Кью - Лютер Блиссет

Он продолжает:

— Мы знали, что Карл V не даст нам просто так покинуть его империю, поэтому разработали план. Притворившись любовниками, мы с кузиной Рейной бежали во Францию. Моя тетя, под предлогом поисков своей распутной дочери, отправилась вслед за нами. Я остановился на границе и, когда женщины оказались в безопасности, вернулся в Антверпен, чтобы помешать реквизировать семейную собственность. Мне удалось это лишь через два года, после изнурительнейших переговоров с Карлом и «пожертвования» инквизиторам целой горы золота. И вот, наконец, мы здесь.

Слуга бесшумно подходит к нему сзади и что-то шепчет на ухо.

Микеш поднимается:

— Стол накрыт. Вы не изменили своего намерения пообедать с нами?

Я в нерешительности смотрю ему прямо в глаза:

— Сегодня вы спасли мне жизнь. Вы ведь оказались там не случайно, правда?

Он улыбается:

— Одно из преимуществ большой семьи и состоит в том, что у тебя появляется множество дополнительных ушей и глаз. Но я надеюсь, вы научитесь ценить и все остальные наши качества.

***

— Когда началось ваше бегство?

Роскошная библиотека, длинная и узкая, инкрустированные деревянные шкафы, древние книги. У него за спиной на стене — он сидит за письменным столом — висит кривая мавританская сабля.

— Говорил же я вам: с тех пор, как священники и пророки стали относиться к моей жизни как к своей собственности. Я воевал вместе с Томасом Мюнцером и крестьянами против принцев. Участвовал в анабаптистском безумии Мюнстера. Вершил страшный божественный суд с Яном Батенбургом. Был компаньоном Элои Пруйстинка в общине Свободных Духом Антверпена. Вера каждый раз менялась, но враги по-прежнему оставались одни и те же, как и итог — поражение.

— Поражение, которое позволило вам сколотить определенное состояние. Как вы умудрились этого достичь?

— Обманув Фуггера, обыграв его с помощью его же собственного оружия и заплатив цену, которую бы мне не хотелось платить. Элои подобрал меня, когда я был мертв. Он подарил мне жизнь, новые возможности, любимых людей. И вернул древний инстинкт сражаться, но с новыми целями, новым оружием. Он действовал, пока на нас неожиданно не обрушилась инквизиция. Как ни смешно, мы ждали преследования полиции, а нас настигли священники.

Он прерывает меня:

— А вас это удивляет? Хотя бы из нашей истории вам следовало извлечь кое-какие уроки по этому поводу. Я всегда считал дело об обмане Фуггера легендой, в Антверпене ходили слухи, но это казалось попросту невозможным. И на сколько вы его нагрели?

— На триста тысяч флоринов. Благодаря фальшивым векселям.

Его лицо так и светится от удовольствия, он свистит.

— И вы действительно рассчитывали, что Антон Шакал будет спокойно смотреть на все это? Я склонен предположить, что именно он натравил на вас воронов из «Святой службы». В Нижних Землях даже инквизиция — филиал дома Фуггеров, и, несомненно, Антон скорее постарался бы убедить, чтобы вас выставили как еретиков, чем признался в том, что его надули. Мне кажется чудом, что вы до сих пор живы.

Я продолжаю размышлять: простые и искренние заверения Микеша практически не оставляют сомнений.

— Ну и каков же урок из всего этого? Тебя разыщут повсюду. Надо тихо сидеть в какой-нибудь дыре, никуда не высовываться.

Микеш говорит очень серьезно:

— Все наоборот: ты должен действовать очень быстро. Быстрее их. Затеряться в толпе, выбрать цель, умаслить врагов и всегда иметь наготове легкую дорожную сумку. — Он вытягивает руки, указывая на все, что его окружает. — Иначе как бы мы оказались здесь? В Венеции, в величайшем борделе мира?

Я иду в наступление:

— Тогда перейдем к делу. Что у вас на уме?

Он вновь зажигает остаток сигары, и на мгновение его правильные черты исчезают за клубами дыма.

