Эвервилль - Клайв Баркер

Справа от Фебы из трещины, через которую она прошла, лился свет — день на той стороне был ярким и теплым, а здесь все тонуло в багровом сумраке. Слева от Фебы в тумане плескалось море. Прямо перед ней лежал берег, и на нем сидело множество птиц, отдаленно напоминавших бакланов. Самые крупные достигали двух футов, перья у них были блестящие, будто смазанные жиром, и крапчатые, головы — крошечные, почти у всех лысые, а у некоторых с зелеными хохолками. Фебу отделяло от них расстояние в три шага, но птицы не проявляли к ней ни малейшего интереса. Феба задрожала от холода и невольно бросила взгляд назад. Может, стоило вернуться и одеться потеплее? В таком платье она здесь скоро замерзнет.

Но мысль эта мелькнула и исчезла. Потом Феба заметила девочку из свиты Посвященного: она стояла на той стороне и смотрела в ее сторону. Феба вспомнила все пережитое и содрогнулась от ужаса. Лучше терпеть холод, чем висеть на кресте, подумала она и поспешила к берегу, не дожидаясь, когда девочка позовет кого-то из взрослых. Туман у нее за спиной с каждым шагом густел, скрывая из виду порог и, как надеялась Феба, ее саму.

У воды, где волны бились о камни, поднимая снопы брызг, оказалось еще холоднее. Зато туман здесь не был плотным, и Феба увидела мерцавшие вдали огни, контуры крыш и башен. Слава богу, подумала Феба, все-таки цивилизация. Без раздумий направилась она в ту сторону, стараясь держаться берега, чтобы не заблудиться во мгле. Но вскоре туман поре дел, а минут через пять исчез совсем, и Феба смогла целиком увидеть берег. Картина открылась не слишком утешительная. Городские огни нисколько не приблизились, а на берегу — высоком и каменистом, уступами поднимавшемся от полосы гальки, — и в море было по-прежнему темно. Только в небе мерцал какой-то свет, но и он не придавал бодрости, переливаясь двумя оттенками: стальным и багровым, как свежий синяк. Ни луны, ни звезд, и только островки снега под ногами поблескивали отраженным сиянием, будто позаимствованным у небес. Птиц стало меньше, они кое-где сидели группками, как; солдаты в отсутствие командира, — отдыха ли, но оставались настороже. Некоторые отделились от стаи и ловили на отмелях рыбу. Добыча давалась им легко, мелкая рыба кишела в этих водах, и хребты волн серебрились от чешуи, так что птицы всякий раз выныривали из волн с добычей, бившейся в их клювах, и Феба изумлялась, как им удается не поперхнуться.

Глядя на них, Феба поняла, что она голодна. После того как они с Теслой позавтракали на дорожку, прошло часов шесть. За это время она бы уже пару раз перекусила и успела пообедать, даже если бы села на диету. А сегодня она лазала по горам, видела распятых людей и пролезла в другой мир. Есть от чего проголодаться.

Мимо нее прошлепала к воде в поисках пропитания очередная птица. Феба проводила ее взглядом и вдруг увидела в двух шагах от себя место, откуда та снялась. Неужели там осталось яйцо, лежавшее среди камней? Феба быстро подошла и взяла. Это и впрямь оказалось яйцо, раза в два больше куриного, в еле заметную сероватую полоску. Мысль о том, что придется есть его сырым, была неприятной, но голод под ступал все сильнее. Феба разбила яйцо и попробовала содержимое. Она ожидала такого вкуса: почти мясной. Феба съела яйцо и хотела поискать другое, но вдруг услышала яростный крик. К ней спешила разгневанная птица-мать, вытянув шею и распушив перья.

Феба не стала просить прощения.

— Кыш, птичка! — скомандовала она. — Давай, давай! Кыш!

Не тут-то было. Птица заверещала, отчего проснулись и подняли шум ее сородичи, вытянула шею и постаралась ущипнуть Фебу за ногу, что в конце концов ей удалось. Щипок был болезненный. Вскрикнув, Феба отпрыгнула в сторону и постаралась отогнать ее, отбросив всякую вежливость.

— Да катись ты на фиг! — закричала она. — Зараза!

Отступая, она взглянула себе на голень, не остался ли синяк, и тут каблук поехал на скользком от снега камне. Она упала второй раз за последние полчаса; хорошо еще, что задница у нее мягкая. Тем не менее говорить, что все обошлось, было преждевременно, ибо не только разгневанная мать, но и все птицы поблизости видели, как упала Феба. Они насту пали со всех сторон — двадцать или тридцать тварей — и пронзительно верещали.

Это было совсем не забавно. Нелепо, но Феба действительно влипла. Птицы и впрямь могли ее заклевать. Феба за кричала в надежде отогнать их хоть на минуту, пока встанет на ноги. Дважды ей это почти удалось, но оба раза каблуки скользили по камням. Три первые птицы уже подобрались к ней, три клюва ударили в руку, в спину и в плечо.

Феба замолотила руками и несколько раз попала в цель, но птиц было слишком много. Рано или поздно какой-нибудь клюв попадет в артерию или в глаз. Нужно поднимать ся, и побыстрее.

Защищая лицо, она встала на колени. Маленькие птичьи головки все же сообразили, куда лучше ударить, и принялись долбить ее спину и ноги.

Вдруг раздался выстрел. За ним второй, третий, и на левую руку упали горячие брызги. В птичьих воплях послышался страх, и Феба, отняв руки от лица, увидела, что птичье войско в беспорядке сдает позиции, погибшие тела лежат на земле — не просто мертвые, а буквально разорванные на клочки. Одна «птичка» утратила голову, другая осталась без крыла, третья — та самая, чья кровь оросила руку Фебы, — все еще билась невдалеке, а в брюхе у нее была дырка размером с кулак.

Феба оглянулась в поисках того, кто это сделал.

— Я здесь, — произнес приятный голос, и впереди, в не скольких шагах перед собой, она увидела человека в меховом пальто и шапке, похожей на колпак из выворотной кожи. В руках он держал ружье. Из ствола шел дымок. — Вы не из свиты Зури, — заключил он, рассмотрев Фебу.

— Нет, — ответила та.

Человек откинул свой колпак назад. Судя по лицу, он принадлежал к тому же племени, что и плотник: приплюснутая голова, маленькие глазки, толстая нижняя губа. Но в отличие от плотника он был весь разукрашен. Его щеки от под бородка до висков были проколоты полусотней крохотных колечек, составлявших сложный узор; глаза были подведены алой и желтой краской; заплетенные в косички волосы смягчали его хмурый взгляд.

— И откуда же вы? — спросил он.

— С той стороны, — честно ответила Феба, совершенно забыв о том, что не стоит так откровенно разговаривать.

— Хотите сказать, вы из Косма?

— Нуда.

Человек покачал головой, и колечки его звякнули.

— Вот как. — Он вздохнул. — Надеюсь, это правда.

— Думаете, я оделась бы так легко в такую погоду, если бы была местной?

— Нет. Не думаю, — отозвался человек. — Меня зовут Хоппо Муснакаф. А вас?