Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка

- Приветствуем вас, храбрейшие мужи! – королева источала любезность. – Прошу вас к столу!

Знать, оживленно переговариваясь, повалила в покои епископа, где был приготовлен богатый пир. Разделить хлеб – знак мира для каждого германца. Начало было положено. Длинный зал, в котором стоял изрезанный ножами стол, отапливался очагом, дым от которого уходил под потолок. Копоть оседала клочьями на балках, державших покатую крышу, крытую черепицей. Деревянные стены, обмазанные глиной, были затянуты цветными тканями, а вдоль них стояли разодетые слуги, держа в руках серебряные кувшины с вином. Серебряной же была посуда на столах.

Угощение было богатым. Хлеба и каши, дичь и жареные куры, свинина и рыба. Стол ломился от еды, а герцоги и графы кромсали поясными кинжалами куски мяса, окуная грязные руки в поднесенные слугами чаши, а то и просто вытирая их об лавку. Шум веселья нарастал с каждым выпитым кубком. Римляне ели медленно и с достоинством, мало напоминая варваров, жадно тянущих жирные руки к выпивке. У Гунтрамна были богатейшие погреба, а Бургундия всегда славилась отменными винами. Хотя, и выбора особого не было. Особенно сейчас, когда из разоренной дотла Италии уже много лет как ничего не привозили. Только Марсель и Арль получали морем товары из далекой Империи, о чем не преминул напомнить сидящий тут же патриций Прованса Эгила. Ему вторил Динамий, управлявший Австразийской частью этой провинции. Он был верным человеком Брунгильды, и рассчитывал на ее благодарность.

В зал внесли огромный сундук, откуда под одобрительные возгласы король стал доставать драгоценные подарки, и вручать их присутствующим. Для каждого он нашел свои особенные слова, подвиги каждого он знал и помнил. Рядом сидела Брунгильда, скромно потупив глаза, но ни для кого не было секретом, что именно она разучивала с сыном все это действо, словно он был актером давно забытого здесь театра.

- Асклепиодот! – крикнул король, поднимая над головой драгоценную чашу. – Прими этот дар, и окажи мне честь служить при моем дворе так же, как ты служил моему дяде.

Референдарий, растроганный вниманием короля, почтительно поклонился и поймал взгляд королевы, блеснувший из-под опущенных ресниц. Он поклонился и ей.

- Варнахар! – майордом Бургундии встал, гордо выпятив грудь . А король продолжил: – Прими этот пояс, и служи на своем посту, как и раньше.

- Патриций Вандальмар! – король достал меч с рукоятью, отделанной золотом и камнями. – Мой дядя считал тебя храбрейшим из мужей. Носи с честью этот меч, и служи мне на своем посту так же верно.

Патриций поклонился, преданно глядя на короля и его мать. Все скверные предчувствия, что терзали его после смерти Гунтрамна, испарились в один миг.

К концу вечера аристократы Бургундии выяснили, что все они либо остались на своих постах, либо получили посты не менее почетные, либо получили повышение, управляя делами двух королевств сразу.

Подарки были розданы, знать удовлетворена, а в зале началась банальная пьянка, которая при достаточном количестве вина могла затянуться на неделю-другую. Женщине нечего было здесь делать, и королева оставила сына пить с местной аристократией, благо с этой задачей он должен был справиться превосходно.

Брунгильда отбыла на виллу в окрестностях города. Она, скорее всего, именно здесь будет проводить большую часть времени. Тут, на границе двух королевств она станет работать, словно швея, которая иглой из разных кусков создает красивое платье. Она, Брунгильда, станет той швеей, чтобы ее сын правил единой страной, которую она вскоре перекроит заново. Уж слишком сильны князьки в Австразии, слишком опасно оставлять портовые города Прованса кому-то, кроме преданного, как собака, Динамия.

Ее старший внук, Теодеберт, сейчас с матерью в Суассоне. Она сделала его королем, чтобы буйная франкская власть, помнившая времена Хильперика, успокоилась и забыла про мальчишку Хлотаря, который считал эти земли своими. Младшего внука она отошлет на восток, в земли Эльзаса[132], к алеманам. Они должны быть верны тому, кто вырос на их глазах.

А еще ей нужно будет переделить земли, перемешать их заново между собой. Уж больно опасна знать Австразии. Уж слишком отважны и безрассудны люди из родовых земель франков. Нужно подрезать крылья непокорным герцогам, не то они подрежут крылья ее сыну. Может быть, даже вместе с головой.

Глава 40

Год 6103 от Сотворения Мира (декабрь 595 от Р.Х.). Мец. Австразия.

Герцоги поднимали кубок за кубком в честь победоносного короля Хильдеберта. Последний поход на север, устроенный франками, закончился оглушительной победой. Германское племя варнов, восставшее против владычества Меровингов, было вырезано почти под корень. Там не оставили никого, кто был бы ростом выше меча. Воины получили добычу, а король получил славу вождя. Все, как и положено по древним обычаям германцев.

Сам Хильдеберт, из оружия предпочитавший рыболовную сеть, милостиво кивал головой и раздавал подарки. Он был на пике своего могущества. Бретонов смирили еще одним походом, варнов истребили, а в вечно беспокойной Баварии посадили послушного герцога Тассилона. Воинственные баварцы вторглись в земли вендов и разгромили их, приведя с собой огромное количество скота и рабов. Далекий родственник в Нейстрии не высовывается из своих лесов, и скоро узнает силу победоносного короля. Поход на запад не за горами. Все франки должны жить в едином королевстве, как в благословенные времена великого Хлодвига.

На исходе шестого века королевство франков еще бережно хранило робкий огонек культуры, который тлел в мрачной темноте наступающего средневековья. Еще работали юристы, знающие римское право, еще писал свои тяжеловесные вирши Венанций Фортунат, еще приходили корабли в порт Марселя, привозя туда каждые пять-шесть лет какую-нибудь заразу, от которой тысячами умирал потом народ на побережье. В целом страна понемногу оправлялась от той непрерывной резни, что шла в Галлии со времен соперничества королей Сигиберта и Хильперика. Даже Аквитания, разоренная этими войнами дотла, цвела и наслаждалась мирным временем, почти забытым в этой истерзанной войнами земле.

По настоянию королевы Брунгильды графы провели новую перепись, и с многих обезлюдевших областей были сняты тяжкие подати. Ибо платить их там было некому. Но, несмотря на установившийся мир, казна была в самом плачевном состоянии. Торговля и ремесла угасали, как угасало денежное обращение. Налоги все чаще платились зерном, а куриалы[133], которые отвечали по старинным римским законам своим имуществом за их сбор, стонали от безысходности. Кое-где земли и вовсе лежали пустыми. Старый мир потихоньку умирал, но Меровинги по-прежнему платили золотом своим дружинам,