Ускоряющийся - Михаил Рашевский

«А может, она давно завербована ментами. Вот и интересуется, чтобы стучать», — хотел было сказать Дима, да не смог ввернуть эту фразу в монолог мамы. Впрочем, мама и так имела свою голову на плечах.

— Я даже подумала сегодня, а чего это она так тобой интересуется, не шпионит ли за тобой? Но вспомнила её историю… Ты вообще о ней много знаешь? У-у-у, дубина! Ладно, не буду тебя надолго задерживать, скажу только, что полицию она ненавидит люто: ППС-ники как-то заставили машину мужа развернуть поперёк дороги якобы для создания препятствия угонщикам, за которыми велась погоня. А те взяли — и не остановились. Врезались аккурат в машину её мужа. А там не только муж, — мама вновь захлюпала носом, — а и дочка их. В общем, ненавидит она их. И когда я её спросила, мол, контактом послужить, согласилась со всем удовольствием. Так что вот так. Номер есть? Ах да, откуда тебе… записывай… И чтобы не реже раза в день звонил. Светлана Ильинична, запомнил? Ну давай, сына. А свидимся — ухи тебе оторву! Так и знай.

Тут она положила трубку, а Дима тут же вошёл в ускорение и как мог путая следы, бросился в подворотни.

«Добрались! — билась в голове мысль. — Всё, амба!»

Теперь в каждой тени он видел мужчину в форменной одежде, а за каждым поворотом — засаду. Думал было разбить телефон, но вовремя опомнился. Выключил. Украл новый стартовый пакет какого-то левого оператора, быстро сменил «симку», настрочил смс-ку любимой, что теперь общаться по этому номеру будут и «подробности при встрече».

Через некоторое время благоразумие взяло над ним верх. Он вспомнил, что нынче многое может, на многое способен и в случае опасности сумеет сбежать от любого нормального человека и от любого человеческого прибора.

«Но место жительства придётся сменить, — размышлял он, уже сидя на лавочке и прихлёбывая воду. — Его могут выпытать у мамы, например. Выпытать??? Пусть только притронутся к маме! Всех, суки, покоцаю! Хоть пылинка с моих родных упадёт!..»

— Ты что творишь? — вдруг его думы прервали самым бесцеремонным образом: пребольно ущипнули за ягодицу.

Дима подпрыгнул от неожиданности, матюгнулся. Но тут же увидел обидчика: Инга рассерженной фурией стояла рядом с ним, уперев руки в бока.

— Любимая, я, — он потянулся к ней поцеловать, но та его осадила:

— Ты совсем сбрендил, раз в ускорении сидишь на одном месте? Тебя же видно!

Упс. А он и не заметил, как ускорился.

— Прости. Впредь буду осторожен, — и вновь потянулся к ней. Ему так не хватало её! Столько сразу плохого навалилось, хотелось поддержки, участия, а от кого её можно ждать больше всего? От любимого человека. Но Инга не настроена была на ласки. Оттолкнула его резким толчком в грудь, да так, что он сел с размаху на пятую точку опоры.

— Целуй своих поклонниц, которых на себе катаешь!

Вот так и тон разговора она задала!

— Любимая! Ну в самом деле! Это же такая мелочь! Это просто забавы.

— Я для тебя тоже мелочь? Тоже забава?! Поматросил — и бросил?

— С чего ты взяла, что…

Она его не слышала. Не слушала. Накрутила себя. Видно было, что злобы в ней скопилось больше, чем нужно. Обиды, страха, недопонимания. Мрачного всякого. Выход нужен, выпустить пар. Вот она и спускала пар. На нём. Когда Дима это увидел, то понял, как себя вести и чего в принципе ожидать от разговора. Он выставил перед собой руки в примиряющем жесте:

— Инга. Успокойся, хорошо? Ты никогда для меня не была забавой. Даже обидно от тебя это слышать.

— А мне, думаешь, не обидно? Не обидно видеть, как ты лижешься с какими-то подвыпившими шалавами, а потом садишь их к себе на закорки — и убегаешь чёрт-те куда. Что вы там делали, а? Что ты там с ней делал в ускоренном состоянии?

«Лижешься»? О чём она? Я же не один раз видео смотрел. Не целуемся мы там. Или… или это не первая съёмка того вечера?» — Дима от стыда взвыл.

— Да ничего мы не делали. Я даже не знаю, кто это. Просто тащил её на спине. А она сначала визжала от восторга, потом от страха, а потом её стошнило чуть ли не мне на спину! Я её приволок, извинился, а потом… ушёл?

— «Ушёл». Он ещё у меня спрашивает! — всё возмущалась Инга. — Лижется, трахается там с…

— Инга! Прошу тебя! — Диме уже начала надоедать её ревность. Как рассказывать про своих многочисленных бывших — так ничего, получается, а он и не упрекает ничем и не устраивает сцены ревности. А как тут «зажёг по пьяни» с кем-то левым, да и то — просто веселился, без всякого «этого» — так тут же воплей выше крыши. Его начала злить её ревность на пустом месте. — Разве я когда-нибудь давал тебе повод усомниться в моей любви к тебе?

— Сегодня! Когда вчера лизался с этой…

— Да не лизался я! А просто веселился. Веселился! Как ты веселилась всегда и везде где можешь с кем хочешь и можешь!

— Ага, я ждала, что ты станешь меня попрекать моими бывшими.

— Боже, да я не попрекаю! — ох и сложно говорить с бабой «на взводе». Словно по минному полю несёшься. Остановиться нельзя, но каждый шаг — угроза взрыва. — Я всего лишь провожу параллель. Когда человеку весело — он шалит. Когда ты веселишься, или любой другой ускоренный, то вытворяет всякое, что поможет компании быть «в нужном градусе» и дальше. Алкоголь снижает ответственность и самоконтроль, а я тогда — каюсь! — нажрался как свинья. Это тебе хорошо: ты девушка красивая и видная, тебе в любой стране, в любой компании найти соратников по шутихе легко. А я до недавнего времени — вспомни, вспомни, я же тебе фотки показывал, каким я был! — был изгоем. Одиночкой. Я никому никогда нафиг не нужен был. Это, знаешь ли, обидно. Я из-за этого, знаешь ли, чуть не помер. Дурной был, ага. Тебе не понять, как это классно, когда на тебя внимание обращают, как тебя просто не отталкивают, не гонят прочь!

Инга уже не пылала злостью, но стояла, непреклонная, сцепив руки на груди, закрывшись от Димы. Смотрела всё так же с укоризной, но теперь больше из упрямства.

— И может ничего бы и не было вчера, но вчера я сначала получил массу внимания от тех, кто меня пол жизни знал и в той вот, прежней жизни, в которой они меня знали — они меня презирали! Они мне этого внимания не давали, не давали того, чего я жуть как хотел. Из-за того, каким я был. Не принимали меня. А вчера приняли. Но я их — нет. Я их оттолкнул так же, как когда они — меня. Потому что внезапное внимание их — фальшивое. Потерял веру в людей, что ли. А в том кабаке совершенно чужая компания меня приняла как родного. Они меня не знали — а приняли. Дали внимание. Не фальшивое, живое. То, что я так хотел от одноклассников давным-давно. Я не знаю и не хочу знать, так же отнеслись бы они ко мне, будь я прежним забитым жирдяем, или нет. Не хочу знать! Главное то, что они приняли меня, и мне стало весело. И мы все веселились. Я им благодарен, но не более того.