Ускоряющийся - Михаил Рашевский

Да на этом-то всё не заканчивается!

Дима на экране теряет интерес к предметам, что застыли в воздухе — и те падают на землю. Слышится звон разбиваемых бутылок, глухие шлепки не стеклянных предметов о землю. Оператор видео весело матерится, но его тираду прерывает рык разошедшегося не в меру Суперпупса:

— Давай, залазь! — подставил он спину одной из девушек. Та хохочет, но думает недолго. Запрыгивает на парня сзади и обвивает его торс ногами:

— Н-но! — хватается за воротник его рубашки.

— Держись крепче, чтобы ветром не сдуло! — напутствует её новоявленный знакомый. Та вновь в смех. И вдруг эта парочка попросту исчезает. Оператор говорит просто:

— Опаньки! Это как?

Нетвёрдой походкой подходит к месту, где была парочка «амазонка и кентавр». Оглядывается вокруг. Нет их! Куда исчезли?

Вдруг недалеко слышатся неприятные звуки. Кто-то опорожняет свой желудок. Из полумрака противоположной стены выходит смущённо улыбающийся Дима, раскрасневшийся, глубоко дышащий, словно пробежал с девушкой не одну сотню метров.

— Не выдержала, — пожимает плечами он. — Всего-то пару кварталов оббежали.

— Да ладно, — не соглашается с ним оператор. — «Пара кварталов». Скажешь тоже.

— Она там такую дорожку из своего… эээ… сделала, — Дима чешет репу, краснея на глазах. — Я не думал, что… Не хотел, в общем, — он наклоняется к девушке, всё ещё сплёвывающей тугую слюну на мостовую. — Слышь, извини.

— Отвали! — машет та на него руками.

Оператор отходит от них, следуя по мокрому мерзко выглядящему следу. Пять метров, десять, пятнадцать. Всё дальше, дальше.

— Та ладно, — не верит снимающий. — Быть такого не может.

И тут съёмка обрывается.

Дима минут десять сидел без слов и движений, уткнувшись носом в экран. Думал. Матюкался. Фантазировал последствия.

Потом посмотрел ещё раз, и ещё. Повеселел.

«Ну и что? И что? Ничего же непонятно! Видюшку можно спокойно классифицировать как «пьяное быдло веселится». Висят в воздухе предметы? Это Дима знал, почему. А со стороны выглядело всё настолько размыто и нереально, что спокойно можно было бы принять за монтаж или дешёвенькие спецэффекты. Исчез с девушкой на закорках и через несколько секунд появился с противоположного боку улицы? Тоже проще простого сделать. Простым монтажом. И неважно, что в нижнем правом углу крутятся часы. Их можно и потом прилепить. В общем, всё это шито белыми нитками.

Не интересная, мало загадочная, а, скорее, просто обычная зарисовка из жизни пьяной молодёжи. Вон, и в немногочисленных комментариях в основном сетуют на падение нравов и загаженные улицы. На жонглирование предметами и исчезновение «жонглёра» вообще никто не обращает внимание. И это замечательно!

«Как вообще Инга нашла это видео? — думал Дима, заводя несколько новых аккаунтов на ю-тьюбе. — Я бы прошёл и не заметил. И вряд ли дальше первых пятнадцати секунд смотрел».

А потом Дима развил краткое, но бурное обсуждение. «Левые» его же аккаунты троллили автора и действующих лиц ролика, разводили в комментариях очень грязную склоку и через несколько комментариев уже перешли на личности, национальности и веры. Дима сделал всё от него зависящее, чтобы и ролик, и комментарии к нему прикрыли за нарушение всяческих законов страны.

А потом позвонил телефон. Инга сухо сказала, через сколько и где они сегодня встретятся.

Дима тихо выматерился.

Погулял, мать его.

Дима пришёл на место встречи раньше.

Поздний вечер, уже стемнело. Жара сменилась прохладой — и на улицу высыпало пожилыми, парочками и мамочек с колясками. В кафе рекой льётся холодное пиво, долетают звуки пьяного караоке.

