Приключения Перигрина Пикля - Тобайас Смоллет

Явившись с визитом в дом одной леди, он был поражен наружностью старика, который едва успел войти в комнату, как хозяйка дома очень любезно попросила одного из присутствовавших здесь остряков поднять на смех старого дурака. Сей petit-maitre, гордясь поручением, подошел к старику, у которого физиономия была весьма своеобразная и значительная, и, приветствовав его изысканными поклонами, обратился к нему с такими словами:

- К вашим услугам, старый мерзавец! Надеюсь, я буду иметь честь видеть вас повешенным. Ей-богу, ваши заплывшие глаза, впалые щеки и беззубый рот производят отвратительное впечатление. Как, вы делаете глазки леди, старый вы распутник? Да, да, мы замечаем ваше подмигивание, но, черт возьми, вы должны удовольствоваться судомойкой! Вижу, что вам хочется сесть. Ваши слабые ноги дрожат под непосильным грузом. Но придется вам вооружиться терпением, старый козел! Будь я проклят, если не хочу еще немного поиздеваться над вами!

Гостей так позабавила эта речь, произнесенная с гримасами и жестами, что они разразились громким смехом, притворяясь, будто он вызван обезьяной, сидевшей на цепочке в комнате; когда же хохот замер, остроумец возобновил атаку:

- Кажется, у вас хватило глупости подумать, что этот смех относился к обезьяне. Да, она здесь, и советую вам обратить на нее внимание: черт побери, она вам родня! Но смеялись-то над вами, и вы должны возблагодарить небо за то, что оно сделало вас таким забавным.

В то время как он произносил эти остроумные фразы, старый джентльмен отвешивал поклоны то ему, то обезьяне, которая как будто ухмылялась и тараторила, словно передразнивая щеголя; а затем с лукавым и торжественным видом он проговорил:

- Джентльмены, так как я не имею чести разуметь ваши комплименты, вы поступили бы гораздо лучше, если бы осыпали ими друг друга.

С этими словами он сел и с удовольствием наблюдал, как смех обратился против зачинщика, который был смущен и пристыжен и через несколько минут покинул комнату, пробормотав при этом:

- Будь я проклят, старик начинает грубить!

В то время как Перигрин молча дивился этой необычайной сцене, хозяйка дома, заметив его изумление, объяснила ему, что дряхлый посетитель страдает полной глухотой, что зовут его Кэдуоледер Крэбтри, нрав у него крайне мизантропический, а в обществе его принимают лишь потому, что он способствует увеселению своими саркастическими замечаниями и забавными промахами, которые совершает вследствие своего недуга. И нашему герою недолго пришлось ждать того, чтобы этот странный субъект обнаружил свой нрав. Каждая его фраза была насыщена желчью; и сатирический его характер сказался не в общих рассуждениях, но в различных замечаниях, свидетельствовавших о весьма эксцентрическом и своеобразном уме.

Среди лиц, присутствовавших на этой ассамблее, был один молодой офицер, который, добившись с помощью подкупа избрания в нижнюю палату, почитал своим долгом рассуждать о делах государственной важности и в результате угостил собравшихся сообщением о тайной экспедиции, которую деятельно подготовляют французы, и заверил их, что слыхал об этом от самого министра, коему эти сведения были переданы одним из его заграничных агентов. Подробно описывая вооруженные силы, он заявил, что у французов стоят наготове в Бресте двадцать линейных кораблей, снабженных командой и провиантом, которые должны отплыть в Тулон, где к ним присоединится еще столько же кораблей, после чего они приступят к выполнению плана, который, по его словам, не подлежит разглашению,

Вскоре после того, как эти известия были доведены до сведения всех присутствующих, кроме мистера Крэбтри, страдавшего глухотой, одна леди обратилась к этому цинику и, прибегнув к особой азбуке, - соединяя и располагая определенным образом пальцы, - спросила его, не слыхал ли он за последнее время какой-нибудь из ряда вон выходящей новости. Кэдуоледер с обычной своей учтивостью отвечал, что, по-видимому, она принимает его за придворного или за шпиона, ибо вечно досаждает ему этим вопросом. Затем он стал разглагольствовать о дурацком любопытстве рода человеческого, которое, по его словам, проистекает либо из праздности, либо от отсутствия мыслей, и повторил чуть ли ни слово в слово сообщение офицера; это сообщение он назвал необоснованным и нелепым слухом, пущенным каким-то невежественным фатом, который вздумал поважничать и заслужил доверие лишь тех, кто понятия не имеет о политике и военных силах французского народа.

