Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Коваль Алекс

Ордер ей, блядь, подавай!

Тогда мы пошли обходными путями и узнали, кто хозяин этой доживающей последние дни “забегаловки”. Пару звонков. Пять минут. И седовласый мужик в костюме появился в кафе. Быстрые рукопожатия, краткие обмены “любезностями”, благо он – в отличие от своего персонала – оказался с мозгами. Борис Юрьич сразу смекнул: лишних проблем с полицией ему не надо. И щедро предоставил нам доступ к записям с камер видеонаблюдения.

Только тут всплыл новый “сюрприз”.

Каково было его удивление, когда мы обнаружили, что сегодня днем камеры в кафе и правда были отключены. Персонал не обманул. Записи отсутствовали. Уж профилактика это была или нет, никто не знал. Ну, или все напропалую врали, что больше похоже на правду.

Ситуация вокруг Кулагиной явственно попахивала криминалом. Слишком все было сладко да гладко. Никаких камер, никаких свидетелей, никаких улик. Разыграно, как по нотам. Так умели делать шестерки только одного ублюдка. И, увы, у него имелись свои виды на Тони.

Склонившись над рабочим столом в подсобке кафе снова смотрю на серый экран. Серый, сука, экран! Ничего кроме “шумов” там нет и не предвидится.

– У кого есть доступ к камерам? – спрашиваю, сворачивая окно. Голос трещит от напряжения, я стараюсь этого не замечать. Я и сам как оголенный провод, по которому херачит куча вольт. Задень – долбанет насмерть.

– У администратора. Эти камеры выведены на ее компьютер.

– А доступ к ее компьютеру?

– У всего персонала.

– Дерьмо!

Отчего-то я печенкой чувствовал, что искать нужно именно здесь.

– Волк! – влетел в кабинет Герман. – Нашел! – помахивая телефоном, коллега положил трубу передо мной на стол. – Телефон Тони. Дальний столик у окна. Под диван завалился. Видать, похитители не заметили, как он у нее выскользнул.

Похитители. Одно это слово уже заставило скривиться. Но пока эта версия была самая рабочая, и чем дальше, тем она казалась правдоподобней. Парни тоже так думали. Я же старательно отгонял от себя все эмоции и чувства, которые ломали и наживую выкорчевывали сердце. Найти. Спасти. Наказать. А уже потом можно переживать, впадать в ярость, в истерику, в панику и транс. Сука! Сейчас мне нужна холодная голова и трезвый рассудок. Без этого в моей работе никак, и я всегда умел задвинуть “личное”, но…

Кто бы знал, как меня корежит. На кону не одна жизнь, которая для меня в тысячи раз ценнее собственной. Целых две! Этот “кто-то” покусился на мой собственный мир. Мою женщину и моего, блядь, ребенка! И я размажу его по стенке. Закатаю в асфальт. Уничтожу. Сгною за решеткой. Перед этим от души начистив рожу так, что сшивать будут по кусочкам. Но не сейчас. Потом.

Вопреки собственному здравомыслию начинаю распаляться. Одергиваю себя и беру в руки телефон Кулагиной. Покручиваю. Экран не разбит, царапин нет, скорей всего, и правда косяк похитителей, что он выпал. Щелкаю на кнопку, экран загорается. На заставке наша с ней фотка. В постели. Ничего откровенного, просто дурачились как-то утром. Я целую ее в шею, а она, ярко улыбаясь в камеру, фоткает. И это фото в данный момент, как серпом по яйцам! Против воли на лице проступает гримаса боли.

Смахиваю пальцем по экрану – пароль. Кто бы сомневался. Какой – понятия не имею. Наобум пробую пару-тройку комбинаций цифр – эффекта ноль. До этого у нас ни разу не доходило: телефоны друг друга мы не проверяли, паролей не сообщали. Хотя мой и не запаролен. Мне прятать нечего, а у нее куча рабочих контактов и документов. Чувствую, после этого случая придется поставить вопрос ребром. Если вообще будет перед кем его ставить…

– Взломать его? – поднимаю взгляд на Германа. – Возможно?

– Передадим технарям. Но зная эти новомодные системы в дорогих гаджетах, скажу сразу: либо практически нереально, либо займет сверхдохера времени.

– У нас его нет. У нее его нет, блядь! – скриплю зубами. – Ты сказал “эти камеры”, – оборачиваюсь к Борису, мозг запоздало цепляется за странную формулировку. – Есть какие-то еще?

