Двести лет вместе (Часть 1 - В дореволюционной России) - Александр Солженицын

Так ни 2-я, ни 3-я, ни 4-я Государственные Думы сами прямо не взялись провести закон о полном равноправии евреев. Однако всякий раз, как надо было голосовать по закону о крестьянском равноправии (издан Столыпиным 5 октября 1906), - стараниями левых та же 2-я, и та же 3-я, и та же 4-я Думы блокировали крестьянское равноправие, ссылаясь, что нельзя его проводить прежде еврейского (и прежде польского).

И тем - не терялся, но удваивался, но упятерялся напор на это ненавистное царское правительство. Напор - не утерялся, и не приняты были Думой законы до самой Февральской революции.

А Столыпин, после своей неудачной попытки в декабре 1906, - не возбуждая законодательного шума, немо-административно облегчал отдельные антиеврейские ограничения.

На это осудительно отозвался нововременский публицист М. Меньшиков: "Черта оседлости при Столыпине сделалась фикцией"30. Евреи "побеждают русскую власть, отнимая у неё одну область авторитета за другой... правительство поступает так, как если бы оно было еврейским"31.

Судьба средней линии.

В воинственном неприятии постепенных мер, в тактическом неприятии эволюционного равноправия, левым и радикальным партиям содействовала направляющая могучая российская пресса. С конца 1905 пресса стала полностью свободна от предварительной цензуры, но это была теперь не только свободная пресса. Эта была пресса, прямо и открыто считавшая себя действующим лицом на политической арене - выставляющая, как мы прочли, требования вроде устранения полиции с улиц. По словам Витте - обезумевшая.

В случае Думы от репортёров зависела вся подача думской жизни, думских прений - на всю глубину России. Стенографические отчёты печатались с опозданием и весьма незначительным тиражом, других средств извещения, кроме ежедневных газет, не было - и именно газетная подача материала увлекала умы. Газетные отчёты систематически перекрашивали или даже извращали думские прения, растягивали в объёме левых депутатов, расточали им похвалы, а речи правых депутатов - сжимали, скрадывали.

По свидетельству А. Тырковой, во 2-й Думе "думские журналисты образовали своё бюро печати", от которого "зависело распределение мест" для корреспондентов по карточкам. Члены бюро "отказали в карточке" корреспонденту из газеты "Колокол" (чтение сельских священников). Кадетка Тыркова вступилась, что "нельзя же лишать этих читателей возможности узнавать о Думе по отчётам той газеты, которой они доверяют больше, чем оппозиционной прессе"; но "суетливы[е] мои коллеги", среди которых преобладали евреи... горячились, кричали, доказывали, что "Колокол" никто не читает, что он решительно никому не нужен"32.

Русские националистические круги сводили такое поведение прессы просто и в целом к евреям: хватало им доказательств, что почти все думские корреспонденты - евреи. И печатали "разоблачительные" списки имён этих еврейских корреспондентов. Уж выразительнее того был комичный эпизод думских прений: со страстью отбиваясь от противников, Пуришкевич среди речи вдруг протянул указующую руку к ложе печати, в кольцевом барьере близ трибуны: "Да вы посмотрите на эту черту еврейской оседлости!" - и весь зал невольно посмотрел на корреспондентов и так же невольно захохотал, не удержалась и левая сторона. Эта "черта думской оседлости" так и припечаталась потом афоризмом.

Среди евреев-издателей выделялся С. М. Проппер, вышеупомянутый хозяин "Биржевых Ведомостей", с неизменными симпатиями к "революционной демократии". - Более сочувственные воспоминания наш источник сообщает о Ю. Б. Баке, основателе и главном пайщике кадетской "Речи": "человек очень отзывчивый, просвещённый и принадлежал к числу радикальных либералов". Страстная его речь на съезде еврейских комитетов помощи, в начале 1906, остановила примирительную депутацию к царю. "Не было ни одной еврейской просветительной и благотворительной организации, в которой Ю. Б. Бак не принял бы участия", особенно отличался работой в ЕКО33. Сама же "Речь", и её редактор И. В. Гессен, отнюдь не была сосредоточена именно на еврейских темах - но на общелиберальных (и Гессен это показал потом в эмиграции и "Рулём", и "Архивом Русской Революции"). В "профессорских" "Русских Ведомостях" печатались еврейские деятели различных направлений - и Вл. Жаботинский, но и будущий творец военного коммунизма Лурье-Ларин. С. Мельгунов отмечал, что благоприятные выступления "Русских Ведомостей" по вопросам, касающимся евреев, происходили "не только во имя защиты угнетаемых, а и в силу состава сотрудников"34. "Сотрудники еврейского происхождения числились даже в штатах суворинского "Нового времени"", Энциклопедия перечисляет пятерых35.

