото 1924 г.

18 сентября 1923 года К.А. Сомов записал в дневнике: «…днем приходил Рылов, принес мне печатное приглашение на выставку в Америке. Дал мне мысль ехать туда. Вечером пошел к Кустодиеву на собрание по поводу этой выставки. Было несколько художников: Анна Петровна, Кругликова, Левицкий, Шиллинговский, которого я впервые увидел, Воинов, Митрохин. Все уговаривают меня ехать представителем от Петербурга. Я взволновался, Анюта еще больше, совсем расстроилась от этой мысли».

28 сентября прошло повторное собрание петроградских художников, на которое пришли только три человека: Всеволод Владимирович Воинов, Григорий Михайлович Бобровский и Константин Андреевич Сомов. Тем не менее Сомов назначается председателем, а Воинов секретарем выставочного комитета от петроградских художников. Начался отбор картин для экспозиции на американском вернисаже.

8 октября В.В. фон Мекк пришел к Сомову на Екатерингофский проспект и сообщил решение выставочного комитета. Константин Андреевич писал: «…моя судьба решилась: еду в Америку. Анюта страшно огорчена, плакала, и мне было больно и грустно… От волнения и бесконечных мыслей долго не мог заснуть».

Константин Андреевич в день своего отъезда не собирался покидать Россию навсегда. Поездка в Америку с выставкой его заинтересовала, но у художника оставались незавершенные планы работы в Петрограде, он намеревался обязательно реализовать их по возвращении домой. Однако тревожные предчувствия Анны Андреевны оказались вещими. Домой К.А. Сомов больше не вернулся. Но это еще впереди, а пока его Анюта помогала ему во всем. Вместе с сестрой Воинова переводила список картин на английский язык, укладывала отобранные работы в два упаковочных ящика, сопереживала брату, волновавшемуся по поводу задержки при оформлении заграничного паспорта. И вот наступил печальный день отъезда. Слова прощания, слезы, поцелуи и последний звонок к отправлению поезда, увозившего Константина Андреевича из России навсегда; навечно из родного города, дома, от близких и родных ему людей.

5 декабря 1923 года Анна Андреевна Михайлова получила письмо, отправленное Сомовым из Москвы: «Милая моя, дорогая Анюточка, доехал до Москвы совершенно благополучно… 6-го, т. е. завтра, во всяком случае, поедем четверо:

Я, Ив. Ив. (Трояновский), Виноградов и Захаров… Мекк уже больше месяца, как в Риге, и уже выхлопотал нам всем американские визы… Получил свой паспорт!!! Но я там выписан Самов. Но это все равно. Буду Самовым!»

Это было последнее письмо из пределов России, а затем из-за рубежа на Екатерингофский проспект пошли многочисленные подробные письма брата, оставшегося на чужбине, мятущегося, страдающего и тоскующего в разлуке со своей милой Анютой.