– Одна, – нехотя признается директор кафе. – Установил её, чтобы следить за кассой. Никто из персонала о ней не знает. Было пару случаев с недостачей. Не крупной, но ощутимой. С тех пор перепроверяю раз в неделю, все ли прошло по чекам и ничего ли не осело в карман официантов помимо чаевых.

– И? Чего молчим? Где она? – рычит Багрянцев.

– Открывай, – киваю.

– Я бы не питал на нее больших надежд. Установлена она скрытно, нацелена на кассу…

– Столик был как раз недалеко от стойки, – щелкает пальцами Герыч. – Показывай давай.

– Тогда, может, и зацепила краем, но сразу предупреждаю: разрешение у нее далеко от идеального. Угол обзора тоже. Скорее всего, мы там… – продолжает трепаться Борис, щелкая мышкой. Но я не слышу. Дальше не слушаю просто. Тело от увиденного сковывают колючие тиски, впиваясь ледяными иголками в кожу. Директор кафе выводит на экран на редкость дерьмовое изображение.

Разрешение у камеры хуже, чем у первых фотоаппаратов. И обзор. Тут и правда мало что видно, не соврал. Только маленький пятак у двери и пространство метр на метр за стойкой бара, с другой стороны кассы. Как раз, где по словам Германа, был столик, у которого нашелся телефон Кулагиной. Мало, да, вот только мне этого было достаточно, чтобы рассмотреть мимолетно промелькнувшую тень конфетки в моей толстовке. А за ней…

Я следил за картинкой на экране, жадно вглядываясь в каждую секунду видео. Меня не просто выбило. Парализовало на хер! От увиденного. Что-то такое я уже и предполагал. Краем камера зацепила, как Кулагина упала без сознания. Я даже понимаю по движениям, что ее подхватывают и выносят из кафе. Тут просто, сука, без комментариев! Но самая скверная хуйня заключалась в том, что я даже представить себе не мог степень озлобленности и тупости собственной сестры. Я не видел лица белобрысой спутницы Тони, но оно мне было и не нужно. Тридцать с лишним лет бок о бок. Родная, мать его, кровь… которую я ей выпущу, зараза!

– Это что…? – напряженно начинает Багр. Разумеется, он тоже Ольгу узнал.

– Да.

– Она вернулась? Когда?!

– Понятия не имею. Я придушу эту суку! – рычу.

– Ты кого-то узнал? – встрепенулся Герман.

– Узнал. И с ней я разбираться буду сам. А ты, Герыч, – оглядываюсь, – бери под арест персонал кафе. Вяжи всех и вези в отдел – здесь явно этим тварям помогли. Звони Шумилову, заводите дело, поднимай отдел, ищи свидетелей. Я хоть убей, блядь, не верю, что в этот момент не было ни одного прохожего! И разложите мне по пикселям это долбаное видео, но найдите этих двух отморозков!

– Сделаем.

– Просмотрите ближайшие к этому кафе камеры на перекрестках и торговых центрах. Какие машины подъезжали, уезжали, мелькали. Пробивай их рожи, и ищите все, что может хоть как-то нам помочь. А я поехал, – подхватываю со стола ключи и телефон Кулагиной.

– Куда?

– Нанесу визит.

– Кому?

– Любимым родственникам.

Я уничтожу каждого, кто к этому хоть как-то оказался причастен. Каждого! И Ольга исключением не станет. Ей щедро “по-родственному” достанется вдвойне.

До дома родителей еду, стараясь не просто не думать, но даже и не дышать. Внутри все горит. Уже заруливая на знакомую улицу, слышу, как телефон оживает входящим. Ларин. И его новости, от которых окончательно сходятся концы с концами:

– Игнат Кулагин пропал. Пару дней назад он вышел на меня и сказал, что знает, где нарыть на Шляпина стопроцентный компромат. Вчера я дал добро. Сегодня он с самого утра не выходит на связь. Мои люди его потеряли.

Не проронив в ответ ни слова, торможу у знакомых ворот и шарю рукой в бардачке.

– Алло, Волк? Ты слушаешь меня?

Нахожу пачку сигарет, выдергивая одну и ключи. Один бог знает, как давно я ими не открывал дверь в родительский дом. Но сейчас мне точно не до сантиментов. Выхожу из тачки и только тогда бросаю: