Врата. За синим горизонтом событий - Фредерик Пол

Я пожал плечами. «Это ничего не изменит».

— Да, — согласилась она. — И ты мне сообщил очень важную причину, Робин. А нет ли других причин?

Я не ответил.

Я понимал, что Эсси думает о том, почему я так стремлюсь исследовать пространство хичи, невзирая на лихорадку и другие опасности. Она знала, что у моей причины есть имя, и это имя — Джель-Клара Мойнлин. И я иногда думал, что она не ошибается.

7. Небо хичи

Где бы ни оказалась на корабле Ларви, она всегда видела серую пелену на экране. Ничего знакомого не видно, но так было и раньше, в течение месяцев.

Они в одиночестве летели к Небу хичи. Вселенная вокруг опустела, осталась только серая пелена. Они сами вселенная. Даже во время долгого полета к Пищевой фабрике они никогда не были так одиноки. На экране виднелись звезды. Даже планеты. В тау-пространстве, в котором корабли хичи просверливают свои туннели, нет ничего. Ларви видела эту серость во время своих полетов с Врат, и воспоминания об этом совсем не были приятны.

Этот корабль гораздо больше тех, что ей знакомы. Самый большой корабль на Вратах мог вместить пять человек, этот — не меньше двадцати. В нем восемь отдельных помещений. Три грузовые и заполняются автоматически (объяснил Вэн) продукцией Пищевой фабрики, пока корабль находится в доке. Два кажутся жилыми каютами, но не для людей. Если «койки», которые откатываются от стен, действительно койки, то для людей они слишком малы. Одну из этих кают занимал Вэн, он предложил разделить ее с Джанин. Ларви запретила, и он недовольно сдался, и они разместились по половому признаку: мальчики в одной каюте, девочки в другой. Самое большое помещение в математическом центре корабля представляет собой цилиндр с заостренными концами. У него нет ни пола, ни потолка, только перед контрольной панелью закреплены три сидения. Поскольку стена закругляется, сиденья наклонены друг к другу. Очень простые сиденья такого же устройства, к которому привыкла Ларви: две металлические плиты, закрепленные, как буква М. «На Вратах мы их покрывали металлической сеткой», — заметила Ларви.

— А что такое сетка? — спросил Вэн; и когда ему объяснили, сказал: — Хорошая мысль. В следующий полет тоже сделаю. Материал украду у Древних.

Как во всех кораблях хичи, приборы действовали автоматически. В ряд располагалось больше десяти колес с утолщениями: каждому колесу соответствовали разноцветные огоньки. Когда колеса поворачивали (никто не поворачивал их в полете: было хорошо известно, что это все равно что самоубийство), огоньки меняли цвет и интенсивность, и появлялись светлые и темные полосы, похожие на спектральные. Они соответствовали установке курса. Даже Вэн не мог их прочесть, тем более Ларви и остальные. Но со времени пребывания Ларви на Вратах ценой жизни многих старателей умные головы накопили много данных. Одни цвета означали хороший шанс на нахождение чего-нибудь ценного. Другие соответствовали длительности пути. Некоторые — многие — были помечены как недозволенные, потому что все корабли с такой расцветкой курсоуказателя, отправившись в пространство-быстрее-света, там и остались. Или еще где-то. Во всяком случае не вернулись на Врата. По привычке и по приказу Ларви фотографировала все изменения цвета и экрана, даже если экран показывал нечто такое, что она не могла распознать. Через час после того, как группа покинула Пищевую фабрику, звезды начали сбегаться, превращаясь в одну мигающую яркую точку. Они достигли скорости света. А потом и эта точка исчезла. Экран стал похож на серую грязь, испещренную каплями дождя.

Для Вэна, конечно, корабль был всего лишь привычным школьным автобусом; он пользовался им с тех пор, как был в состоянии сжать сосок двигателя. Пол никогда не был раньше в настоящем корабле хичи и несколько дней испытывал подавленность. Джанин тоже было не по себе, но в ее четырнадцатилетней жизни просто появилось новое чудо. А вот Ларви — тут другое дело. Большая разновидность таких кораблей, в которых она добыла свои браслеты. Этот корабль пугал ее.

Она ничего не могла с собой поделать. Не могла убедить себя, что это всего-навсего обычный челночный рейс. Слишком привыкла бояться неизвестного, еще будучи пилотом Врат. Она пробиралась по обширным (относительно обширным — почти сто пятьдесят кубических метров!) помещениям корабля и беспокоилась. Ее внимание привлекал не только покрытый грязью экран. Тут был и сверкающий золотой ромб, больше человека, который, как считалось, содержит в себе механизм полета быстрее света и взрывается, когда его пытаются открыть. Была стеклоподобная хрустальная спираль, которая время от времени разогревается (никто не знал, почему) и покрывается маленькими огоньками в начале и конце каждого рейса и еще в один очень важный момент.

Именно этого момента Ларви и ждала. И когда ровно через двадцать четыре дня пять часов и пятьдесят шесть минут после того, как они покинули Пищевую фабрику, спираль засветилась, Ларви не могла сдержать облегченного вздоха.

— В чем дело? — подозрительно пропищал Вэн.

— Мы на полпути, — ответила она, отметив время в своем журнале. — Это поворотный пункт. Его всегда ждешь в корабле Врат. Если достигнешь поворотного пункта, когда истрачено больше четверти запасов, ты знаешь, что они кончатся и ты умрешь на обратном пути.

Вэн надулся. «Ты мне не веришь, Ларви? Мы не умрем с голоду».

— Хорошо быть уверенным, — улыбнулась она, а потом перестала улыбаться, потому что подумала, что ждет их в конце пути.

Они притирались друг к другу, как могли, по тысяче раз в день действуя друг другу на нервы. Пол, чтобы отвлечь Вэна от Джанин, научил его играть в шахматы. Вэн терпеливо — а чаще нетерпеливо — пересказывал им снова и снова все, что мог, о Небе хичи и его обитателях.

Они как можно больше спали. В сетке рядом с Полом бродили и кипели юношеские соки Вэна. Он метался и поворачивался в небольших нерегулярных ускорениях корабля, жалея, что он не один и не может поступать так, как привык, но как, по-видимому, нельзя делать, когда ты не один. Или наоборот — хотел быть не один, а с Джанин, чтобы на ней попробовать все то, что описывали ему Крошечный Джим и Генриетта. Он много раз спрашивал Генриетту, какова роль женщины в этом соединении. Она на это всегда отвечала, даже если бывала в неразговорчивом настроении, но ее ответы ничего не давали Вэну. С чего бы ни начиналась ее фраза, заканчивалась она неизменно одним и тем же — ужасной изменой ее мужа с этой шлюхой Дорис.

Он даже не знал, чем физически женщина отличается от мужчины. Рисунки и слова не помогали ему. К концу пути любопытство победило сдерживающие навыки начавшегося окультуривания, и он начал просить Ларви или Джанин показать ему. Он даже не будет притрагиваться. «Ты грязное животное, — ответила Джанин диагностически. Она не рассердилась. Она улыбалась. — Потерпи, парень, и у тебя будет много возможностей».