Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман

Я хотел бы завершить рассказ о гибели Чиано заявлением о том, что немцы на этот раз оказались совершенно непричастными ни к его возвращению в Италию, ни к вынесенному ему смертному приговору, ни к его казни. Конечно, они могли бы спасти Чиано, но они не забыли, как он предал их в сентябре 1939 года.

Впрочем, все эти трагедии, не важно, с кем они происходили – с Чиано или с Чини, с расстроенными княгинями, голодающими прачками или «альфредиани», которых подвергали пыткам, – отошли на задний план, когда ранним утром 22 января 1944 года союзники высадили крупные силы в Анцио и Неттуно, находившихся всего лишь в одном-двух часах езды от Рима. Сразу же после этого меня поднял звонок из ставки Кессельринга – мне было велено немедленно явиться к фельдмаршалу. Мой разговор с ним продолжался гораздо дольше, чем предполагалось. Он окончился только тогда, когда я сумел убедить его, что мое место – в Риме, а не в его ставке. Сначала он был удивлен – даже возмущен, но очень быстро понял, что я прав. Он был одним из тех немногих немецких командующих, которые обладали политическим чутьем, и в этом отношении выгодно отличался от двух других фельдмаршалов, воевавших в Италии, – Роммеля и Рихтгофена. Он боялся, что высадка союзников приведет к массовому восстанию римлян, которые нанесут удар в тыл его весьма незначительной группировки войск. Я не разделял его опасений благодаря дружбе с моими старыми приятелями из Кампаньи. Они много раз говорили мне, что римляне не восстанут – они будут ждать, пока последний немецкий солдат не покинет город, а в воротах не появятся увешанные гирляндами цветов союзники, чтобы войти в него. И я поверил своим друзьям, поскольку хорошо знал римлян. Уж если они не поднялись 9 сентября, когда в окрестностях города начались бои, значит, не восстанут и сейчас. Они научились добиваться своего без бунтов и мятежей, сначала при цезарях, потом при папах, и жили своей собственной жизнью со времен великого Августа. Во время нашей утренней беседы я поручился за римлян, и фельдмаршал воспринял эту весть с облегчением, которое, однако, не разделяли его подчиненные.

Я оказался прав. Прошло утро, день склонился к закату, наступила ночь, а на улицах Рима царил воскресный покой. Гуляя по ним, я догадался, что его святейшество, как и я, молится, чтобы жители столицы не брались за оружие, а предоставили решение своей судьбы Богу. На улицах было спокойно, а римляне поглощали свои спагетти – на этот раз изготовленные из пшеничной муки, всего лишь с небольшой примесью ржаной. Я проехал по дороге, ведущей в Анцио, и то, что я увидел, а вернее, то, чего не увидел, чуть было не заставило меня пожалеть о тех гарантиях, которые я дал Кессельрингу. Даже я, глубоко штатский человек, был поражен, не заметив никаких войск, шедших в сторону Рима. Туда двигались только несколько измотанных немецких соединений, состоявших – за неимением лучшего – из солдат, которых выписали из госпиталей, где они лечились от последствий ночных похождений по улицам Вечного города. Вне всяких сомнений, одной из главных тактических ошибок союзников было то, что они сразу же не бросили все свои силы на захват Рима. По моим подсчетам, они могли бы быть на площади Святого Петра уже сегодня в полдень, благодаря чему война закончилась бы, по крайней мере на этом театре военных действий, на год или полтора раньше.

Вместо того чтобы с ходу взять Рим, союзники принялись разгружать свои припасы, которых оказалось такое множество, что если кому и приходила в голову мысль о броске на город, то он быстро от нее отказался. К несчастью для союзников, немецкие войска, переброшенные сюда вечером, ночью и в течение последующего дня Кессельрингом, лишили их возможности устроить военный парад на площади Святого Петра, а жителям Рима пришлось ждать до июня, когда к ним прибудут ящики с сигаретами «Лаки страйк» и «Кэмел».

Впрочем, они великодушно согласились подождать. Да, на Виа Рассела и Фоссе Ардеатина произошло несколько трагических инцидентов, но к подлому, из-за угла, убийству тридцати четырех немецких полицейских жители Рима не имели никакого отношения. Любой беспристрастный и непредубежденный итальянец скажет, что это было дело рук коммунистов из движения Сопротивления. Аналогичным образом, в расстреле заложников, произведенном в соотношении десять человек за одного – мести, которая оказалась не только слишком жестокой, но и совершенно бессмысленной с политической точки зрения, – виноваты не Кессельринг и его подчиненные, а Гитлер, лично отдавший такой приказ. Ни Гитлер, ни Йодль, ни Кейтель не понимали, что благодаря этому расстрелу исполнилась заветная мечта римских коммунистов – посеять смертельную вражду между немцами и жителями Вечного города. Впрочем, диктаторы и их советники, вероятно, не способны осознать такие вещи.

С того самого момента, когда стали хорошо слышны залпы тяжелых морских орудий в Анцио, я понял, что моя последняя миссия в Риме должна состоять в следующем: во-первых, я обязан сделать все, чтобы город был сдан без боя, а во-вторых, установить контакт с папой Пием XII, который прилагал неослабные усилия для того, чтобы спасти город от разрушения, используя все имевшиеся в его распоряжении земные и небесные ресурсы. Как только Рим будет сдан, это позволит мне, а вернее, немецкому командованию связаться с людьми, которые имеют реальный политический вес в Северной Италии, иными словами, с кардиналами Милана, Флоренции и Болоньи. Это было особенно важно, поскольку неофашистское правительство на озере Гарда с каждым днем теряло свои позиции. С помощью этих кардиналов, через папскую нунциатуру в Берне, можно будет поддерживать контакт с Ватиканом.

Сейчас почти каждый немец, побывавший в Риме, претендует на роль человека, избавившего Вечный город от уличных боев. Рим спасали все – от фельдмаршала до простого солдата, от посла при Святом престоле до самого последнего немецкого чиновника. На самом деле Рим спасли два человека: папа Пий XII и фельдмаршал Кессельринг. Прилагая неутомимые усилия, чтобы уберечь Рим от разрушения, и используя для этого все прямые и косвенные способы, Ватикан опирался на поддержку немецкого посла, назначенного Гитлером, господина Вайцзеккера. Большую помощь оказывал Ватикану и генеральный консул Эйтель Фридрих Мёльхаузен, а также его непосредственный начальник, немецкий посол при правительстве Муссолини на озере Гарда.

Естественно, единственным человеком, получавшим в этом благородном деле помощь Всевышнего, был его святейшество папа римский. Как Верховный главнокомандующий Южной группой войск, Кессельринг имел пушки и солдат, но его задача была гораздо труднее. О том, что Рим необходимо оборонять, говорил не только фюрер, но и Бенито Муссолини, который считал, что должен бросить на чашу весов и свой военный авторитет. Более того, имелись важные стратегические и тактические соображения против сдачи Рима без боя. Она сильно осложнила бы отход 14-й армии и привела бы к человеческим жертвам, которых можно было бы избежать, уничтожив мосты через Тибр.