В подтверждение своих слов он попытался доказать, сколь невозможно было бы для французов снарядить хотя бы треть такого флота в столь краткий срок после потерь, понесенных ими на войне, и подкрепил свои доводы заявлением, что гавани Бреста и Тулона, насколько ему известно, не могут в настоящее время выслать эскадру из восьми линейных кораблей.

Член парламента, который был вовсе незнаком с этим мизантропом, услыхав, с каким презрением относятся к его словам, почувствовал смущение и досаду и, повысив голос, начал с великим жаром и волнением защищать свою правоту, присовокупляя к своим доводам красноречивые обвинения, направленные против наглости и грубости предполагаемого противника, который сидел с невыносимо хладнокровным видом, пока терпение офицера не истощилось окончательно. И тогда, к крайнему своему раздражению, он узнал о полной глухоте своего противника, который, по всей вероятности, не услышит и трубы страшного суда, если предварительно не будет исцелен его орган слуха.

ГЛАВА LXXII

Он поддерживает знакомство с мизантропом, который удостаивает его кратким рассказом о своей жизни

Перигрин остался чрезвычайно доволен этим неожиданным отпором, который был дан столь кстати, что он вряд ли мог почитать его случайным. На Кэдуоледера он смотрел как на величайшую диковинку и так ловко поддерживал знакомство со стариком, что не прошло и двух недель, как заслужил его доверие. Когда они прогуливались однажды в поле, мизантроп открылся ему в таких выражениях:

- Хотя знакомство наше непродолжительно, вы должны были заметить, что я проявляю к вам не совсем обычное доброжелательство, которое, могу вас уверить, вызвано не вашими талантами и не старанием вашим угодить мне, ибо первым я не придаю значения, а второе вижу насквозь. Но есть в вашем характере нечто, указывающее на закоренелое презрение к обществу, и, как мне известно, вы сделали несколько удачных попыток выставить одну половину его на посмешище другой. Опираясь на эту уверенность, я предлагаю вам свои советы и помощь для осуществления других проектов того же порядка; и, дабы вас убедить, что таким союзом пренебрегать не следует, я расскажу вам вкратце историю своей жизни, которая будет опубликована после моей смерти в сорока семи томах, мною самим составленных.

"Я родился милях в сорока отсюда, и родители мои, для поддержания чести древнего рода, оставили все свое состояние моему старшему брату, так что я вряд ли что-нибудь унаследовал от отца, кроме солидной дозы желчи, каковой я обязан весьма многими приключениями, которые не всегда оканчивались для меня благополучно. Восемнадцати лет от роду я был отправлен в город с рекомендательным письмом к некоему пэру, который целых семь лет ухитрялся тешить меня обещанием патента на офицерский чин; и не исключена возможность что настойчивость моя принесла бы богатые плоды, не будь я арестован и заключен в Маршелси моим квартирохозяином, на чьи средства я жил в течение трех лет, после того как отец отрекся от меня как от лентяя и бездельника. Там я провел полгода среди заключенных, не имевших никаких средств к существованию, кроме случайных подаяний, и завязал весьма полезные знакомства, которые сослужили мне службу в последующей моей беспокойной жизни.

Как только меня выпустили на основании парламентского акта об освобождении несостоятельных должников, я явился в дом своего кредитора, которого немилосердно избил дубинкой; и, не желая оставлять незаконченным то, что надлежало мне сделать, я тотчас отправился в Вестминстер-холл, где ждал, покуда не вышел мой патрон, и угостил его ударом, после которого он упал без памяти на мостовую. Но отступление мое оказалось менее удачным, чем было мне желательно. Носильщики портшезов и лакеи мгновенно окружили меня и обезоружили; я был препровожден в Ньюгет и закован в кандалы; а весьма проницательный джентльмен, председательствовавший в суде при разборе моего дела, признал меня виновным в уголовном преступлении и предрек, что я буду приговорен к заключению в Олд-Бейли. Однако его пророчество не оправдалось, ибо никто не преследовал меня судебным порядком в следующую сессию, и я был освобожден по предписанию суда. Невозможно рассказать за один день обо всех замечательных похождениях, в которых я принимал участие. Достаточно упомянуть, что я перебывал во всех тюрьмах, осужденный на всевозможные сроки. Я бежал из всех узилищ по сю сторону Темпл-Бара. Ни один бейлиф в дни моей безрассудной молодости не осмеливался привести в исполнение приказ об аресте, не имея при себе дюжины помощников; и сами судьи трепетали, когда я стоял перед ними.