Чувство льда - Александра Маринина

– Небось девушки-то в него влюбляются на каждом шагу.

Ну вот, камень брошен, теперь посмотрим, какие круги по воде пойдут.

– Бывает, – Федосеева скупо улыбнулась. – Случается даже, что один семинар прослушают и на следующий приходят, потом еще на один, и еще. Есть такие.

– Ну а он что? Замечает?

– Конечно. Андрей очень внимателен к своим ученикам, всегда в зал смотрит, и если лицо примелькалось – он замечает.

– И как реагирует?

– Никак. А как он должен реагировать?

– Ну, я не знаю, – рассмеялся Олег. – Я вот попытался поставить себя на его место… Я такой красивый, такой умный, холостой, и я вижу, что молодая симпатичная девушка все ходит и ходит на мои лекции… Честно вам скажу, я бы не удержался, обязательно ответил бы на ее симпатию.

– Нет, Андрей не такой. Он со своими слушательницами романов не крутил никогда.

– Так уж и никогда?

– Никогда, – твердо повторила Антонина Степановна. – Можете у кого угодно спросить. Даже до трагедий доходило.

Вот. Это уже горячо. Можно сказать, кипяток.

– Неужели? – Олег вздернул брови и сделал глазки покруглее. – Как интересно! Расскажите, пожалуйста.

Но это оказалась история не о попытке изнасилования, а о неразделенной любви. Верочка Синько впервые пришла на семинар около трех лет назад, может быть, чуть больше, и влюбилась в Андрея Филановского с первого взгляда. Она пришла и на следующий семинар, и еще на один, в тот период семинары проходили намного чаще, чем сейчас, примерно два раза в месяц. Девушка всячески старалась обратить на себя внимание Андрея, садилась на первую парту, задавала вопросы, ждала его после лекций на улице и делала вид, что им по пути, – одним словом, перепробовала весь мыслимый и немыслимый арсенал девичьих уловок, но безрезультатно. Филановский был мил и доброжелателен, но не более того. Тогда она решилась и написала ему письмо, которое отдала Андрею после очередной лекции прямо в руки. На следующий день он подошел к ней и пригласил в ближайшее кафе. К сожалению, приглашение обернулось совсем не тем, на что девушка рассчитывала. Андрей поблагодарил ее за искренность и мягко, но вполне определенно сказал, что надеяться ей не на что. Рядом с ним есть женщина, которая ему дорога и изменять которой он не собирается. Через несколько дней Верочку увезли в больницу на «Скорой» после попытки суицида.

– Вот ведь какая любовь, – заохал Баринов. – И что с ней потом стало?

– Ой, это ужасно, вы знаете, просто ужасно! После больницы Вера на семинары больше не ходила, она вообще очень долго проболела тогда. У нас на семинарах люди сближаются, завязываются тесные отношения, слушатели потом дружат, перезваниваются, общаются. Ну так вот, стало известно, что Верочка вроде бы выправилась, а потом вдруг – бац! – новая попытка самоубийства. Но тут уж Андрей был совсем ни при чем, он ее после того разговора в кафе и не видел ни разу.

– Когда это было? – напряженно спросил Олег.

– Да где-то года два назад. Да, совершенно точно, это было как раз тогда, когда Андрей решил приостановить проведение семинаров и заняться книгой.

Оп-па! Вот оно. Бедная Верочка узнала о покушении на изнасилование и о том, что ее кумир совсем не тот, за кого себя выдает. И очень даже легко он может изменить женщине, которая ему, видите ли, дорога. И не просто изменить, а повести себя как грубая скотина. Антонина Степановна, судя по всему, об этой истории не знает, а если и знает, то умеет держать язык за зубами, так откуда же Верочке стало известно? А ей стало известно, в этом можно не сомневаться, очень уж точно все по времени совпадает. Выходит, либо Верочка знакома с потерпевшей, либо знает кого-то, кто с ней знаком. В любом случае она знает имя. Что и требовалось доказать.

– Несчастная девчонка, – он сочувственно покачал головой, – жалко ее. И как она теперь?

– Да плохо. То выправится, то снова в страшную депрессию впадает. Из клиники неврозов не вылезает. Одно время, казалось, уже все в нормальную колею вошло, она как-то повеселела, стала жизнью интересоваться, мне девочки рассказывали… А потом вдруг снова, это уже совсем недавно, месяца три назад.

– Жалко, очень жалко, – повторил Олег. – А знаете, Антонина Степановна, у меня есть хороший специалист-психиатр, он с такими случаями очень ловко управляется. Дайте-ка мне телефончик этой Верочки, я ей позвоню и попробую уговорить пойти к нему на прием.

– Да у меня нет ее телефона, – удивилась Федосеева. – Я с ней не общаюсь.

