Пророки - Роберт Джонс-младший

вдруг, как бы все у них с Самуэлем вышло, расти они без оков и цепей. Нет, не нужно плакать. Не нужно, ведь чувства еще так остры, так свежи. Надежно спрятаны в самых укромных уголках, под крайней плотью, чтобы их всегда можно было воскресить и приласкать. И уничтожить их можно, только уничтожив его. Впрочем, даже и тогда они станут только ближе. Рука об руку войдут туда, где родители и прародители нашли убежище от тех, чьи тела не прикрыты кожей. И это не какие-то жуткие небеса, нет. Это край, где звучат первые песни и никто их не прерывает.

От берега до берега он плыл под водой, выныривал, только когда легкие уже готовы были разорваться. И теперь понял, что видел не звезды, а лица на дне: лица, глядящие из ила, улыбающиеся, а может, искаженные страданием. Лица людей, которые держались за руки и притоптывали ногами в такт течению. И Исайя узнал их, хотя никогда раньше не видел.

— Женщины в воде. Они защищают вас, — раз сказала ему на берегу Мэгги, глядя на недвижимый лес на той стороне.

— Не понимаю, о чем ты, мэм, — ответил он.

— Они черные. — Она усмехнулась и хлопнула себя по колену. — Ну конечно же, они черные.

Самуэль не прислушивался к разговору. Стоял, погруженный в собственные мысли, сжимал кулаки и кусал губы. Исайя же слушал внимательно, но так ничего и не понял.

— Нет, не женщины в воде. А женщины, которые и есть вода, — добавила Мэгги, очевидно считая, что теперь все прояснила.

Может, она откуда-то знала? Предвидела? Догадалась? И подарила им в защиту то единственное, что могла предложить? Заклятие, древнее, как сама вода? Так вот чему учила его Сара тем вечером на берегу реки?

Он встал на колени в грязи, не слыша ничего за шумом воды, и уже собирался подняться и отправиться в простиравшийся за спиной лес. Но вдруг чья-то рука схватила его за щиколотку.

Как им удалось так бесшумно подобраться? Неужели он так погрузился в свои мысли, что стал легкой добычей? Вот спасибо его задумчивому сердцу.

У него не хватит сил драться с ними. Ни с Джеймсом, ни с Зиком, ни с Малакаем, ни с Джонатаном, ни с остальными. Исайя ровно выдохнул и даже не попытался спихнуть руку. Так и стоял на коленях, надеясь, что его убьют здесь, а не потащат на тот берег. Закрыл глаза и стал ждать пули в лицо.

Вдруг знакомый голос выдохнул его имя:

— Зай!

Он открыл глаза, уверенный, что это сон.

— Самуэль?

Увидев мокрого до нитки Самуэля, Исайя вытаращил глаза.

— Я здесь, — улыбнувшись, объявил тот.

Исайя подпрыгнул и так крепко сжал его в объятиях, словно хотел сам стать частью его тела. Потом покачал головой и, глядя на Самуэля во все глаза, взял его лицо в ладони, ощупал, стремясь убедиться, что это и правда он.

— Эй, парень, да ты что делаешь? Не ровен час, глаз мне высадишь!

— Уж простите великодушно, — выдохнул Исайя, всхлипывая. — Просто ты здесь.

— Сказал же, я тебя догоню.

Исайя снова обхватил его руками и прижал к себе.

— Ты меня ненавидишь?

Самуэль откинул голову и посмотрел ему прямо в глаза.

— Ненавижу? Парень, да ты сдурел, что ли, такие глупые вопросы задавать?

Они обнялись. Самуэль поцеловал Исайю в ухо.

— Мне пора, — шепнул он.

— Что ты сказал? — вскинулся Исайя, не уверенный, что верно расслышал за шумом воды.

— Нам пора.

Исайя кивнул и сжал руки Самуэля в своих. Наконец, оторвавшись друг от друга, они направились к лесу.

Тропинки не было. Разросшиеся, не тронутые рукой человека кусты заполонили все вокруг. В пологе ветвей не виднелось ни одной прорехи, и оттого лунный свет не проникал в чащу. Исайя и Самуэль пробирались сквозь дебри, ломая ветки и наступая на червей и камни. Несмотря на усталость, они старались идти быстро. А услышав змеиное шипение, еще ускоряли шаг. Хоть бы сова заухала — так бы они примерно поняли, в ту ли сторону идут.

Казалось, они несколько часов пробирались сквозь чащобу: ломали ветки, падали и перелезали, пока наконец не вышли на поляну. Земля под ногами была мягкая и влажная, в воздухе густо пахло хвоей. Где-то выли звери, над ухом звенели комары, ухала сова и шелестели на ветерке листья. Снова показалось ночное небо, и Исайе с Самуэлем удалось разобрать в полутьме смутные силуэты друг друга. Этого им вполне хватило. Черный, как сама ночь, и темно-лиловый, они разглядывали друг друга в неясном свете луны и звезд. Дыхание у обоих сбилось, грудные клетки тяжело вздымались. Слишком измотанные, напуганные и голодные, чтобы улыбаться, они все же чувствовали, как ползут вверх уголки губ.

— Как думаешь, далеко мы ушли? — выдохнул Исайя.

— Не знаю, да только мне бы передохнуть. Хоть минутку.

Самуэль растянулся под стволом могучего платана, густо поросшего мхом.

— Говорят, мох по северной стороне стелется, — мягко сказал он.

— Стало быть, нам туда нужно, — Исайя указал на противоположный край поляны.

Самуэль не ответил. Только вдыхал полной грудью и медленно выдыхал. Пожалуй, слишком медленно. Дыхание его сбивалось. Исайя подошел к дереву и склонился над ним.

— С тобой все в порядке?

Самуэль, сдавленно дыша, улыбнулся.

— Да, кажись. Умаялся просто. Пить хочется. И есть тоже.

Исайя порыскал в темноте в поисках чего-нибудь съедобного. Ни цикория, ни рогоза, ни клевера поблизости не росло. Зато удалось отыскать кипрей — тот ярко пестрел в темноте. Нарвав его, Исайя поскорее вернулся к платану.

— Больше ничего пока не нашел, но вот погоди, рассветет, тогда уж…

Самуэль скорчился на земле.

— Сэм!

Исайя опустился рядом с ним на колени. Тот напряженно морщился, щурился. На щеке его лежала полоса лунного света.

— Не по себе мне что-то, — сказал он и, ухватившись за Исайю, попытался встать. Но тут же вновь съехал вниз по стволу и рухнул на корни, подставив руку, чтобы смягчить падение. — Что-то не так. — Он принялся растирать грудь и предплечья. — Нехорошо себя чувствую.

— Нешто заболел? — Исайя потянулся к его груди. От Самуэля так и шпарило жаром.

— Нет! — выкрикнул тот, вскочил на ноги и привалился к дереву. — Не трогай там. Не хочу тебе больно сделать.

— Ты меня пугаешь. Что с тобой, объясни!

Широко раскрытые глаза Самуэля вдруг засветились, как фонари. А тело окутало оранжевое сияние, ярко-алое по краям. Сначала он испуганно хватал ртом воздух, потом вдруг захрипел. И вспыхнул так ярко, что стало светло, как днем. Исайя отшатнулся и рухнул на землю, словно что-то толкнуло его в грудь. Из черной ночи на него глядели лица