Гражданская кампания - Буджолд Лоис Макмастер

Напротив тети Корделии стоял новый предмет мебели. Ну, новый – это как сказать. Это была старая обшарпанная кушетка, обитавшая последние лет пятнадцать в одной из мансард особняка Форкосиганов. Карин смутно помнила ее по тем временам, когда они в детстве играли в прятки. Когда она видела ее в последний раз, кушетка была завалена кучей пыльных коробок.

– А, вот и вы! – жизнерадостно воскликнула тетя Корделия. – Карин, присядь-ка сюда. – Она указала на второе кресло.

Карин послушно уселась, вцепившись в подлокотники. Марк с тревогой уставился на нее. Тетя Корделия подняла палец и ткнула сперва в родителей Карин, а потом в старую кушетку:

– Ку и Дру, вы сядьте туда.

Они в непонятной растерянности уставились на безобидный образчик старой мебели.

– Ух! – выдохнул коммодор. – Корделия, это нечестный бой…

Он начал было разворачиваться к выходу, но был резко остановлен женой, решительно перехватившей его за руку.

Взгляд графини стал пронзительным. Тоном, который Карин редко доводилось от нее слышать, она повторила:

– Сядьте.

Это даже не был тон графини Форкосиган. Эта решительная и властная интонация восходила к куда более ранним временам. Это командный тон капитана корабля, сообразила Карин. А ее родители оба подчинялись военным приказам много лет.

Па с мамой опустились на кушетку, как марионетки, которым обрезали ниточки.

– Вот так. – Графиня с довольной улыбкой откинулась на спинку кресла.

Повисло долгое молчание. Карин слышала, как за дверью в соседней комнате тикают старые настенные часы. Марк глянул на нее недоумевающим взглядом, означавшим «ты понимаешь, что за чертовщина тут происходит?». Она ответила таким же взглядом «Нет, а ты?».

Отец трижды переложил с места на место свою трость, кинул на ковер, наконец подтащил сапогом к себе и оставил там. Карин видела, как на его щеке перекатывается желвак, когда он скрипел зубами. Мать сперва закинула ногу на ногу, потом поставила ноги рядом, снова закинула одну на другую, нахмурилась, посмотрела на стеклянные двери в конце комнаты, затем на свои руки, которые все время находились в движении. Они походили на двух виноватых подростков, застигнутых… хм… Вообще-то на двух виноватых подростков, застигнутых трахающимися на кушетке в гостиной. Карин вдруг почувствовала, как у нее в мозгу беззвучно возникает картинка. Уж не …

– Но, Корделия, – заговорила вдруг мама, как бы продолжая какой-то шедший до этого телепатический разговор, – мы хотим, чтобы наши дети были разумней нас. Не повторяли наших ошибок!

Оо! Оо! Оо-о! В точку, и ей до смерти хочется узнать историю, что за этим скрывается! Карин поняла, что отец недооценил графиню. Она уложилась меньше, чем за три минуты.

– Ну, Дру, мне кажется, что ваше желание исполнилось, – резонно заметила графиня. – Карин, безусловно, поступила разумней. Ее выбор и действия были разумными и рациональными с любой точки зрения. Насколько мне известно, она и вовсе не допустила никакой ошибки.

Отец ткнул пальцем в Марка и буркнул:

– Вот… вот эта ошибка!

Марк сгорбился и защитным жестом сложил руки на животе. Графиня чуть нахмурилась. Челюсть коммодора напряглась.

– Марка мы обсудим чуть позже, – холодно произнесла тетя Корделия. – А пока что позвольте мне обратить ваше внимание, насколько умна и образованна ваша дочь. Допускаю, ей не пришлось, как вам, пытаться построить свою жизнь, находясь в эмоциональной изоляции и хаосе гражданской войны. Оба вы предоставили ей лучший шанс, и сомневаюсь, что вы об этом жалеете.

Коммодор пожал плечами, ворчливо соглашаясь. Мама вздохнула с какой-то ностальгией, не скучая по незабываемому прошлому, а радуясь, что оно миновало.

– Возьмем один пример, не случайный, – продолжила графиня. – Карин, ты поставила противозачаточный имплантат, прежде чем перейти к физическим экспериментам?

