Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание - Александр Шевцов (Андреев

«В противоположность идеализму, утверждающему, что реально существует лишь наше сознание, что материальный мир, бытие и природа существуют лишь в нашем сознании, в наших ощущениях, представлениях, понятиях, — марксистский философский материализм исходит из того, что материя, природа, бытие представляют объективную реальность, существующую вне и независимо от сознания, что материя первична, так как она является источником ощущений, представлений, сознания, а сознание вторично, производно, так как оно является отображением материи, достигшей в своем развитии высокой степени совершенства, а именно — продукт мозга, а мозг — орган мышления, что нельзя поэтому отделять мышление от материи, не желая впасть в грубую ошибку (Сталин)» (Там же).

Приведя эту цитату, авторы статьи об основном вопросе философии затем заявляют: «Это определение впервые в истории философии дало строго научный и неопровержимый критерий, позволяющий различать материалистическую философию от любой разновидности философского идеализма, какими бы ухищрениями последний ни пользовался для прикрытия своей сущности» (Там же).

Определение, конечно, не именно Сталинское, а общее, марксистское. Но это не важно. Важно предостережение, точнее угроза всем, кто собирается идеалистически ухищряться. А как философу говорить об образах или идеях, не ощущая, что он встал на зыбкую почву, — ведь его запросто могут заподозрить в Платонизме. А чем это отличается от Идеализма?..

И все же потребность в развитии, да и необходимость создавать новые идеи заставили множество ученых той поры — философов и психологов — говорить о том, что сознание не отражает, а отображает действительность. Это была очень естественная замена, поскольку слово отражение хорошо звучит в формуле, но на деле бессмысленно. Отображение же позволяет понимать, о чем говоришь. Кстати, если вы заметили, сам Сталин использовал в «золотой формуле» именно его.

Но как еще можно отображать, как не в образах?

Не знаю точно, но подозреваю, что первыми об этом заговорили психологи. Не вообще об образах, конечно, а об образах, как о некой материи, в которой и производится марксистское отражение.

Впрочем, понимание образности сознания нельзя считать заслугой советской Науки. Об этом слишком много говорили до них и помимо них. И я рассказываю об этом лишь для того, чтобы картина была полной. Поэтому заглянем в самый конец советской эпохи. В «Философском словаре от А до Я» 1986 года есть такие слова:

«Именно потому, что человек относится к объектам с пониманием, со знанием, способ его отношения к миру и называется сознанием. Без понимания, без знания, которое несет с собой общественно-историческая предметная деятельность и человеческая речь, нет и сознания.

Любой чувственный образ предмета, любое ощущение или представление, поскольку являются частью сознания, постольку они обладают определенными значением и смыслом».

Как кажется, это то же самое, что было и в главных определениях, разве что с использованием слова «образ». Но это только на первый взгляд. На самом деле это скрытое отхождение от догмы, своего рода саморазрушение Диамата. Я не говорю о бессмысленном звучании определения: сознание есть отношение с сознанием. Нет, гораздо важнее попытка определить сознание как понимание. И это сразу отсекает огромное количество проявлений сознания, потому что превращает сознание в сознательность и в способность сознавать. Дикое определение сознания через сознание в таком случае становится вот таким: Сознание есть способность человека осознавать то, на что направлено его внимание. Внимание здесь у меня появляется как замена непонятного слова «объекты». Раз мы «относимся к объектам с пониманием и сознанием», то что мы при этом делаем? Направляем внимание. Это безусловно.

Объекты не нужны в этом определении, точнее, они нужны лишь как описание условий, в которых производится исследование сознания. Мы как бы говорим себе: а вот если сознание направлено на какие-то объекты, скажем, человек относится к ним с пониманием, с сознанием, как сказал бы наш бытовой язык, то как можно описать само сознание и его состояние? И это получается мысленный эксперимент по наблюдению сознания через объекты, к которым имеется отношение.

И что показывают нам объекты с отношением? Что сознание может быть на них как-то направлено, это ощущается именно как сознательное отношение.

