Приключения Перигрина Пикля - Тобайас Смоллет

Однажды меня изувечил возчик, с которым я повздорил, потому что он надо мной издевался; череп мой был рассечен ножом мясника при подобных же обстоятельствах. Меня пять раз протыкали насквозь шпагой, а пистолетная пуля лишила меня кончика левого уха. После одного из таких поединков, когда мой противник упал мертвым, у меня хватило ума бежать во Францию; а через несколько дней по прибытии моем в Париж я завязал беседу с какими-то офицерами о политике, и когда разгорелся спор, я вышел из терпенья и столь неуважительно отозвался о grand monarque {О великом монархе (франц.).}, что на следующее утро был посажен в Бастилию в силу lettre de cachet. Там я провел несколько месяцев, лишенный всякого общения с разумными существами, обстоятельство, не вызывавшее у меня сожалений, ибо тем больше оставалось времени для обдумывания способов отомстить тирану, который заключил меня в тюрьму, и негодяю, который донес о том, что было мною сказано в частной беседе. Но устав, наконец, от этих бесплодных размышлений, я поневоле отвлекся от мрачных своих мыслей и завязал знакомство с прилежными пауками, которые развесили в моей темнице свои искусные плетения.

Я следил за их работой с таким вниманием, что вскоре постиг тайну тканья и обогатился многими полезными наблюдениями и соображениями об этом искусстве, из коих составится весьма любопытный трактат, который я намерен завещать Королевскому обществу на благо нашей шерстяной мануфактуры, с целью скорее увековечить свое имя, чем оказать услугу родине. Ибо, слава богу, я отучился от всех подобных привязанностей и смотрю на себя как на человека, мало чем обязанного какому бы то ни было обществу. Хотя я пользовался неограниченной властью над этим длинноногим народом и присуждал награды и наказания каждому по заслугам его, однако мне начало надоедать мое положение; и однажды, когда природные мои наклонности одержали верх, подобно огню, которому долго не давали разгореться, я обратил свое негодование против моих ни в чем неповинных подданных и в одно мгновение уничтожил весь их род. Когда я занимался этим всеобщим избиением, тюремщик, приносивший мне пищу, открыл дверь и, видя меня в припадке бешенства, пожал плечами, оставил полагавшуюся мне еду и вышел, говоря: "Le pauvre diable! La tete lui tourne" {Бедняга! Он рехнулся (франц.).}. Как только утих мой гнев, я решил использовать эту догадку тюремного сторожа и с того дня начал притворяться сумасшедшим с таким успехом, что не прошло и трех месяцев, как меня выпустили из Бастилии и сослали на галеры, где, по их предположениям, мои телесные силы могли сослужить службу, хотя умственные способности и были расстроены. Прежде чем меня приковать цепью к веслу, мне дали в виде приветствия триста ударов бичом, чтобы сделать более покладистым, хотя я использовал все имевшиеся в моем распоряжении доводы с целью доказать, что сумасшедшим я бываю только при северо-западном ветре, а когда ветер южный, голова у меня на плечах.

Во время второго плавания, на наше счастье, нас настигла буря, и рабов расковали, чтобы они могли с большею пользою способствовать сохранению галеры и, в случае кораблекрушения, позаботиться о спасении своей жизни. Как только нас освободили, мы, завладев судном, ограбили офицеров и посадили судно на мель среди скал португальского побережья; отсюда я поспешил в Лиссабон с целью устроиться на каком-нибудь корабле, направляющемся в Англию, где, как я надеялся, дуэль моя была к тому времени забыта.

Но прежде чем был осуществлен этот план, мой злой гений завлек меня в одну компанию; и, будучи пьян, я начал излагать доктрины, касавшиеся религии, которыми кое-кто из присутствовавших был возмущен и рассержен; а на следующий день меня подняли с кровати слуги инквизиции и препроводили в тюрьму, принадлежащую этому трибуналу.

При первом допросе гнев мой был достаточно силен, чтобы поддерживать меня во время пытки, которую я вынес бестрепетно; но решимость моя ослабела, а пыл остыл немедленно, когда я узнал от товарища по тюрьме, стонавшего за перегородкой, что в скором времени предстоит auto da fe {Акт веры (португальск.) - сожжение еретика на костре.}, вследствие чего я, по всей вероятности, буду приговорен к сожжению, если не отрекусь от своих еретических заблуждений и не подчинюсь той эпитимии, которую церковь признает нужным на меня наложить. Этот несчастный был обвинен в юдаизме, который благодаря попустительству втайне исповедовал в течение многих лет, пока не нажил состояния, привлекшего внимание церкви. Это и послужило причиной его гибели, и теперь он готовился к костру, тогда как я, отнюдь не покушаясь на венец мученика, решил уступить. Итак, когда меня вторично привели на допрос, я произнес торжественное отречение. Так как никакие мирские богатства не препятствовали моему спасению, я был принят в лоно церкви и в качестве эпитимии получил приказание идти босиком в Рим в одежде паломника.

