Толкование на Евангелие от Иоанна. Том II - Кирилл Александрийский

Спира (отряд) же и тысящник (тысяченачальник) и слуги иудейские яша Иисуса и связаша Его. [391] И (от) ведоша к Анне первее: бе бо тесть Каиафе, иже бе архиерей лета того: [392] бе же Каиафа совещавый иудеям, яко уне есть (полезно) единому человеку умрети за люди (народ) [393] (18, 12–14)

С устранением уже препятствий, когда Петр выпустил меч из руки своей, а Христос как бы сам отдал Себя в руки иудеев, хотя мог и не страдать и легко избежать, уже неукротимою яростию увлекаются и как бы непреодолимою дерзостью возжигаются как воины со своим начальником, так и вместе с ними слуги. Взяв уже всецело предавшегося им Господа, обвязывают узами хотя для того к нам и Пришедшего, чтобы изъять нас из уз диавольских и освободить от сетей греха. Уводят к Анне тестю Каиафы, откуда является у нас мысль о том, что он, следовательно, был виновником и устроителем злодейства против Христа и от него, вероятно, продавшийся предатель потребовал толпу (слуг и воинов) для взятия Христа. К нему поэтому и отводится первому. Таким образом, для иудеев и для нас на самом деле уже оказалось истинным и исполнившимся то, что они являлись говорящими гласом пророка: «Свяжем праведника, потому что не нужен нам он» (Ис. 3, 10).

Действительно, не нужен был иудеям Христос — не потому, чтобы Сам Он был таковым, но потому, что им, имевшим грехолюбное и страстолюбное настроение, казалось, что Он не вносит ничего наилучшего, вводя праведность вышезаконную и истинную волю добролюбивого Бога предлагая к познанию без всякого прикровения, тогда как закон шел не таким путем, но посредством сени и загадок косвенно и лишь едва указывал слушателям то, что могло доставить им пользу.

Поэтому как для имеющих поврежденное зрение, пожалуй, не нужен свет солнца, не доставляя им никакой пользы, чему препятствует болезнь, — а подверженным болезненному состоянию здоровья яства кажутся как бы совсем ненужными, хотя они и могут доставлять вожделенное здоровье, так и иудеям Христос казался каким-то ненужным, хотя и был виновником спасения, ибо не мило было им спасение.

И отослали Его связанного к Каиафе архиерею. [394] Был же (это) Каиафа, посоветовавший иудеям, что полезно одному человеку умереть за народ. Итак, посредством злоухищрения Анны и злодейства нанятых для сего уловлена священная и святая Жертва, то есть Христос, и, захваченный в сети, ведется к виновнику или руководителю неправедного заклания. И это был Каиафа, хотя и увенчанный благодатию священства. Таким образом, как словом он является начинателем убийства, так оказывается потом и начатком самого злодейства. Ведь он принимает связанного Иисуса и, как бы плод некий своего совета и нечестивых замыслов, совершил, несчастный, это самое нечестивейшее из всех зол. В самом деле, что может быть тяжелее нечестия на Христа?

По Иисусе же идяше Симон Петр, другий ученик [395] (18, 15)

Между тем как другие ученики, как оказывается, устрашились и тотчас предались бегству от гнева убийц, Петр объемлется любовью ко Христу и, движимый сильным чувством, с опасностью для себя следует за Ним и смотрит на исход дела, причем идет с ним и до равной с ним смелости возвышается другой ученик. То был Иоанн, истинно боголюбивый составитель этой Божественной книги (Евангелия). Говорит, что это был другой ученик, но не называет ясно по имени, избегая подозрения в тщеславии и возможно далее отстраняя от себя мысль казаться лучше других. Ведь высокие подвиги, если оказываются присущими кому-либо из правомыслящих, никогда не доходят до слуха других чрез уста их самих. Да, весьма некрасивое дело, если кто-либо похваляется не от других, а чрез собственные уста. Так и Приточник говорит: «Пусть хвалит тебя ближний, а не твой рот, — чужой, а не твои уста» (Притч. 27, 2).

Ученик же той знаем бе архиерею и вниде со Иисусом во двор архиереев [396] (18, 15)

Весьма предусмотрительно опять доходит и до воспоминания об этом и не отказывается сообщить и такую частность, для общей пользы. Так как намеревался изложить в своем писании то, что было совершено и сказано и в самом дворе архиерея, то и дал нам как бы необходимое объяснение того, как он мог войти туда: знаком, говорит, был он архиерею. Поэтому-то, говорит, он беспрепятственно проникает (туда), так как знакомство с начальником — дружбы не удостоил назвать — открывало ему беспрепятственный доступ вовнутрь (двора). Итак, для удостоверения в том, что происходившее во дворе излагается не со слов других, но что сам составитель (этого описания) был зрителем и непосредственным слушателем происходившего, дал нам полезнейшее сообщение о своем знакомстве (с архиереем).