Инга, как всегда, запаздывала. Дима сидел на лавочке, иногда отхлёбывал из пластиковой бутыли стремительно нагревающуюся воду и вспоминал сегодняшний мамин звонок…

— Сына?

— А, это ты, мам. А что это за номер?..

— Живой. Хорошо… Ты что натворил?

— ???

— Почему тобой полиция интересуется?

— Я… я не знаю, мам. Я ничего…

— Сегодня приходил один, интересовался, тебя спрашивал. Никаких корочек не показывал, сказал, что сотрудник по работе. Что ты натворил, сына? Молчи! А сам глазами: шнырк! Шнырк! И зайти, значит, хочет. Я его не пустила, конечно, мало ли. Я ему, мол, отселился ты, он такой: а адресок? А я: не знаю, мол, он на Дальний Восток уехал в эту самую… экспедицию. Он: какую? А я… молчи! И главное такой, мол, номер телефона можно его? А я ему: а кто вы вообще такой? Он опять про работу начал говорить, так я его осадила, мол, что ты давно не звонил, и что я волнуюсь, и что если он, то есть ты позвонишь ему, то чтобы он — мне. И дверь захлопнула. Я ментяр за сто тыщь километров вижу! А это вообще опер какой-то был или какой там кэгэбист, как их, чёрт возьми… фээсбэшник. А ну как на духу: что натворил? А? В какую такую кучу влез?

— Мам… ну не влезал я. Не знаю, чего это.

— Ты не дрейфь, я тебе с телефона-автомата звоню. И нашим всем сказала, чтобы тебе не звонили, а твой номер стёрли с мобильных. Так что с нашей стороны им шиш что перепадёт. Но мы же не одни у тебя? А? Что натворил, гад ты эдакий?! Ты представляешь, что я тут понапридумывала уже?! А?! Представляешь?

— Мам, ну что ты. Ну не надо. Не плачь. Я понятия не имею, кто это, что это и зачем. Может, с военкомата? В армию будут тянуть? Или хотят меня инструктором нанять, чтобы виндсьюту обучил. Ну, прыжки эти мои…

— Вот говорила я тебе, что не доведут они тебя до добра! Говорила? Никто не хочет маму слушать.

— Ма-ам. Всё будет хорошо!

— Выключи телефон! А то они тебя как Басаева…

— Мам, ну в самом деле, не городи чушь.

— А лучше номер смени! Значит, так, запоминай. Связь держим через Светлану Ильиничну. Помнишь, кто это? Ай-яй-яй! Соседка снизу. Да-да, та, которая всё время жалуется, то есть жаловалась на твои прыжки у неё над головой и перед которой мне постоянно приходилось извиняться. Хороший она, между прочим, человек, не надо мне вот это так вот вздыхать! Не надо. Она, между прочим, всякий раз о тебе спрашивает, мол, и как ты поживаешь, и всё ли у тебя в порядке. Волнуется, да. Сопереживает.

«А может, она давно завербована ментами. Вот и интересуется, чтобы стучать», — хотел было сказать Дима, да не смог ввернуть эту фразу в монолог мамы. Впрочем, мама и так имела свою голову на плечах.

— Я даже подумала сегодня, а чего это она так тобой интересуется, не шпионит ли за тобой? Но вспомнила её историю… Ты вообще о ней много знаешь? У-у-у, дубина! Ладно, не буду тебя надолго задерживать, скажу только, что полицию она ненавидит люто: ППС-ники как-то заставили машину мужа развернуть поперёк дороги якобы для создания препятствия угонщикам, за которыми велась погоня. А те взяли — и не остановились. Врезались аккурат в машину её мужа. А там не только муж, — мама вновь захлюпала носом, — а и дочка их. В общем, ненавидит она их. И когда я её спросила, мол, контактом послужить, согласилась со всем удовольствием. Так что вот так. Номер есть? Ах да, откуда тебе… записывай… И чтобы не реже раза в день звонил. Светлана Ильинична, запомнил? Ну давай, сына. А свидимся — ухи тебе оторву! Так и знай.