Песнь Люмена - M. Nemo

— Слухи, — повела черту Одра.

И тогда ей показалось, что обернувшись Аша улыбнулась ей, или же то просто была игра тени и света. Как бы там ни было, Одра резко отвернулась и опустилась в кресло.

Свет резко погас и в густой затаившейся темноте с рёвом вырвался из земли первый огневой столб. Представление началось.

За первым воспламенением последовало второе и третье. Молоденькие ученицы, которых в зал допустили для создания эмоционального фона, разом вздохнули. Более опытные жрицы удержались от проявления впечатлений. Первая жрица появилась на сцене, точно вынырнув из темноты, в руках она держала огненные шары. Палок, на которых те горели видно не было и создавалась иллюзия невесомого скольжения. Жрица дарила миру скупые движения среди скрадывающего мрака. Столбы пламени перестали бить и осталась только она и её огонь. Перекатывая его по рукам, жрица отозвалась на движение огня в руках и откинулась назад. Застыла. Выгнулась плавно и повела одной рукой в сторону. Снова застыла. И вдруг резко раскинула руки выводя в пространстве огненный круг.

Движения стали быстрыми и резкими. Танцуя в огненном зареве, жрица кидалась навстречу ему и отдавалась в каждом движении. Круги выхватывали из темноты то край штанов из лёгкой ткани, то кожу живота, лицо. Свет скользил по ней мягко, темнота с удовольствием возвращалась как только уходил огонь.

И когда жрица кинулась вперёд, чтобы застыть на самом краю перед падением, на сцену вместе с новыми столбами пламени выбежали другие девушки. Разом остановились и выдохнули огонь, упали на землю и больше не шевелились, пока не проревел в воздухе огненный смерч.

Их тела начали подыматься, руки медленно скользили вверх навстречу новому, спины выгнулись, а глаза оставались закрытыми.

На сцене вспыхнули быстрее линии. Новые удары пламени создавали барабанную дробь. Её глубокие удары проникали внутрь, подчиняя ритму дыхание и ограняя собой каждый удар сердца.

Узоры сливались и умножались. Пока со стороны зала не создалось впечатление, что танцовщицы кружатся в огне и падают в него со всей силой отчаянной неизбежности. Движения их были слаженными и каждая довершала живую картину.

Танец наполнялся дозволенной яростью. Так и положено быть, и всё же тревога сменялась покоем перед лицом неизбежности. Полёты и вспышки приятной боли уступали место восхищённому погружению. Программа продумана до мельчайших деталей и каждое движение рассчитано на определённый эффект, подумал Рамил. Безгранична красота Его мира, подумал Шайло.

И тогда с неба начал падать огненный дождь. Пламенеющие капли разрезали темноту, подобно выпущенным стрелам и падали под ноги танцовщиц. Те их не замечали и продолжали кружиться. Ритм достигал своего апогея. В один долгий миг на волнах истомы и ясности огня стало так много, что свет и тьма сплелись в один мозаичный клубок. Музыка от пламени достигла вершины и тогда все жрицы в последнем обороте закрыли руками глаза, и так и остановились перед терпеливой публикой.

Рамил отметил, что дышит иначе. В то время как дыхание Шайло не изменилось.

— Всё.

После его замечания Шайло отвернулся от сцены. Рамил последовал за ним и оба спустились по коридору вниз. Навстречу уже выходили старшие из жриц. Каждая склонила голову в уважительном поклоне, выпрямившись, четверо остались позади, позволяя говорить своей сестре.

— Жрицы Огня выражают благодарность детям Легиона за их благосклонность и присутствие на огненном представлении, — Сонна-Мэй замолчала, ожидая реплики легионера, как того и требовал порядок.

— Мы рады стать свидетелями танца огня.

Сонне понравилось, как легионер назвал огненное шоу.

— Наша благодарность.

Шайло молчал и жрицы покорно расступились, уступая легионерам дорогу. Лишь когда те ушли, Вургилия позволила себе чуть сдвинуть чёрные брови. Аша только нарочно приподняла кончики губ. Весь этот эмоциональный фарс изрядно нервировал Одру, но предпочитая выказывать безразличие, она промолчала.

Но не промолчала Сонна.

— Всё.

Наступила тишина, и послышался голос Жайи-Мэй.

— Не поддаётся пониманию.

— Лишь возможность интерпретации, — холодно отозвалась Вургилия.

— Это и не должно быть понимание. — Сонна-Мэй завершила вечер официальным приговором. — Такова воля Его.

Было тихо.

— Скоро мы поедем.

Рамил и Шайло остались одни. Отсюда видны были развалины прежней Обители и сверкающие под звёздами зеркала горячих источников. Вода притягивала взгляд на фоне гладких снежных равнин. Запрет приближаться к месту отдыха легионеров распространялся на всех, включая старших жриц. В сквозившей в каждой арке пустоте торжествовал лишь прилетевший с сера ледяной ветер.

С высоты Обители всё же мир был ближе и темнее, чем когда они были в Чертоге.

— Осталось два дня.

— Люмен не будет в восторге от того, что пропустил представление, — сказал Шайло.

— Ему не свойственна сдержанность.

Шайло улыбнулся и посмотрел с теплотой на брата.

— Такими нас создали.

— А его иначе, — Рамил заметил это равнодушно, не обращая внимания на то, что слова прозвучали как приговор.

— Почему ты так думаешь?

— Это же так. — Не изменяя тона констатировал Рамил. Его убеждённость смутила Шайло, хоть тот и не подал виду.

Позади них в недрах коридоров отсвечивало жаром тихое пламя. Впереди раскинулся холодный мрак.

Следы вездеходов терялись в темноте. Есть старая легенда, которую принято рассказывать лишь сидя дома у очага. Когда завывает старый ветер и беззубые скалы шаркают волнами, говорят, появляется Снежная Госпожа. Дыхание её обращает всё в лёд, воздух звенит и снег становится острее лезвия. Ступает она, бесшумно, не оставляет следов. Кровь Госпожи холодна как дыхание бездны, глаза белы как вечность.

Холодно Снежной Госпоже и никак не может согреться она. Вот и ходит по земле в поисках тепла. И к чему прикоснётся — то тут же замерзнет. Поэтому не ходи в стужу на улицу. Не всматривайся в снег, иначе он начнёт всматриваться в тебя.

— Половина дороги.

Ведь если попадёшь в её владения — пути назад уже не будет.

— Хорошо, — ответил сам себе Лукас и замолчал. Сложил руки на груди, предпочитая смотреть окно, а не на Люмена. Мышцы лица того напряжены, взгляд мрачен и тяжёл. Это угрюмая сосредоточенность несколько удивляла Лукаса. Тем более что причин её он не находил. Откуда ему было знать, что перед мысленным взором брата стоит человек с золотыми волосами и голубыми глазами.

Так они и провели весь преодолённый отрезок пути.