Личный поверенный товарища Дзержинского - Олег Северюхин

— А что, давай, — сказал дед, — я их всех отправлю лет на десять-двадцать вперёд, избавятся от вас и жить будут ещё долго. А опыты над людьми ставить нехорошо, грех это большой и несмываемый, и наказание за это грех будет на этом свете, а не на том.

Глава 28

— Ты, старик, сегодня хочешь вывести меня из себя, — сказал зловеще Мюллер.

— А чё тебя из себя выводить? — дед Сашка уже готов был поругаться с генералом. — Ты уже давно не в себе, потому что будь ты в себе, то тебя давно бы уже вывели куда-нибудь да команду «фойер» скомандовали бы. Ты временами-то не забывай, что ты человек, а не слуга дьявола, уничтожающего творения Бога нашего.

Дед отвернулся в сторону, показывая, что больше он не хочет разговаривать.

Разговорить деда удалось только при помощи селянки, которую приготовила экономка, явно, по рецепту деда Сашки. Нехитрая еда, состоящая из молока, взбитых яиц и сливочного масла для поджаривания на сковороде. Пища здоровая при любых заболеваниях, поддерживающая организм в тонусе и от которой люди не жиреют.

Мы немного перекусили с кофе, потому что Мюллер готовился на доклад Гиммлеру о мерах по обеспечению безопасности возможной встречи лидеров воюющих стран.

— Герр Александер, а возможно ваш экстракт получить в сухом виде в виде порошка или таблетки? — спросил Мюллер.

— В виде таблетки? — повторил вопросительно дед Сашка. — В виде таблетки? Так ведь если одну капельку высушить, то её даже в мелкоскоп не увидишь, а если даже десять капель высушить, то только разве, что на бумажке какой. Потом, если эту бумажку скушать, то неизвестно какой результат в итоге получится. Может, попадёшь в то время, в какое ещё нога человека не ступала. Но попробовать стоит, да ведь только срок-то годности от спирта зависит, весь спирт высохнет и настойка уже не настойка. Попробуем, поэкспериментируем.

Деду Сашке понравилось слово экспериментировать. Всё-таки, сильна в русских людях жилка к разным экспериментам. Если бы их не запрещали раньше, то кто его знает, что бы у нас получилось. А потом, когда эксперименты разрешат, то мужик наш экспериментировать не будет, скажут, что начальство специально заставляет экспериментировать, чтобы потом за это по мордасам надавать.

— Герр Александер, — спросил Мюллер, — а почему вы при помощи своего экстракта не хотите освободить себя от нашего присутствия, ведь по всем показателям вы сотрудничаете с врагом?

— Если я уйду от вас, — степенно сказал дед, — то получится, что для всех я умер и мои родственники меня не примут, если я приду к ним через какое-то время и скажу, что это я. А где я был? Кто мне поверит? Да и когда человек ходит по тем временам, он меняется совершенно. Он становится другим, примерно таким же, каким его создал Господь. В нём просыпается чувство совести за всё то неправое, что он совершил. Для всех современников он умрёт, а для нововременников он нарождается заново. Вы когда смотрели вперёд, не чувствовали, что вы мыслите совершенно по-другому, по-новому, хотя старое давало о себе знать? А всё потому, что вы ещё не народились, вы были в чреве времени и ещё не вышли наружу, через день-другой человек становится новым, а не сразу. Я человек этого времени и жить буду в этом времени. Моя совесть чистая и мне её бояться нечего.

— А вы знаете, что такое совесть, герр Александер? — с иронией спросил Мюллер.

— По-учёному сказать вряд ли смогу,? задумался дед Сашка. — Только вот совесть у каждого человека бывает разная. И зависит она от того, насколько человек понимает, что является хорошим, а что плохим. Способен ли этот человек заставить себя делать только хорошее, и как он оценивает свою жизнь, и всё, что он делает. Как он корит себя за то, что сделал не то, что является хорошим, и какую ответственность он готов нести за то, что сделал. Вот поэтому и говорят про одних, что совесть его мучает, а другой совершенно спокоен, потому что у него совести нет. Так вот, там, впереди, у любого человека совесть просыпается и горе тому, чья совесть спала в наше время.

Дед Сашка, что-то ещё шевелил губами, а потом замолчал, углубившись во что-то своё.

— Страшный старик, — сказал Мюллер, когда мы вышли из дома, — что будет с нами, если у нас у всех пробудится совесть, если совесть пробудится и у Сталина с его наркомами? Будет такой хаос, по сравнению с которым революции и гражданские войны покажутся цветочками. Поедете со мной, рейхсфюрер хотел посмотреть на вас.

— Он в курсе деда Сашки? — спросил я.

— В курсе, — ответил шеф, — только видите, предсказания герра Александера сбываются, а реакции никакой нет. Как бы не стало поздно выслушивать его предсказания. А нам с нашими видениями в эти дела влезать совершенно нельзя.

Совещания у рейхсфюрера не были похожи на те форумы, которые начали проводиться в России, начиная с 1917 года, с обязательными столами, покрытыми разноцветными скатертями, графинами для воды и прочими атрибутами партийный мероприятий.

В РСХА совещания проводились по конкретным вопросам с приглашением только задействованных в деле лиц. И на совещании, на котором мы присутствовали с Мюллером, было всего шесть человек. Не было ни одного человека, который бы в душе матерился и говорил про себя:

— Какого, извините за выражение рожна, я сижу здесь для количества, а у меня горит срочная работа.

Гиммлер поздоровался с каждым и внимательно взглянул на меня.

— Поздравляю, оберштурмбанфюрер, — сказал он.

— Благодарю вас, рейхсфюрер, — ответил я.

И всё. Сразу начались доклады о готовности и задействованных силах. Десять минут. Отданы распоряжения о подготовке общего плана под руководством начальника гестапо и все вышли. Остался Мюллер. Был всего две минуты.

— Решение принято, — сказал Мюллер, — как вы будете вызывать связного?

Я рассказал обусловленный механизм передачи сообщения о готовности к встрече.

— Если вы не будете против, коллега Казен, — с ехидцей улыбнулся Мюллер, — то мы проследим канал передачи данного сообщения, так как он принадлежит нашему врагу. Публикуйте приглашение к тёте Марте.

Глава 29

Проследить канал доставки конфиденциальных сообщений Мюллеру не удалось. Через три дня с советской стороны фронт перешёл сотрудник НКВД с полномочиями по организации встречи. Ещё через сутки в сопровождении фронтового гестапо он был в Берлине.

Создавалась парадоксальная ситуация. С советской стороны вопросами встречи двух Верховных главнокомандующих занимался лейтенант госбезопасности со шпалой в петлице, что соответствовало пехотному капитану. С немецкой стороны — весь цвет нации.