Светорада Янтарная - Симона Вилар

У Светорады от напряжения пересохло в горле. Она поняла, что Лев говорит о «Хищнице» ее Стемида.

И тут подал голос Самона. Он успокоил базилевса, заявив, что давно знает о присутствии в бухте Золотой Рог русского корабля. Но это не сами русы, а викинги с далеких берегов северного моря. Эпарх Юстин Мана получил от них положенную плату и позволил торговать близ Константинополя, но в город их впускают только безоружными и небольшими группами. Поселились купцы в предместье Святого Маманта, как и положено по предписанию. К тому же их немного, они торгуют янтарем, который ныне очень в цене.

По сути Светорада была благодарна Самоне за такое вмешательство. Его слова успокоили собравшихся, хотя потом они и говорили, что Константинополь, словно редкая жемчужина, манит варваров всех мастей и следует больше заботиться о военной силе державы, поскольку презренные иноземцы только и мечтают, как бы добраться до нее. Поэтому величайшая забота истинных мужей Византии – удерживать в стороне эти орды, а византийским послам нужно тонко и умело стравливать варваров между собой, дабы возобладать над ними, когда эти дикари будут проливать кровь друг друга. Ведь еще римляне говорили: divide et impera, что означает разделяй и властвуй, – а Византия как– никак наследница великого Рима.

– А вы что скажете на все это, севаста Ксантия? – неожиданно обратилась к молчавшей Светораде императрица Зоя. – Базилевс высокого мнения о вашем уме, а вы отмалчиваетесь. Или вы переживаете за этих варваров, оттого что еще не забыли, как жили среди них?

– Не забыла, – подняв на императора глаза, ответила Светорада. – И уже когда– то рассказывала об этом наивысочайшему. Да, у них не столь внушительные доспехи, как у городских схолариев, тем более не такие великолепные латы, как у дворцовой гвардии, но русы живут в постоянных походах и не столько обороняются, сколько наступают и набираются опыта в войнах. Они быстры и отважны. Ваши войска стратиотов,[137] регулярно набираемые из крестьян, не выдержали бы их натиска. Но я считаю, что империя ромеев не уронит своего достоинства, если, вместо того чтобы презирать воинов с Руси, начнет брать их на службу.

– С этого места, будьте добры, поподробнее, – попросил император, повернувшись к ней всем корпусом.

Военная тактика была его коньком, но лица присутствующих сразу же помрачнели. Ну вот, сейчас опять увлечется, станет вести бесконечно долгий разговор, рассуждая о военных операциях и забыв обо всем остальном, а им сиди, вникай и незаметно подавляй зевоту. Однако едва Лев приступил к расспросам, как патриарх Евфимий встал и заявил, что приближается время церковной службы, следует вспомнить о Посте и подумать о Боге. Придворные вздохнули с облегчением. А Светорада подумала, что ей надо упредить Стему, что на его «Хищницу» уже обратили внимание.

И она опять отправила древлянина Силу с янтарным перстнем в корчму Фоки.

Вечером, едва княжна вышла через боковой придел церкви во Влахернах, она увидела Стему, который уже поджидал ее. После быстрых и жарких объятий (им все время казалось, что они вечность не виделись) он неожиданно посерьезнел и спросил:

– Могу ли я довериться тебе, Светка? Это очень важно. Даже важнее твоего положения севасты.

Она почувствовала в его голосе напряженность. Сказала, что если он хочет ей в чем– то открыться, то пусть лучше прислушается к своему сердцу: оно подскажет, что она может сделать для него и насколько готова предать.

Помедлив, Стемид улыбнулся:

– Ты словно вольный ветер, Светорада Смоленская, – так подсказывает мое сердце. Но веет этот ветер в мою сторону.

Но даже после этого признания он оставался напряженным, отмалчивался большую часть пути, пока вел ее по предместью Святого Маманта. Когда же они приблизились к эргастерию Фоки, Стема остановился, собираясь с духом.

– С тобой хочет встретиться один человек. И учти: я для него все сделаю!

Светорада была заинтригована. Но когда они прошли в корчму и тот, к встрече с кем готовил ее Стема, поднялся и повернулся к ней…

Если бы весь Царьград неожиданно взлетел в воздух и стал медленно вращаться – и тогда бы Светорада не была поражена больше, чем сейчас. Ибо здесь, в обычной корчме, в предместье Святого Маманта, в свете слабо мигавшей на столе масляной плошки она увидела объединителя земель русских, правителя Руси, князя Олега Вещего!

Не в силах вымолвить и слова, княжна медленно опустилась на лавку подле стены.

Олег велел:

– Выйди, Стемид. Поговорить нам с ней надо.

Светорада продолжала молча смотреть на него. Олег мало изменился: все тот же высокий витязь– варяг с гордой осанкой, все те же светлые волосы до плеч и аккуратная борода, тот же спокойный взгляд зеленоватых глаз. Может, только морщин у него стало побольше, да сутулился князь немного. Ну и одет был скорее как купец, а не воин – в длинный, темного сукна опашень,[138] светлую рубаху с вышивкой у ворота и опушенную куницей круглую шапочку.

Князь прижал руку к сердцу и, чуть склонив голову, произнес:

– Здравия тебе и радости, княжна Светорада Смоленская, блистательная севаста Ксантия.

Она только и смогла, что кивнуть. А затем вдруг встрепенулась:

– Вы понимаете, как опасно и безрассудно вам появляться здесь?

Он чуть усмехнулся:

– Раз тревожишься за меня – значит, ты еще наша.

– А вы бы встретились со мной, если бы сомневались?

– Стемид за тебя головой ручался.

И тут у Светорады стало нехорошо на душе. Олег знал, как влиять на нее.

Князь Олег Вещий всегда появлялся в самые ответственные периоды ее жизни. По его воле она стала невестой Игоря Киевского, он позвал ее отца в поход на угров, где Эгиля Золото постигла нежданная кончина; при Олеге Вещем ее мать, Гордоксева Смоленская, пожелала уйти в Ирий[139] вслед за мужем и Светорада осталась сиротой. Он повелел, чтобы юная княжна отказалась от своих прав на Смоленск ради великой цели – объединения Руси.[140] Ему преданно служат ее братья Ингельд и Асмунд, даже Стема сказал: «Учти, я для него все сделаю». А Олегу что человек, что былинка. Смотрит поверх голов ради поставленных им целей. Вот и сейчас он дал понять, что ее Стема может головой поплатиться, если что… А вот что? Неужто Вещий не ведает, что, даже поселившись в Палатии, она не предаст ромеям русского князя? Тогда какой же он Вещий, если не понимает этого?

Она не знала, что отразилось на ее лице, но Олег сказал:

– Мне есть что предложить тебе, чтобы не таила на меня обиду. Знаю, не всегда мы ладили, но ведь и врагами не были. Ныне же ты вознеслась так, как я и предвидеть не мог. Не стала княгиней Руси – стала почти кесариной ромейской. А вот Стема твой остался при мне. Я ценю его, мне нужны такие, как он, и ради этого я даже закрыл глаза на его предательство, забыл, как он оскорбил меня и моего воспитанника Игоря, выкрав тебя перед свадебным пиром. Знаешь, сколько мне после вашего самовольства пришлось усилий приложить, чтобы Смоленск покорился единой Руси?