— Печать. — Он подбирает слова. — Печать — это главное дело всего нашего времени. Она важна не только потому, что прибыльна, но и потому, что является средством распространения идей, оплодотворения умов и, не стоит недооценивать этого, укрепляет отношения между людьми. Для семьи, которой всегда угрожает опасность, как моей, а возможно, и для всех евреев она нужна, чтобы установить контакты между интеллектуалами, людьми известными и пользующимися ува жением, которые могут повлиять на всех остальных в нашей общине. Если хотите, это своего рода меценатство, и именно поэтому меня привлекает не только иудейская литература. Я уже веду переговоры с крупнейшими венецианскими издателями: Мануцием, Джолито. Вместе с донной Беатрис, моей тетей, мы основали типографию здесь, в Ферраре. Мы печатаем Талмуд, но еще и итальянских писателей, таких, как Ландо, Рушелли, Рейнозо. Мы прививаем любовь к литературе. Донна Беатрис с удовольствием бросила бы все остальные свои дела ради этого. Я не сомневаюсь в том, что сейчас она одна из образованнейших и культурнейших женщин Европы. — Он слегка склоняется над столом. — Вам не составит труда понять, почему я заинтересован в поддержке терпимых и умеренных сил, как вне, так и внутри церкви, и стараюсь помешать религиозной розни и войне разумов, практикуемой «Святой службой». Мне нужны люди, способные развивать новые идеи и направления, произведения, которым судьбой предназначено волновать души и изменять историю.

Я скольжу глазами по названиям книг, выстроившимся в шкафу: арабские, иудейские, христианские тексты, — узнаю Библию Лютера. Потом снова оборачиваюсь к нему:

— Не буду притворяться, что этот вид деятельности так уж мне чужд. Как раз сейчас я занялся предприятием такого рода. Вы когда-нибудь слышали о «Благодеянии Христа»?

Он поднимает взгляд — его глаза вылезли из орбит от удивления.

— Нет. Но не исключено, что о ней что-то слышала донна Беатрис.

— Официально ее автором является бенедиктинский монах из Мантуи, но за ним стоят несколько образованнейших людей, симпатизирующих Кальвину и представляющих умеренную часть курии — их называют спиритуалистами. Речь идет об очень тонкой и сложной книге, которая может бесконечно ворошить «осиные гнезда»: в ней содержатся очень недвусмысленные намеки, выраженные простым и общедоступным языком. Шедевр лицемерия, уже сейчас сильно накаливший обстановку. Он был впервые напечан три года назад именно здесь, в Венеции. С тех пор его популярность никогда не падала. У нас уже готово несколько тысяч экземпляров для продажи, но не здесь, а на территориях, лежащих западнее и южнее Республики. За три года мы рассчитываем продать десять тысяч экземпляров.

Одобрительно кивнув, он барабанит по столу тонкими пальцами:

— Гм. Очень интересно. Отважное предприятие, нуждающееся в соответствующем финансировании. Вы упомянули о территориях к западу и к югу от Республики. А почему бы не подумать о востоке и севере? Пятнадцать, возможно, двадцать тысяч экземпляров потребуют новых типографий, привлекут к выпуску новых издателей. У меня обширнейшие контакты в Хорватии и во Франции. Кроме того, остается еще и Англия — страна бесконечных возможностей. В моем распоряжении есть и корабли, и сети контактов, и десятки торговцев, которые с закрытыми глазами бросятся делать все, что я пожелаю. Надеюсь, что вы удосужитесь на досуге обдумать мое предложение. В любом случае я буду бесконечно признателен вам, если вы предложите мне экземпляр книги, который я подарю своей тетушке. Она всегда просто горит желанием быть в курсе последних скандалов.

— Уверен, что вы вполне отвечаете за столь щедрые предложения. Но не могу принять решения, вначале не проконсультировавшись со своими компаньонами. Если мы будем иметь с вами дело, это значительно расширит перспективы предприятия.

Микеш разводит руками и довольно улыбается:

— Я все прекрасно понимаю. В вашем распоряжении — столько времени, сколько вы сочтете нужным. Теперь вы знаете, где меня найти.

— Так же, как и вы. И я надеюсь, у меня еще будет возможность отплатить за ваше гостеприимство. Несколько наших девочек положили на вас глаз.

Он пожимает плечами и смотрит на меня с нескрываемой иронией:

— Увы, женщин часто привлекает то, что им недоступно. У каждого свои сексуальные предпочтения, и удовольствие тоже можно получать по-разному. — Он замечает мой крайне удивленный вид и спешит добавить: — Но не волнуйтесь, мы с Дуарте не откажемся от прекрасной кухни и роскошного винного погреба «Карателло».

*** Письмо, направленное в Тренто из Болоньи, адресованное Джампьетро Караффе, члену Вселенского собора, датированное 27 июля 1546 года.

Мой блистательнейший господин.

Новости, дошедшие из Тренто в Болонью за последние несколько месяцев, не могут не радовать преданное сердце вашего ревностного слуги.