Тетя Корделия настолько чертовски бетанка… она спокойно выдает такие вот вещи, как нечего делать. Карин вызывающе вздернула подбородок.

– Конечно, – спокойно ответила она. – И мне разрезали девственную плеву, и я прослушала сопровождающий обучающий курс по анатомии и физиологии. А бабушка Нейсмит подарила мне мою первую пару сережек, а потом мы пошли и отметили это в кафе.

Па потер покрасневшее лицо. Мама… мама, казалось, завидовала.

– То есть я могу сказать, что ты не стала бы описывать свои первые шаги во взрослой сексуальной жизни, как сумасшедшее спаривание в темноте, полное растерянности, страха и боли, верно?

Мама стала еще больше грустно-задумчивой. Как и Марк.

– Конечно, нет! – Карин не собиралась вдаваться в подробности с мамой и па, но ей очень хотелось посплетничать обо всем этом с тетей Корделией. Будучи слишком застенчивой, чтобы начинать с мужчиной, она наняла имевшего специальную лицензию гермафродита, порекомендованного ей консультантом Марка. Лицензированный специалист ласково объяснил Карин, что гермафродиты очень популярны у молодых людей, начинающих сексуальную жизнь, именно потому, что они ласковы и терпеливы. И все прошло действительно очень-очень хорошо. Марк, с тревогой дожидавшийся у комма ее рассказа, как все прошло, был очень рад за нее. Конечно, его собственное знакомство с сексом было сопряжено с пытками, так что неудивительно, что он так за нее переживал. Карин успокоила Марка улыбкой. – Если Барраяр такой, то я выбираю Бету!

– Все не так просто, – задумчиво проговорила тетя Корделия. – Оба общества пытаются разрешить одну фундаментальную проблему – сделать так, чтобы все появившиеся на свет дети были желанными. Бетанцы избрали более прямой, технологический способ, разрешив биохимическую блокаду гонад у всех и каждого. Так что вроде бы все вольны заниматься сексом как угодно и с кем угодно, но ценой тотального государственного контроля за репродуктивными последствиями. Тебе никогда не приходило в голову задуматься, насколько это навязано? А следовало бы. Далее, на Бете могут контролировать деятельность яичников. На Барраяре, особенно в Период Изоляции, были вынуждены пытаться контролировать все женское население планеты, обладающее этими самыми яичниками. Из этого стремления – обеспечить рост населения на Барраяре, чтобы выжить, – не менее настойчивого, чем стремление Беты ограничить рождаемость, и вытекают ваши странные законы наследования и… все остальное.

– Спаривание в темноте, – проворчала Карин. – Нет уж, благодарю покорно!

– Нам вообще не следовало отправлять ее туда. С ним, – пробурчал отец.

– Было решено, что Карин поедет на годичную учебу на Бету, еще до того, как она вообще познакомилась с Марком, – заметила графиня. – Кто знает? Не будь там Марка, чтобы… э-э… обхаживать ее, она могла бы встретить симпатичного бетанца и остаться с ним.

– Или с оно, – пробормотала Карин. – Или с ней.

Губы отца сжались.

– Такие поездки гораздо чаще оказываются поездками в один конец, чем вы думаете. За последние тридцать лет я от силы раза три видела свою мать вживе. По крайней мере, если Карин останется с Марком, вы можете быть уверены, что она станет часто прилетать на Барраяр.

Похоже, маму это заявление поразило. Она посмотрела на Марка несколько по-иному. Тот ответил нерешительной улыбкой.

– Я хочу, чтобы у Карин все было благополучно. Чтобы она была здорова. Счастлива. Финансово обеспечена. Что в этом плохого?

Губы тети Корделии сочувственно скривились.

– Благополучно? Здорова? Для своих мальчиков я тоже этого хотела. Это не всегда удавалось, но тем не менее мы все здесь. Что же касается счастья… Не думаю, что его можно кому-то дать, если счастья нет в них самих. Однако подарить не счастье можно запросто, как вы выяснили.

Отец нахмурился как-то более уверенно, и Карин подавила импульс приветствовать радостным воплем последний довод тети Корделии. Пусть уж сваха и дальше ведет дело…

– Что же касается последнего, – продолжила графиня, – хм… Кто-нибудь обсуждал с вами финансовое положение Марка? Карин, Марк… или Эйрел?