Чемпионы Темных Богов - Джон Френч

Комната начала меркнуть. Мир стал белым круговоротом звезд и воплями его убитого дома.

«Но если один ведьмак увидел мои мысли, то смогут и другие».

+ Извини, + раздался голос Санахта из-за вихрящегося облака. Хемеллиона объяла боль, затмив мысли, протрещав сквозь него, подобно грозовой молнии. Он почувствовал, как воспоминания сминаются и исчезают, как бы сильно он не пытался уцепиться за них. + Я доверяю тебе, + говорил Санахт, + но неведение — единственное, что нас убережет. +

Пока разум Хемеллиона перестраивался, он вспомнил кое-что, одну-единственную строчку, что казалась теперь ложью, выкрикнутой во вселенную.

«Он… Он сказал, что был слаб… ребенок…»

+ Слабость, + донесся из шторма голос, + это вопрос степени. +

Хемеллион моргнул. Он чувствовал себя так, будто только что вышел из тьмы на яркий свет. Санахт стоял в центре комнате с сухим листом пергамента в руке. Хемеллион нахмурился. Он не мог вспомнить, зачем хозяин вызвал его, но он не в первые оказывался в комнате Санахта по причине, которую не помнил. На полу валялась серебряная чаша, темная жидкость растекалась широкой лужицей, подбираясь к разбросанным свиткам. Он наклонился и подобрал сосуд. Хемеллиону пришлось подавить смесь ненависти и страха, когда в него уперлись неодинаковые глаза Санахта.

— Чем я могу служить вам, лорд? — спросил он.

VIII

Игры разума

— Никого не впускать, — Ариман обернулся и взглянул на Кадина, когда отворилась дверь в комнату. Шипение и лязг дверных механизмов казались невозможно громкими в пустом коридоре. За спиной Кадина возле стены коридора сидел Марот, его шлем в форме морды гончей покачивался из стороны в сторону, словно прислушиваясь к звуку, которого здесь не было. Кираборы очистили палубные уровни на километр в каждом направлении вокруг этого места.

Комната за дверьми оказалась не такой, как ожидал Кадин. Погребенная в глубинах машинных палуб «Сикоракса», в прошлом она могла быть мастерской или складом для взрывоопасных химикатов. Комната была небольшой, с входом через противовзрывную дверь и с покрытыми толстыми пласталевыми плитами стенами. Вдоль углов помещения скопилась сухая ржавчина, а единственным источником света служила желтая лампочка за медной решеткой в потолке. Комната походила на место, которое не раз использовалось для разных целей, пока в итоге его окончательно не забросили.

В центре комнаты стоял саркофаг из черного камня. Его верхняя поверхность имела отдаленное подобие человеческой фигуры. Кадин различил безмятежное лицо и сложенные на груди руки. По всей поверхности саркофага вились символы, высеченные в камне. Стоило Кадину бросить на них взгляд, как на границе сознания зазвучали шепоты. Он понимал те символы, хотя и не был уверен, каким образом — они требовали от варпа чтобы тот, кто лежал в гробу, вел себя смирно.

— Это она? — спросил воин. — Иобель?

— Принцесса слепцов, — прошипел Марот из коридора.

Ариман кивнул, не переступая порог, и окинул взглядом комнату. Он был в броне, но без шлема. Палубу перед саркофагом покрывал выжженный в металле узор. Линии и спирали заставили Кадина зажмуриться, стоило ему только посмотреть на них.

— Почему просто не вырвать знания из ее разума? Если у нее есть то, что тебе надо, почему просто не взять это?

Взгляд Аримана упал на узор, а затем на саркофаг. Кадину показалось, будто он услышал бормотание колдуна, хотя его губы оставались неподвижными.

— Понимание, — наконец сказал Ариман, все еще не смотря на Кадина. — Знание без контекста бесполезно. Одних только фактов недостаточно. Я должен получить также и то, что придает этим фактам осмысленность. Кроме того, кто знает, что еще может хранить ее разум? — Кадин заметил, как по лицу Аримана промелькнуло нечто, что могло бы сойти за мрачную улыбку. — И чтобы заполучить все это, нужна… аккуратность.

Ариман протяжно и неспешно выдохнул, а затем его глаза на мгновение закрылись. Кадин ощутил, как похолодел воздух. Его механические конечности дернулись, когда поршни и сервоприводы свело судорогой. Марот тихо заскулил в тенях.

— Никого не впускать, — повторил Ариман, слова белым паром вырвались с его уст. — Пока я здесь, Санахт и Игнис командуют флотом, — Кадин кивнул и достал из-за спины двуручный цепной меч. Механические пальцы стиснули истершуюся рукоять.

Ариман шагнул за дверь.

