Неукротимый, как море - Уилбур Смит

— Дункан! — На сей раз в тоне Шантель прозвучало нечто такое, что заставило его остановиться.

— Что случилось?

— Я не хочу откладывать до вторника. Мне надо поговорить с тобой немедленно.

— Это невозможно, — легко и уверенно рассмеялся он. — Подожди каких-то пять дней.

— Пять дней — слишком долгий срок.

— Тогда расскажи сейчас, — предложил он. — Ну что там у тебя?

— Хорошо, — размеренно сказала она, и в ее голосе прорезалась нотка персидской жестокости. — Сейчас скажу. Я требую развода, Дункан. И возвращения полного контроля над моими акциями «Флотилии Кристи».

В трубке слышались только щелчки и потрескивания. Шантель ждала — так ведет себя кошка, поджидая, когда дернется покалеченная мышь.

— Как-то неожиданно… — Его голос переменился, стал невыразительным и скучным, полностью потеряв звучность и тембр.

— Мы оба знаем, что дело к этому шло, — возразила она.

— Какие у тебя основания? — В его голосе появились нотки страха. — Послушай, развод вовсе не такая простая вещь…

— Ах, тебе нужны основания? — переспросила она, уже не пряча презрительно-насмешливый тон. — Если ты не появишься здесь к завтрашнему полудню, то мои аудиторы отправятся на Леденхолл-стрит, а перед тем как суд вынесет решение…

Шантель не пришлось доводить мысль до конца: Дункан прервал ее первым, и на сей раз голос его прозвучал откровенно панически. Такого она еще не слышала.

— Постой, ты права, — сказал он. — Нам действительно надо поговорить прямо сейчас. — Здесь он опять сделал паузу, беря себя в руки, после чего продолжил, тщательно выверяя интонации. — Я мог бы зафрахтовать «фалькон» и прилететь в Ниццу до полудня. Так годится?

— Я вышлю машину, тебя встретят, — ответила она и нажатием пальца разорвала связь. Постояла секунду в раздумье, не отпуская рычага, затем вновь подняла руку. — Хочу заказать международный разговор, — заявила она оператору на беглом, журчащем французском. — Нет, номера я не знаю, только имя и примерный адрес. Доктор Саманта Сильвер, университет Майами.

— Это займет не менее двух часов, мадам.

— J’attendrai,[17] — сказала она и вернула трубку на место.

Банк «Восток» расположен на Керзон-стрит, практически напротив клуба «Белый слон». В здании с узким фронтоном из мрамора, стекла и бронзы Николас вместе со своими адвокатами находился с десяти утра, из первых рук знакомясь с древним ритуалом заключения сделок на восточный манер.

Он продавал «Океан» плюс два года будущего собственного труда — и даже цена в семь миллионов долларов заставляла призадуматься о разумности этого шага, а ведь они до семи миллионов еще не добрались. Слова срывались с уст легко, цифры в этой обстановке, казалось, не несли в себе реального смысла. Единственной константой была фигура шейха собственной персоной: он восседал на низенькой кушетке и был одет в классический английский костюм, сшитый на заказ портными Савил-Роу, хотя голову покрывала традиционная куфия из белого хлопка с золотым обручем, что придавало его красивым чертам несколько театральный шик.

За его спиной располагался зыбкий фон из подобострастных, елейно пришепетывающих теней. Всякий раз, когда Николас решал, что та или иная позиция была наконец твердо согласована, перед дверями банка останавливался какой-нибудь розовый или кислотно-желтый «роллс-ройс», откуда выходила очередная пара-тройка арабов. Они торопливо кидались лобызать шейха, прикладываться губами к его носу и тыльной стороне кисти, после чего возобновлялось приглушенное обсуждение — причем с того места, которое прошли часом ранее.

Джеймс Тичер ничем не выказывал нетерпения. Он демонстрировал удивительную выдержку, улыбался, кивал и в целом следовал ритуалу так, словно родился арабом, прихлебывая приторный кофе и терпеливо поджидая, пока ему переведут доносящийся со всех сторон шепот, после чего выдвигал собственное, взвешенное контрпредложение.

— Дела идут отлично, мистер Берг, — понизив голос, заверил он Николаса. — Еще парочка-другая дней и…

У Ника дико ныли виски от крепкого кофе и дыма турецкого табака, ему с трудом удавалось сосредоточиться. К тому же одолевало беспокойство насчет Саманты: четыре дня подряд он безуспешно пытался до нее дозвониться… Пожалуй, следует размять ноги. Он извинился перед шейхом и направился к информационному столу в вестибюле банка, где ему в очередной раз ответили:

— Сожалею, сэр, но ни по одному номеру никто не берет трубку.

— Этого не может быть, — нахмурился Николас. Один телефон стоял у Саманты в бунгало на Ки-Бискейн, а второй — на столе в лаборатории.

Девушка покачала головой:

— Я пробую дозвониться каждый час.

— От вас можно послать телеграмму?

— Разумеется, сэр.

Она дала ему стопку бланков, и Ник принялся писать: «Пожалуйста, немедленно перезвони…» Здесь он указал номер своей квартиры в Куинс-Гейт, затем номер офиса Джеймса Тичера, после чего задумался, держа ручку в воздухе и пытаясь подыскать слова, которые выразили бы его беспокойство… Увы, тщетно.

«Я тебя люблю, — наконец написал он. — Очень-очень».

После полуночного звонка Николаса, в котором он рассказал про перевозку кадмиевой нефти, Саманту Сильвер закружил водоворот событий.

Проведя серию встреч с руководством «Гринпис» и других экологических организаций в целях создания общественного резонанса в связи с новой угрозой океану, она в компании Тома Паркера прибыла в Вашингтон, где им удалось переговорить с заместителем директора управления по охране окружающей среды и двумя молодыми сенаторами, — однако все усилия проникнуть еще глубже натолкнулись на гранитную стену интересов крупных нефтепромышленников. Даже обычно словоохотливые источники сейчас с крайней осторожностью высказывались против новой крекинг-технологии «Амекса». Как заметил один тридцатилетний сенатор-демократ, «рука не поднимается угробить проект, который обещает на пятьдесят процентов увеличить выход ископаемого топлива».

— Мы вовсе не это хотим угробить! — вскинулась Саманта, и без того уже измотанная усталостью и досадой. — Нас не устраивает безответственный способ, которым собираются везти кадмиевую отраву по крайне важным и уязвимым морским путям!

Впрочем, когда она выступила с докладом, где описала сценарий возможных последствий для Северной Атлантики, куда хлынет миллион тонн токсичной нефти, то в глазах собеседника увидела неверие, а на губах — снисходительную улыбку, с которой обычно обращаются к слегка чокнутым.