Во время моих странствований по Испании я был задержан как шпион, покуда не добился охранной грамоты от лиссабонской инквизиции и показал такую решительность и осторожность, что после моего освобождения меня сочли подходящим человеком для занятия места тайного осведомителя при одном дворе. Принять эту должность я согласился без малейших колебаний и, получив деньги и доверительные грамоты, перевалил через Пиренеи, намереваясь отомстить испанцам за те строгости, какие испытал на себе во время заключения.

Посему, совершенно изменив свою внешность с помощью другого костюма и большого куска пластыря, закрывавшего один глаз, я нанял экипаж и появился в Болонье, выдавая себя за странствующего врача. На этом поприще я более или менее преуспевал до тех пор, пока мои слуги не скрылись ночью вместе с моим багажом, оставив меня в положении Адама. Короче говоря, я избороздил большую часть Европы как нищий паломник, священник, солдат, игрок и лекарь-шарлатан, изведал, что значит великая нужда и великое богатство, а также беспощадность судьбы со всеми ее превратностями. Я узнал, что представители рода человеческого повсюду одинаковы, что здравый смысл и честность встречаешь неизмеримо реже, чем безумие и порок, и что жизнь в лучшем случае не имеет никакой цены.

Претерпев бесчисленные трудности, опасности и унижения, я вернулся в Лондон, где в продолжение нескольких лет жил на чердаке и добывал себе ничтожное пропитание, разъезжая по улицам на пегой лошади и продавая слабительные средства; при этом я имел обыкновение обращаться с речью к черни на ломаном английском языке, притворяясь, будто я врач из Верхней Германии.

Наконец, умер мой дядя, после смерти которого я унаследовал состояние, приносившее триста фунтов годового дохода, хотя при жизни он не расстался бы и с шестью пенсами, чтобы спасти мою душу и тело от погибели.

Теперь я появляюсь в свете не в качестве члена общества и не в качестве так называемого социального животного, но только как зритель, который забавляется гримасами паяца и услаждает свой сплин, созерцая ссоры своих врагов. С целью предаваться этой склонности без всяких помех, опасностей и необходимости принимать участие в беседе я притворяюсь глухим - уловка, благодаря которой я не только избегаю всех распрей с их последствиями, но и держу в своих руках тысячу маленьких секретов, о которых ежедневно шепчутся в моем присутствии, не подозревая, что их подслушивают. Вы видели, как я обошелся в тот день с этим жалким политиком у миледи Плозебл. Тот же метод я применяю к сумасшедшим тори, к фанатикам-вигам, к кислым высокомерным педантам, раздражительным критикам, хвастливым трусам, пресмыкающимся ничтожествам, наглым сводникам, лукавым шулерам и всем прочим разновидностям негодяев и глупцов, которыми изобилует королевство.

Благодаря своему общественному положению и репутации я имею свободный доступ ко многим леди, среди коих заслужил прозвище "скандальная хроника". Покуда я не нарушаю молчания меня считают не чем иным, как скамеечкой для ног или креслом, и леди в моем присутствии беседуют, забывая о всякой сдержанности, и услаждают мой слух удивительными сообщениями, которые - буде я захочу доставить миру это удовольствие - явили бы любопытный образчик секретных историй и дали бы совершенно иное представление о людях, резко отличное от общепринятого.

Теперь вы можете убедиться, молодой джентльмен, что в моей власти стать неоценимым сообщником и что в ваших интересах - заслужить мое доверие".

Тут мизантроп оборвал свою речь, желая ознакомиться с мнением нашего героя, который согласился на этот союз с величайшим восторгом и удивлением; и как только договор был заключен, мистер Крэбтри начал исполнять, его условия, сообщая тысячу восхитительных секретов, обладание коими сулило Перигрину бесчисленные удовольствия и наслаждения. С помощью такого союзника, в котором он видел кольцо Гигеса, Перигрин предвкушал возможность проникнуть не только в спальни, но даже в сокровенные мысли представительниц женского пола. С целью отвратить подозрения они условились поносить друг друга на людях и являться тайком на место свидания, чтобы делиться своими открытиями и договариваться относительно дальнейшего образа действий.