Рудольф Нуреев. Неистовый гений - Ариан Дольфюс

После двух лет, проведенных на посту руководителя, Нуреев научился противостоять микросоциуму, который, в свою очередь, научился «принимать этого трудоголика, имевшего поистине разрушительную страсть к танцу, что не так‑то легко понять, когда вам восемнадцать — двадцать лет», — сказала уже в наши дни Мари‑Клод Пьетрагалла, выразив всеобщее мнение{703}.

Глава 16. Парижская опера, акт второй

Учитесь, учитесь!

Третий сезон Рудольф начал с исполнения своего обещания: снова включить в афишу «Лебединое озеро» Бурмейстера. И он одержал победу путем голосования: не было никого в защиту несчастного шута, каким казался принц в сравнении с версией самого Нуреева.

Благодаря «Лебединому…» родились еще две звезды: Изабель Герен и Лоран Илер, танцевавшие вместе 2 ноября 1985 года. Как и в случае с Сильви Гиллем, Рудольф объявил их звездами на сцене, перед публикой, имевшей удовольствие разделить этот счастливый момент.

В третьем сезоне Рудольф танцевал мало (всего семь раз в Париже, в «Щелкунчике» и «Вашингтонской площади»), что же касается новых постановок, то он добился возвращения Мерса Каннингема с обновленной версией балета «День или два», а также заказал свежую постановку молодому французскому хореографу Доминику Багуэ («Фантазия Семпличе») и мировую премьеру Морису Бежару.

Именно с Бежаром и разразилась самая громкая ссора хореографов, когда‑либо происходившая во Франции.

24 марта 1986 года в Опере состоялась премьера первого из «Бежаровских вечеров». Программа состояла из трех его балетов: знаменитой «Весны священной», маленькой «Сонаты для троих» (по «Закрытым дверям» Ж.‑П. Сартра, который, к слову, приходил на репетиции в Оперу) и нового балета «Арепо»{704}.

Слово «Арепо» наоборот читается «Опера», и Бежар немало постарался, чтобы посредством своего произведения высмеять зависть и угодничество, царившие за кулисами. По окончании спектакля, встретившего восторженный прием, Морис Бежар вышел на поклоны, взял микрофон и объявил: «От всего сердца благодарю дирекцию балетной труппы, которая позволила мне сегодня объявить о рождении двух новых звезд — Эрика Вю‑Ана и Манюэля Легри». Публика начала бурно приветствовать номинантов, а они, остолбеневшие от такой новости, бросились обнимать друг друга. Единственная проблема была в том, что никто в Опере не принимал такого решения. Вю‑Ан и Легри были всего лишь «исполнителями второстепенных ролей», и дирекция вовсе не собиралась их повышать! За кулисами Нуреев, задыхаясь от гнева, прохрипел: «Первоапрельская шутка!» Занавес опустился, и на сцене воцарилась мертвая тишина.

Бригада телевизионщиков из TF1 не убирала камеры, снимая «жареный» репортаж. Нуреев говорил о «провалившемся государственном перевороте». Бежар — что его обманули. Эта тема была продолжена в прессе. «Мы договорились заранее, что я сам выберу для своей постановки артистов, и я попросил, чтобы те, кого я выбрал, Вю‑Ан и Легри, были назначены звездами. Мне обещали… Днем я получил устное согласие Нуреева, — рассказывал Бежар одной из крупнейших газет Франции. — Он пришел на репетицию, единственный раз, между прочим, я отвел его в сторону и спросил: может, он обиделся на меня? Потом я уточнил, что плевать хотел на слухи, будто бы я собираюсь занять его место! Я сказал ему, что у меня нет такого намерения. А под конец — в качестве залога мирных отношений — я попросил номинации для этих двух артистов. Он мне ответил: „Do what you want!“ — „Делай что хочешь“» {705}.

Нуреев подтверждал, что Бежар обещал ему не занимать директорское кресло, но якобы на этом разговор прекратился. Бежар продолжал настаивать, что Рудольф был в курсе всего. В конце концов в газетах появилось сообщение, что назначение Вю‑Ана и Легри признано недействительным.

Бежар, чувствующий себя униженным, решил взять реванш с помощью своего друга Ива Мурузи, ведущего новостного канала TF{706}. Никто и не ожидал, что у хореографа вдруг проявится такое мелодраматическое красноречие. «Фантом Оперы существует, — стал перечислять он свои обвинения в камеру. — У него ввалившиеся щеки, блуждающий взгляд, кепка на голове. Он не часто бывает там, но когда приходит, то только чтобы сделать какое‑нибудь гадкое действие или плохой балет. […] В Опере он уничтожил надежду, уничтожил молодость, красоту. Я обвиняю господина Нуреева в том, что в течение трех лет он проводит политику против великого традиционного французского танца. Я обвиняю его в том, что он солгал Ролану Пети, что он удалил господина Дюпона. И я пришел сегодня, чтобы потребовать у него сойти с этой сцены. Я пришел сказать пришельцу, чтобы он убирался. Прощайте, господин Нуреев!»{707}.

Воинственный выпад Бежара привел в оцепенение маленький балетный мирок, который прежде знал гораздо более миролюбивого Бежара. На это Парижская опера ответила официальным коммюнике, в котором не было ничего официального: «В удивительной смеси гнева и любви господин Морис Бежар, приглашенный в Оперу хореограф, потерял всякое понятие об элементарных правилах профессионального и общественного поведения. […] Это достойный сожаления, если не сказать более, постыдный эпизод в его карьере. […] Господин Бежар, судя по всему, отчаянно переживает сложный психологический период, принимая свои желания за действительность…»

Отныне между Морисом Бежаром и Рудольфом Нуреевым установились отношения по принципу «око за око, зуб за зуб». Только что назначенный министром культуры Франсуа Леотар решил умыть руки, он не принял Бежара, просившего аудиенции, и предоставил Парижской опере право самостоятельно выстраивать свою оборону. Правые политики, только что одержавшие победу на парламентских выборах, в полном согласии с Президентом Республики Франсуа Миттераном не хотели ни обижать Бежара, к которому были привязаны, ни обвинять Нуреева, чье назначение одобрялось левыми. Им было удобно придерживаться мнения, что эта война вскоре закончится сама собой.

Однако Бежар продолжал упорствовать и 5 мая 1986 года опубликовал в «Фигаро» письмо, подписанное также Роланом Пети, в котором обличал деятельность Нуреева во главе балетной труппы Гранд‑опера, но при этом ни разу не назвал его имени: «Танцовщик, столь заслуженный, каким он был ранее, не способен, подойдя к концу своей карьеры, управлять танцевальной труппой, а тем более ставить балеты. Хореографом становятся в двадцать лет — или никогда! […] Как французы, мы требуем начать национальное следствие, чтобы прекратить эту star‑system в отношении личностей, не имеющих никакой квалификации для управления компанией и продвигающих хореографию, противоречащую как современности, так и традиционности».