Император-гоблин - Кэтрин Эддисон

– И, наверное, время от времени приезжали курьеры.

– Очень редко, – сказал он.

– Очень грустно, – заметила она.

Майя не знал, что ответить невесте, но их прервал Ксевет. Секретарь поклонился и быстро поднялся по ступеням к трону.

– Ваша светлость. – Он раскланялся с обоими. – Дач’осмин Кередин.

– В чем дело, Ксевет?

Майя не смог скрыть раздражения, и Ксевет, извиняясь, развел руками.

– Осмеррем Даниваран, ваша светлость. Осмин Данивин говорит, что она умирает, и спрашивает, не желаете ли вы прийти.

Он вздрогнул и несколько ужасных мгновений рылся в памяти, лихорадочно пытаясь сообразить, кто такая осмеррем Даниваран, и почему секретарь счел нужным сообщить о ее близкой кончине. А потом он вспомнил и почувствовал такую боль в груди, словно его ударили кулаком.

– Да, – пробормотал он. – Да, мы хотели бы прийти. Дач’осмин Кередин, извините нас. Мы должны…

– Но куда вы идете? – удивилась она. – Кто такая осмеррем Даниваран?

– Она присматривала за нами во время похорон нашей матушки и была очень добра к нам. Единственная во всем дворце. Недавно с ней случился удар, и она была… конечно, этого следовало ожидать, но…

– Тогда вы должны идти, – сказала дач’осмин Кередин. – Забудьте о нас, ваша светлость. Без сомнения, мы с вами еще не раз увидимся.

Она улыбнулась странной улыбкой, благодаря которой ее лицо вдруг стало живым, а не кукольным, сделала реверанс и спустилась в зал.

Майя не смотрел ей вслед.

– Нам нужно что-то сказать? – обратился он к секретарю и махнул рукой в сторону танцующих. – Они?..

– Не беспокойтесь, ваша светлость. Мы переговорили с лордом Беренаром, с сенешалем Великого Авара и некоторыми другими лицами. В ваше отсутствие все будет идти в соответствии с заведенным порядком.

– Благодарим вас, – с чувством сказал Майя и направился к выходу из тронного зала в сопровождении Ксевета и своих ноэчарей. Он не удивился, заметив, что Ксевет знает дорогу в комнаты семьи Данивада, хотя, наверное, ему следовало бы удивиться. Но Ксевет знал все, и Майя возблагодарил небеса за то, что они послали ему такого секретаря.

Осмин Данивин встретила их в дверях. Видно было, что она плакала, но даже в горе она держалась с достоинством.

– Ваша светлость, благодарим вас за то, что вы пришли, – сказала она, приветствуя императора. – Мы не просим вас остаться надолго, но матушка недавно пришла в сознание, и мы знаем, что…

Она прикусила губу и заставила себя сдержать слезы.

– Мы знаем, что ее очень обрадовал ваш визит, и мы подумали…

– Осмин Данивин, – сказал он, намеренно перебив ее, потому что ей трудно говорить. – Визит не составит нам ни малейшего труда, и если мы можем отплатить добротой за доброту, мы с радостью сделаем это.

– Спасибо, ваша светлость, – ответила женщина и повела его в спальню матери.

Здесь ничего не изменилось со дня его предыдущего визита – разве что в комнате было немного теплее. У Майи стало легче на душе. Женщина, лежавшая в кровати, показалась ему совсем маленькой и хрупкой. Она словно тонула в своих одеждах. Глаза ее были открыты, и, приблизившись к кровати, он понял, что она его видит.

– Вашшш… – просипела она. «Ваша светлость».

– Здравствуйте, осмеррем Даниваран, – заговорил он и улыбнулся. – Я пришел…

Она с трудом втянула воздух в легкие.

– Проститься?

– Да, – сказал он. Как и говорила осмин Данивин, больная понимала, что происходит. Она знала, что умирает. – Я хотел прийти.

Услышав это, она улыбнулась, той же кривой улыбкой, что и в прошлый раз.