Петр же стояше при двери вне. Изиде же ученик другий, иже бе знаем архиерею, и рече двернице и введе Петра [397] (18, 16)

Не замедлил бы, с горячим рвением, войти и Петр, если бы при вратах не сторожила служанка и не затрудняла прежде ей незнакомым людям доступ внутрь. И конечно, мужчине было бы совсем нетрудно оттеснить женщину, если бы это не влекло за собою обвинения в бесчинстве. Таким образом, как бы по необходимости, останавливается, хотя и с грустью, пред дверью ученик, пока другой, подумав, что тот весьма немало опечален по этой причине, не ввел его с собою, поговорив с находившейся при входе служанкою и потребовав пропустить своего сотоварища.

Глаголет же Петру раба дверница: еда и ты от ученик еси Человека Сего? Глаголет он: несмь [398] (18, 17)

После того как Спаситель наш Иисус Христос уже предвозвестил Петру его будущее троекратное отречение и что, прежде чем петел возгласит, он как бы ослабеет в вере, Евангелист дает теперь уже частное описание того, где и как совершилось это событие. Поставленная при вратах женщина спрашивает, не есть ли он один из учеников Подвергшегося неправедному суду. Но Петр отрекается и как будто какое обвинение отклоняет, говоря нет. И это, без сомнения, не потому, что он испугался возможности быть взятым или отказывался объявить правду, но потому, что возможность подвергнуться чему-либо даже и против воли он ставил на втором месте и позади желания быть со Христом. Таким образом, падение было по любви, и именно в боголюбии как бы коренится отречение, случившееся хотя и не вследствие правильного рассуждения, однако ж вызванное рвением быть вместе с Страдавшим.

Стояху же раби и слуги, огнь сотворше, яко зима бе, и греяхуся. Бе же и Петр стоя с ними и греяся [399] (18, 18)

Войдя внутрь дверей и смешавшись с слугами, он показывает вид, что делает то же, что и они, хотя удрученный печалью и имея в сердце тяжелую заботу о том, чтобы своим унылым и печальным лицем не дать улики в своем сострадании к Судимому и не оказаться не достигшим своего желания. В самом деле, совсем невероятно думать, чтобы ученик так любил свою плоть, что даже при таком тяжелом состоянии души стал заботиться о средстве против зимнего холода, но, если бы даже можно было воспользоваться и еще лучшим чем, он не допустил бы этого в то время, когда Христос подвергался таким мукам. Итак, весьма предусмотрительно он принимает на себя вид беззаботности служителей и, как будто бы совсем ничто не приводило его в печаль, устраняет вред (холод) зимы, чтобы и чрез это заставить считать его как бы за одного из принадлежащих к (архиерейскому) дому и таким образом избежать уже и (вторичного) отречения, если бы кто опять спросил. Но слово Спасителя было неложно, ибо что, без сомнения, Он знал как Бог, это и предуказал ученику.

Архиерей же вопроси Иисуса о ученицех Его и о учении Его [400] (18, 19)

Законовед и учитель, которому и Божественная проповедь повелевала: «суд правый судите» (ср. Втор. 1, 16; 16, 18), при помощи отряда вооруженных воинов и множества нечестивых слуг схватив Господа как бы какого знаменитого разбойника, спрашивает об учении и учениках, указывая этим на отсутствие вин, ибо Судимый не знал греха. Спрашивает же об учении Его: противно ли оно Моисеевым законам или же согласуется и сходно с древними уставами и какая цель заключается в Его учении — желание ли руководствоваться древними обычаями или же устроить введение какого-то нового и чужого богослужения? А делал это с злым умыслом, ибо думал, что Христос ясно выскажется против закона и, отвергнув Моисеев закон, Сам на Себя возбудит наглый язык иудеев, чтобы и оказался в конце концов как бы подвергнутым справедливому наказанию за богоборство. Ведь богоборству равнялось противление Божественным законам, если бы кто из людей оказался действительно сделавшим или сказавшим что-либо подобное. Как с простым еще человеком обращаются со Христом и Господа закона считают заслуживающим справедливого осуждения за преступление закона, не помня изречения: «Нечестив говорящий царю: беззаконствуешь» (Иов. 34, 18).