Долгое время в "Русских Ведомостях" был самой яркой фигурой Г. Б. Иоллос, приглашённый туда Герценштейном, сотрудником газеты с 1880-х годов. Оба они были и депутатами 1-й Думы. Дикая атмосфера политических убийств, из которых, по сути, и состояла революция-"репетиция" 1905-06 годов, пала на обе их судьбы. По сведениям израильской Еврейской энциклопедии, виновником обоих убийств был Союз русского народа. По Российской Еврейской энциклопедии - на Союзе ответственность за убийство Герценштейна (1906), а Иоллос был убит (1907) "террористами-черносотенцами"36.

Деятельность еврейских издателей и публицистов не ограничивалась столичными или высоко интеллектуальными газетами, распространялась и на другой конец популярности, например на простонародную "Копейку", читаемую каждым дворником, - в четвертьмиллионном тираже она "сыграла большую роль в борьбе с антисемитскими клеветническими кампаниями". (Создатель и руководитель её М. Б. Городецкий.)37 Редактором весьма влиятельной "Киевской мысли" (левее кадетов), был Иона Кугель (один из четырёх братьев, все журналисты), а в ней встречаем и прожжённого Д. Заславского, и, самое трогательное: Льва Троцкого. Крупнейшая газета Саратова издавалась Авербахом-отцом (шурином Свердлова). Одно время в Одессе существовал "Новороссийский телеграф", с сильно правыми убеждениями, но против него в 1900 применялись успешно приёмы экономического заглушения.

Были в российской прессе и отдельные "кочующие" звёзды. Здесь выделялся как вдохновенный журналист Л. Ю. Гольдштейн, писавший в самых разных газетах на протяжении 35 лет, и в "Сыне Отечества", и он же создал и редактировал "Россию", уже, кажется, верх патриотизма. (Её закрыли за резкий фельетон против династии - "Господа Обмане вы".) Юбилей Гольдштейна отмечен в весенних газетах 1917 года38. - Или скромный Гарвей-Альтус, единожды прославленный фельетоном "Прыжок влюблённой пантеры", зашлёпавшим клеветой министра внутренних дел Н. А. Маклакова. (Но что эти фельетоны в сравнении с уже пережитыми Россией "юмористическими листками" 1905-07, с невиданной до тех пор наглостью и неслыханным языком поносившими сплошь все власти и всё государственное устройство? Тут стоит отметить оборотня Зиновия Гржебина: в 1905 издавал сатирически неистовый "Жупел", в 1914-15 - благонамеренное "Отечество", а в 1920 по соглашению с советским Госиздатом наладил русскоязычное издательство в Берлине39.)

Но если пресса имела разные направления, в том числе между либерализмом и социализмом, а среди публицистов по еврейским темам - между сионизмом и автономизмом, то одна позиция в российской прессе устойчиво оставалась нереспектабельной: отношение к властям с пониманием. Уже в 70-е годы "необузданность русской прессы" отмечал не раз Достоевский. По отношению к властям она проявилась даже на совещании 8 марта 1881 у только что воцарившегося Александра III, и не раз потом: журналисты вели себя как самовольные представители общества.

Наполеону приписывают выражение: "Три враждебные газеты опаснее 100 тысяч враждебного войска". Эта фраза стала во многом применимой к русско-японской войне. Русская пресса была откровенно пораженческой в протяжении всей той войны, каждой её битвы. И, ещё важней: она была нескрываемо сочувственной к террору и революции.

Эта пресса, неоглядно развязная в 1905, толковалась в думское время, по словам Витте, как пресса в основном "еврейская" или "полуеврейская"40: точнее, с преобладанием левых или радикальных евреев на ключевых корреспондентских и редакторских постах. В ноябре 1905 Д. И. Пихно, редактор национальной русской газеты "Киевлянин", уже 25 лет на этом посту и изучивший российскую печать, писал: "Еврейство... поставило на карту русской революции огромную ставку... Серьёзное русское общество поняло, что в такие моменты печать сила, но этой силы у него не оказалось, а она оказалась в руках его противников, которые по всей России говорили от его имени и заставляли себя читать, потому что других изданий не было, а в один день их не создашь... и [общество] терялось в массе лжи, в которой не могло разобраться"41.

Л. Тихомиров национального в этом явлении не видел, но в 1910 сделал такие заметки о характере российской прессы: "Хлёсткость на нервы... Односторонность... Не желают приличия, джентльменства... Не знают идеала, понятия о нём не имеют". И воспитанная этой прессой публика "требует бойкости, хулиганства, знаний не может ценить, невежества не замечает"42.