При этом сознание явно создает чувственные образы этих «объектов», и они «обладают определенным значением и смыслом». Но верно ли утверждать, что все такие образы наделяются значением и смыслом только потому, что «являются частью сознания»?

Думаю, тут составители Словаря затронули слишком сложный вопрос, который не решался их средствами. Ведь мы не знаем, что они понимают под значением и смыслом. Скорее всего, для них это что-то такое же крупное, как и «идея», если производить ее от идейности. Обладает ли обычный человек идеями? Если речь идет об идейности, то возможно, и не обладает. Живет себе по привычке, влачит существование. А если идеи — это образы? Тогда, конечно, он идеями обладает.

Вот так же и со смыслом и значением. Если это что-то подобное идейности, то можно сказать, что часть образов нашего сознания обладает ими, а часть — нет. К примеру, человек находится в полуобморочном состоянии. Его привезли в больницу. Он лежит с открытыми глазами, все видит, но толком не осознает окружающего, потому что оно не имеет для него никакого значения, главное — выжить. И все же, выздоровев, он помнит стены и койки приемного покоя.

Это значит, что сознание образы окружающего мира творит независимо от того, придает ли им значение сам человек. И в таком случае, авторы определения не правы. Они видят сознание как «высший уровень отражения, свойственный лишь историческому существу», и понимают под значением и смыслом лишь нечто такое же «общественно важное».

Но если забыть о привязанности Диамата к большим масштабам и поглядеть на их слова с точки зрения биологического выживания, то значимым и наполненным смыслом оказывается любой образ сознания, потому что сама его способность создавать образы внешнего мира развивается из необходимости в этом мире выжить. А это значимо. Или же я совсем не понимаю, что такое значимость.

Но при таком подходе определение Диамата опять разваливается, потому что при нем надо особо оговаривать, что такое смысл и значение. И станет ясно, что эти философы говорят не о человеке и не о значимом для него, а о рычагах воздействия на человека, о том значимом, что надо внедрить в его сознание или же нащупать там, затем сделать это смыслом его жизни и использовать для управления. Поскольку эту задачу надо скрывать, — хорошо получается только тайное управление, — то и определения Диамата оказываются невнятными из-за недоговоренностей. Вот такие сложности были при работе с классическим Диаматом. Но, может быть, он стал яснее после падения Коммунизма, когда спала угроза наказаний?

Глава 3. Новорусский Диамат

Не стоит полагать, что после падения марксистского правления в России ушел и Диалектический материализм. Конечно, на обложках учебников эти слова больше не ставятся, а стоит что-то вроде «Основ философии» или просто «Философия». Какая? Чаще всего далее поясняется: утвержденная государственным стандартом на высшее образование. Это уже признак. Но гораздо более существенным является само содержание этих учебников. И тут есть безошибочный способ определить, какую именно философию вы держите в руках.

Ищите главное определение, а им для Диалектического материализма было определение Основного вопроса философии, поскольку именно по этой линии был разделен на два лагеря весь мир. Это даже не определение, а линия траншей, по одну сторону которой наши, а по другую враги. Причем, материалисты обязательно сознательные, а идеалисты могут и не знать, что они записаны во врагов. Да и Материализм в новорусское время стал скрытым, а значит, вы не во всех новых изданиях Диамата найдете определенно заявленную позицию, и даже сами слова об основном вопросе могут отсутствовать. Тогда ищите определение сознания. И если про него сказано, что оно — форма отражения, перед вами Диамат.

Конечно, это другой Диамат — потерявший самоуверенность и хамство. Поумневший и учащийся думать. И самое главное, за что теперь ему можно все простить, — стремящийся сохранить то лучшее, что было найдено за время социализма. А ведь это была целая огромная эпоха, вобравшая в себя усилия и жизни многих людей. Желание не утерять находки вызывают сочувствие. Но история справедлива. Диамат получил сейчас то же самое, что и проделал когда-то с русской философией. Чего же обижаться?!