– Ну спросите у тех, кто с ней общается. Кто-то же вам о ней все время рассказывает.

Она заколебалась.

– А ваш знакомый точно ей поможет?

Олегу стало тошно, потому что никакого знакомого психиатра у него не было, вернее, они были, но никакие не светила, самые обыкновенные. Ладно, долой эмоции, дело есть дело. И он уверенно кивнул. Федосеева кому-то позвонила и через десять минут протянула ему бумажку с именем, фамилией и номером телефона.

Выскочив из дома, где жила Антонина Степановна, он первым делом позвонил следователю Огневу.

– Я занят, у меня допрос, – сухо произнес в трубку Виктор Евгеньевич.

– Филановский? – догадался Олег.

– Да.

– Ты его еще долго продержишь?

– Не знаю. Наверное, да.

– Подержи подольше, потяни резину. Есть шанс, что в течение полутора – максимум двух часов я тебе скажу фамилию терпилы по изнасилованию.

– Добро, – коротко ответил следователь и отключился.

Вторым на очереди стоял звонок по номеру, который дала Федосеева. Ему ответил женский голос, усталый и измученный.

– Вера? – спросил Олег.

– Кто ее спрашивает?

Значит, мать или сестра.

– Ее знакомый.

– Какой знакомый?

– Мы в клинике познакомились. Я там сестру навещал. А Веры что, нет дома?

– Она в больнице. В клинике неврозов.

– Опять? Господи, бедняжка! Можно ее навестить?

– Да, конечно. Палата сорок восемь.

Неудачно. Но не все потеряно. Баринов сделал еще один звонок, продиктовал фамилию и номер телефона и уже через минуту записывал адрес Верочки. Пусть она в больнице, но кто-то же ему ответил по телефону, значит, дома кто-то есть. Вот и поговорим.

Время поджимало, Олегу очень хотелось успеть все сделать, пока следователь допрашивает Филановского. Может быть, ему удастся раздобыть поистине бесценную информацию, которая окажется решающим козырем и поможет Вите Огневу довести допрос до логического завершения. Он мчался на машине, нарушая правила и проезжая перекрестки на несуществующий сигнал светофора, который сам же называл «ранний красный», и добрался до нужного места в рекордные сроки.

Дверь Олегу открыла женщина средних лет, судя по всему, та самая, с которой он говорил по телефону.

– Моя фамилия Баринов, – представился он, – я из уголовного розыска. Мы могли бы поговорить?

Женщина даже не удивилась, а если и удивилась, то у нее, вероятнее всего, просто не было сил это демонстрировать. Не зря ее голос показался Олегу таким усталым и измученным. А каким же еще может быть голос матери, дочь которой дважды пыталась покончить с собой и без конца впадает в тяжелейшие депрессии?

– Поговорить? – безучастно повторила она. – О чем?

– О вашей дочери и Андрее Филановском.

– А что об этом говорить? Она его любит, он ее – нет, вот и весь разговор.

Она не назвала своего имени и даже не предложила ему пройти дальше прихожей, но Олег не обратил на это внимания, он готов был разговаривать где угодно, лишь бы побыстрее получить ответы на свои вопросы.

– Вы считаете его виновным в болезни Веры?

– И да, и нет. Он – причина, но разве можно его винить в том, что Верочка ему не нужна? Он любит другую женщину. Это жизнь, так случается сплошь и рядом. И во всем остальном он тоже не виноват, хотя долгое время мы с мужем считали иначе.

– Во всем остальном – это в чем?

– Ну, в этой истории с изнасилованием… Когда Вера узнала, у нее была вторая попытка суицида. Она не могла вынести, что ее идеал, на который она чуть не молилась, оказался пошлым подонком. Ведь он сказал ей, что любит другую женщину и не хочет ей изменять, и Вера отнеслась к этому с уважением, он даже вырос в ее глазах. И вдруг такое… Она снова сорвалась. Господи, по каким только врачам мы с мужем ее не водили, чем только не лечили! Вроде все налаживаться стало – и вот снова, она уже без малого три месяца в клинике. Она жить не хочет из-за этого, вы понимаете?! – со слезами на глазах выкрикнула мать Веры.

– Из-за чего? Из-за истории с изнасилованием?

– Ну да! Никакого изнасилования не было! Его оговорили! Вы что, сами не знаете? Эта девчонка призналась Вере, что оклеветала Филановского, что на самом деле ничего подобного не было. И Вера вбила себе в голову, что предала свой идеал, своего любимого, когда поверила в то, что он на такое способен. Она стала ненавидеть себя за это, презирать, считать предательницей – и вот, новый срыв. Но я не могу его за это винить, он и сам пострадал.