– Хоррр…

«Хороший мальчик», – так она его называла.

Он осторожно взял ее за руку и подумал, что сейчас ничего не нужно говорить. Он вспомнил смерть матери: в последние два-три дня она не хотела разговаривать. Ей хотелось только смотреть на него, прикасаться к нему. Знать, что он рядом. Ему показалось, что осмеррем Даниваран стало легче, когда она поняла, что он не собирается принуждать ее говорить или слушать. Он держал ее за руку и думал о том, как добра она была к нему, восьмилетнему мальчику, вспомнил о Таре Келехаре, который так искренне молился о сострадании к усопшим. И когда он заметил, что женщина засыпает, он наклонился и поцеловал ее в лоб.

На мгновение она сжала его пальцы.

– Хороший, – прошептала она. – Хороший имперррр…

Майя не знал, что она хотела сказать: «будьте хорошим императором», или «вы хороший император», но ответить на это можно было только одно.

– Спасибо, осмеррем Даниваран. Спасибо вам за все.

Она снова улыбнулась и выпустила его руку. Он отошел, и дочь заняла свое место у постели умирающей.

– Благодарим вас, – прошептала осмин Данивин.

Он кивнул ей, повернулся и быстро вышел из комнаты, чувствуя, что слезы застилают ему глаза.

– Желаете вернуться в Унтэйлейан, ваша светлость? – спросил Бешелар, когда они вышли в коридор.

– А это обязательно? – устало спросил Майя, проводя рукой по лицу.

– Через некоторое время, – твердо сказал Ксевет. – Танцы будут продолжаться еще несколько часов. Возвращайтесь в Алкетмерет, ваша светлость, и успокойтесь. Спешить некуда.

Проснувшись наутро, Майя не мог вспомнить, как он попал из Черепаховой Комнаты, где собирался посидеть полчаса, в свою спальню. И не мог представить себе, как Ксевет уговорил его уйти. Но, наверное, это было к лучшему.

В столовой Майю ждало письмо с траурной каймой; госпожа Даниваран скончалась ночью, меньше чем через полчаса после его ухода.

И Майя понимал, что никто не поймет императора, если он наденет траур и будет оплакивать ее кончину.

Глава 30

Девятнадцатый день рождения Эдрехасивара VII и новогодний бал

В день, когда Майе исполнилось девятнадцать лет, его еще до рассвета разбудил ветер, свистевший над крышами императорского дворца.

Этот вой показался ему одновременно свирепым и печальным. Уже через пять минут он понял, что снова заснуть не удастся, сел и зажег свечу, стоявшую на прикроватном столике.

– Что-то случилось, ваша светлость? – спросил Телимедж, который сидел на своем обычном месте – на скамье в оконной нише.

– Ветер, – неловко пробормотал Майя.

– Завывает жутко, правда? – подхватил Телимедж и прикусил язык, испугавшись собственной дерзости.

– Надо вставать. От того, что мы лежим здесь и слушаем, становится только хуже. Горничная в Эдономи часто пела одну балладу – о женщине, которая заставила своего любовника убить мужа, а потом сошла с ума и убила этого самого любовника…

– Женщину казнили, но по ночам ее призрак бродил по улицам города и выкрикивал имена то одного, то другого мужчины, – закончил Телимедж. – Наши сестры пели эту балладу своими писклявыми голосками – получалось очень похоже на сегодняшний ветер.

– Вы родом из Ту-Эвресара?

– Да, ваша светлость. Мы родились в городе Калесто.

То есть всего в двадцати милях от Эдономи.

– Мы должны были понять это по вашему выговору, – произнес Майя наполовину вопросительным, наполовину извиняющимся тоном. Жители западного Ту-Эвресара говорили с характерным акцентом.

– Это было бы не так просто, ваша светлость, – смущенно ответил Телимедж. – Когда мы поступили на службу в Унтэйлейанскую Гвардию, нас заставили избавиться от акцента.

– Да, конечно, – протянул Майя, чувствуя неловкость. Он встал с кровати и поморщился; пол был таким