Близко-далеко - Иван Майский

Сразу после окончания погрузки судно снялось с якоря. Когда пароход выходил из гавани, капитан грозил белому городу кулаком…

Тогда Мако не мог понять – он еще очень плохо говорил по-английски, – где побывало судно и почему капитан так боялся. Но теперь Мако думает, что этот белый город находился в стране большевиков, откуда пришли мистер Петров, миссис Танья и мистер Потапов. Она находится очень далеко от Кейптауна, но она существует, и он, Мако, хотел бы поближе познакомиться с ней и с ее людьми, которые любят справедливость и считают белых и черных равными.

Черные головы всё ближе склонялись к Мако во время его рассказа, черные глаза всё ярче загорались огнем мысли, чувства и надежды.

На седьмой день пути «Мальта» подошла к берегам Западной Африки. На судне все были охвачены тревожным ожиданием. Люди с опаской оглядывали океан. В этих районах уже действовали немецкие подводные лодки, здесь следовало серьезно опасаться вражеской торпеды. И команда и пассажиры настроили себя на состояние «боевой готовности» и вглядывались в расстилающуюся перед ними синюю гладь с особым вниманием и подозрительностью.

Радио «Мальты» еще не нащупало караван, но он должен был быть где-то в этих водах, в этом районе…

Капитан Джемисон, за время пути привыкший к беседам с Петровым, с этим «good sailor»,[18] теперь часто делился с ним своими тревогами и опасениями.

Утром восьмого дня капитан, Петров и Драйден, стоя на мостике, обменивались предположениями о том, почему молчит радио каравана. Подошел радист и передал Джемисону листок бумаги. Капитан быстро пробежал его, и лицо его омрачилось.

– Какие-нибудь неприятные новости? – спросил Петров.

– М-м-м… Как вам сказать… Вот, наконец, сообщение от каравана… Мы примкнем к нему сегодня вечером.

– Но это же отлично! – воскликнул Петров.

– Разумеется, хорошо! – согласился Джемисон. – Но «Мальта» вступит в хвост каравана и окажется судном номер тринадцать… М-м-м… Вот это нехорошо!

– Почему? – не понял Петров.

– Как? – в свою очередь, удивился Джемисон. – Судно номер тринадцать! Несчастливое число. Как бы чего не случилось…

Петров внутренне рассмеялся и взглянул на Драйдена, рассчитывая найти в нем человека, стоящего выше таких предрассудков. Однако и на лице Драйдена он заметил озабоченность. Тогда Степан повернулся к капитану Джемисону, с которым за время пути он сильно сблизился, и, смеясь, воскликнул:

– Вот еще!.. А для меня это счастливое число! Своей жене я объяснился в любви тринадцатого числа. Свой первый орден я получил тринадцатого числа. Шлюпка «Дианы» пристала к острову Девы на тринадцатый день!

– Ах, вот как? – искренне обрадовался Джемисон. – Если вам везет на число тринадцать – значит, и нам повезет. Вы – на борту, и можно рассчитывать, что с нашим судном ничего не случится!

Капитан Джемисон был явно доволен. С лица Драйдена, дипломатично молчавшего во время разговора, тоже сошло озабоченное выражение.

Вечером «Мальта» присоединилась к каравану. Это была грозная и величественная армада. Транспорты шли кильватерным строем, на дистанции в четверть морской мили один от другого. Впереди бежали три эсминца и тщательно «просматривали» море. При малейшем подозрении они останавливали караван и начинали рыскать по океану в поисках врага.

Справа и слева от колонны транспортов шло еще десять эсминцев и фрегатов – по пять с каждой стороны. Заключал шествие авианосец, готовый в любой момент пустить на врага стаю боевых самолетов.

Быстроходный крейсер непрерывно курсировал вокруг каравана, наблюдал за порядком и строгим выполнением всех предписанных правил осторожности. Вся эта плавучая крепость, растянувшаяся чуть не на 10 километров, медленно двигалась на север.

Хотя вероятность встречи с немецкими подводными лодками теперь возросла, ибо врагу нетрудно было заметить движение большого каравана, на борту «Мальты» все повеселели. Вид сопутствующих боевых судов, особенно рыскающих по морю быстроходных эсминцев, сознание, что ты не один в безбрежности океана и что в крайнем случае тебе помогут, – все это сильно подняло дух команды и пассажиров «Мальты».

Группировки, наметившиеся на пароходе при выходе с острова Девы, теперь окончательно оформились. Здесь была своя «аристократия» – Драйден, Ванболен, генерал Блимп и иже с ними; к «аристократии», конечно, примкнул и капитан Смит. Здесь была своя «демократия» – Петровы, Потапов, супруги Таволато, Шафер, Мандер и некоторые другие: к «демократии» сильно тяготели черные и «цветные». Капитан Джемисон старался деликатно лавировать между этими двумя лагерями. Воспитание, навыки, взгляды, положение невольно толкали его к «аристократии», но чутье практического человека и присутствие на судне советских людей сдерживали его.

История столкновения между Шафером и старшим механиком очень быстро стала общим достоянием. «Аристократия» была возмущена поведением Шафера и осуждала Джемисона за проявленную им «слабость»; зато «демократия» не скрывала своего удовлетворения. Особенно восхищены были черные. Шафер стал их героем, и сами они почувствовали прилив мужества. Конечно, долгие годы унижения и оскорбления их человеческого достоинства продолжали довлеть над психологией черных. Но они стали менее терпимы к грубости и более независимы. Они начинали роптать, когда белые начальники несправедливо их ругали или угрожали наказанием. Бить черных после истории с Шафером больше никто не решался.

На борту «Мальты» советские люди получили, наконец, возможность услышать голос Родины. Дважды в день они принимали московское радио, пользуясь дружбой судового радиста. Этот высокий и нескладный парень, широко улыбаясь, предложил им послушать Москву уже через час после того, как «Мальта» отошла от острова Девы. Когда Степан, Таня и Потапов собрались в тесной радиорубке и услышали позывные сигналы Москвы, а затем знакомый голос диктора, читавшего очередную сводку Информбюро, у всех троих показались слезы на глазах. Таня, не стесняясь радиста, счастливо всхлипывала.

Теперь они регулярно, два раза в сутки с волнением ждали часа передачи и буквально впитывали каждое слово. Радист требовал только одного: подробного перевода сообщений о том, как советские войска бьют проклятых наци. Особенно интересовали и восхищали его подвиги советских партизан.

Таня стала все больше возвращаться к воспоминаниям о своей прошлой жизни, о родных, друзьях, знакомых. Кто из друзейгфронтовиков жив, кого уже нет?.. Она часто вынимала из сумочки потертую в скитаниях фотографию сына, подолгу глядела на нее и украдкой от Степана шептала какие-то смешные, нежные слова.