Мы мирные люди - Владимир Иванович Дмитревский

— Не был. И вообще ничего не понимаю в футболе.

— Как?! Вы не любите футбола?!

Неизвестно еще, как бы расплатился Байкалов за такое позорное признание, но его выручил звонок.

— Мама! — вскричал Валерик. — И, как всегда, забыла собственный ключ! — И побежал в прихожую.

Наталья Владимировна, уже знавшая о приезде Байкалова, вошла до отказа нагруженная пакетами. Вскоре все сели обедать.

Обеденный час в этом семействе был часом споров, обсуждений. А тут еще появился Байкалов, и было о чем поговорить.

Павлов-младший терпеливо выжидал, не зайдет ли разговор о науке и технике, где и он может вставить свое слово.

Но они все ругали Америку, хотя всем и без того давно известно, что там живут поджигатели и, значит, нечего ждать от них хорошего.

— Вы знаете, стыдно становится за людей. В то время как наука нашла столько способов повышения урожайности, в то время как мы обрабатываем всего лишь одну десятую часть всех пригодных земель... одну десятую! — и говорить о необходимости уничтожить часть человечества, так как их кормить нечем! Людоедство какое-то! Свои кризисы сваливают на природу! — говорила Наталья Владимировна.

— Неизбежный результат их жадности до прибылей, — подхватил Байкалов.

— Вот видишь, Валерик, — шепнул Павлов сыну, — Модест Николаевич любит суп, и поэтому у него рождаются в голове богатые мысли. Суп — это великое дело!

— Да, да, попрошу еще тарелку. У вас порции столичные, а я провинциал, — отозвался на шутку Байкалов.

— Ик тому же охотник. Сколько медведей у вас на счету?

— Как! — воскликнул Валерик. — Вы на медведей охотились? — И он тут же простил Байкалову равнодушное отношение к футболу.

— А что ж, разве плохие мысли? Между прочцм, я как раз прорабатывал этот вопрос для доклада. Надо понять в конце концов, что слепые социальные силы разрушительнее самых яростных слепых сил природы...

Валерик уже отчаялся, что ему удастся принять участие в разговоре взрослых, но как-то удачно от атомной бомбы перешли к обсуждению возможностей использования ядерной энергии в мирных целях.

— Мне известны лабораторные исследования наших ученых, — сказал Павлов. — В ближайшем будущем мы услышим о таких чудесах, что даже и представить не можем!

— Папа! Расскажи о турбокомпрессорном реактивном двигателе! — попросил Валерик, бросив на Наталью Владимировну быстрый торжествующий взгляд.

— Ио лечении раковых опухолей внутренних органов с применением радиоактивных атомов золота, серебра, йода, кобальта, брома, — добавила Наталья Владимировна. — Помнишь, нам Филиппов рассказывал?

Модест Николаевич смотрел на их оживленные лица, на их дружное согласие и думал со щемящей остротой и четкостью, что и Ирина могла бы сидеть здесь, рядом...

После обеда Павлов предложил Модесту Николаевичу подремать на диване, но Модест Николаевич заявил, что никогда не отдыхает днем.

— Может быть, партию в шахматы?

— С удовольствием. Только предупреждаю, что я недурно играю.

— Вот и хорошо, — отозвался Павлов, расставляя фигуры на шахматной доске. — Плохих игроков неинтересно обыгрывать.

Разыграли, кому играть белыми.

— Ваш ход, — сказал Павлов, за шахматами переходя почему-то на вы.

Валерик критически наблюдал за игрой. И когда Байкалов одержал победу, он предложил:

— Может быть, со мной попробуете?

— Мне все равно, кого обыгрывать, — похвастался Модест Николаевич, — хоть старых Павловых, хоть молодых.

Однако по мере хода игры он становился все серьезнее, а отдав ферзя и увидев, что у Валерика проходящая пешка, сдал партию.

— Он воспользовался тем, что ты еще не знаешь его излюбленных приемов. Сейчас я отомщу за тебя! — сказал Павлов.

Сел и тоже быстро проиграл сыну.

Поздно вечером, когда уже все в доме спали и когда Павлов, Байкалов и Наталья Владимировна досыта наговорились и вдосталь поспорили, Байкалов лежал в кабинете Леонида Ивановича на широкой тахте, где ему была постлана постель. За окном было слышно дыхание Москвы. Байкалов перебирал в памяти интересные новости, которые он узнал от Павловых. Пробыв с этими людьми целый день, Байкалов окунулся в самую гущу событий, услышал новые оценки, узнал новые факты. Все это будоражило, воодушевляло, звало к деятельности, к борьбе.

— Хорошо! — сказал он вслух и засмеялся. Потом протянул руку и погасил настольную лампу, которую ему заботливо пододвинула Наталья Владимировна вместе с кипой газет.

Сначала в кабинете стало темно, но вскоре глаза освоились, и Байкалов в мягком отсвете огней Москвы различал все до мельчайших подробностей в кабинете Павлова: поблескивающие золотом корешки книг на полках до самого потолка, кресло, картину, отшлифованный снаряд на столе, преподнесенный Павлову тульскими рабочими.

— Вы спите? — шепотом спросила Наталья Владимировна за дверью.

— Даже не думаю, — отозвался Байкалов и снова зажег лампу.

— Я видела, что у вас горит свет. А подошла — темно. Я только хотела сказать вам, что Леонид Иванович слишком придирается к нам, работающим над философскими вопросами. Это такой придира! Ну, ладно, спите, спите, не буду вам мешать. Раз в жизни хотела поплакаться, да и то не вышло.

И Наталья Владимировна намеревалась уже уйти. Байкалов остановил ее.

— Вы меня извините, — сказал он, — но я тоже придирчив.

— Это хорошо. Критики я не боюсь. Но Леонид Иванович буквально камня на камне не оставляет. Я уж решила не показывать ему больше своих научных работ, просто для сохранения безоблачных супружеских отношений.

Байкалов засмеялся. Наталья Владимировна помедлила в дверях, но затем вошла, села в кресло, кутаясь в пушистый халат:

— Все равно у вас сна ни в одном глазу.

Байкалов сел на тахте, завернувшись в одеяло, спросил у Натальи Владимировны разрешения и закурил.

Вскоре к ним примкнул и Павлов. Он тоже был в халате. И снова разгорелся спор на животрепещущие темы.

— Изменилось лицо мира, — говорил Байкалов, главным образом обращаясь к Наталье Владимировне и продолжая их разговор. — Мы смотрим сейчас далеко вперед. Люди ждут помощи. Научные работники обязаны ее оказать. А вы зачастую боитесь самостоятельно мыслить, боитесь оторваться от буквального текста книг.

— Черт возьми! — воскликнул Павлов, поудобнее усаживаясь. — Да у вас тут, оказывается, интересно! Давай, давай, Байкалов! Что, Наташа, это, пожалуй, пожестче, чем я говорю? Надо, надо об этом говорить! Это у нас назрело!

— Как всегда, нам и на этот раз поможет партия, — сказала Наталья Владимировна.

— Поможет. А прежде всего подвергнет суровой критике