— Думаешь, кто-то попробует вмешаться? — спросил Кадин. Ариман пожал плечами, его лицо омрачило выражение, которое, как знал воин, означало нахмуренность.

— Не уверен, — ответил Ариман. Он встал в центр выжженного в полу узора. — Может быть.

— Он видит все, и не видит ничего, — хохотнул Марот.

— Ты не веришь им, — произнес Кадин, просто констатировав факт. — Твои братья, ты им не веришь.

— Я верю, что ты будешь тем, кто ты есть.

— И кем же?

Ариман ничего не сказал, а только посмотрел на палубу, осторожно сместился вбок и пробежался взглядом по линиям, что свивались спиралями вокруг него.

— А он? — Кадин кивнул на Марота. Азек поднял глаза и посмотрел на сломленного и слепого колдуна. Марот теперь повсюду следовал за Кадином, словно его вторая тень. Когда Ариман вызвал Кадина, Марот приплелся за ним, шипя и бормоча в поломанных доспехах. Ариман не возражал, даже не подал виду, что заметил присутствие сломленного колдуна. Казалось, для него Марота вовсе не существовало.

— Он — ничто, — произнес Ариман.

— То же думал и Астреос, умирая? — спросил Кадин лишенным эмоций голосом.

Глаза Аримана резко взметнулись на него. Кадин ощутил, как в мысли проникли пытливые пальцы разума Аримана, пытаясь пробраться сквозь запутанную сеть его души, найти злость и измену. Воин почти улыбнулся. Он не почувствовал ни капли сожаления, когда узнал о гибели брата, этот факт стал лишь одним из множества, таким же мертвым и холодным, как зола от костра. Кадин раздумывал над тем, что могла означать подобная бесчувственность, но так и не пришел к какому-либо выводу.

— Мне жаль, — помолчав, сказал Ариман.

Кадин повернулся лицом к коридору, не удосужившись даже кивнуть. Он опустил острие цепного меча на пол между ног и взялся за рукоять обоими руками. Позади него с шипением поршней закрылась дверь.

— Покой, — тихо прошептал Марот. Кадин не ответил.

Долгое мгновение Ариман смотрел на саркофаг. Он ощущал, что варп вокруг него выжидает, его течения принимали форму узоров, выжженных в полу. Внутренним взором Азек видел, как от образа исходили золотые плоскости света. Символы висели в воздухе, словно крошечные солнца смысла и потенциала, некоторые неподвижно, другие группами вращаясь друг вокруг друга. Гроб находился посреди этой паутины, дремлющий внутри разум горел красочными снами. На проектирование этого ритуала у него ушло несколько дней. Каждая его часть походила на огромную и отлаженную машину мысли, символизма и эфирной силы. Она только ждала, когда его разум запустит ее.

Азек сделал вдох, чувствуя, как каждая отдельная молекула воздуха затекает ему в легкие. Он почувствовал, как замедляется сердцебиение, пока сознание не замерло между двумя ударами. Перед его немигающим внутренним взором все стало неподвижным. Он ждал, паря в пустоте. Ариман сформировал мысль и послал ее вращаться по разуму. Затем Азек сформировал поток мыслей и ощутил, как те оживают, питаясь от воспоминаний и воображения. Он разделил свою волю, раскалывая мысль за мыслью, пока его разум не наполнился крутящимся и вращающимся сознанием. Варп вцепился в его волю, пытаясь разорвать деликатную конструкцию. Медленно, осторожно, Ариман позволил одному из сердец стукнуть. Его разум более не пребывал внутри черепа — он воспарил на свободу, нескованный. Ритуальные узоры, вырезанные в комнате, встретились с его разумом и объединились. Сознание Аримана затекло в гроб и внутрь разума Иобель.

— Значит, вот что он просил у тебя? — произнес Игнис. Санахт смотрел на него, не отводя глаз. Игнис изучал его с неподвижным лицом.

Комната-тигель располагалась в самом сердце «Слова Гермеса» и представляла собой чугунную чашу, достаточно широкую, чтобы вместить целого титана. В центре тигля крутился шар из расплавленного металла, излучая жар и красноватый свет. Здесь не было дверей, лишь борта тигля в дюжине метров над изогнутыми стенками. Внутреннюю поверхность испещряли глубокие борозды, прямые линии пересекались с закругленными углублениями, выбитыми в стенках. Санахт внимательно изучал геометрические фигуры, что могли обозначать либо Знак Тутмоса, либо Идрисову Прогрессию, либо же Символ Гнили, но каждая как будто расплывалась и сливалась с другими узорами, которых он не узнавал. Вся структура давила на разум Санахта, словно металлический обруч. Ему это не нравилось, но пути Ордена Разрухи всегда отличались странностью.