Удар Ворона - Патриция Бриггз

Он извлек меч и тоже начал подниматься. Перил по обе стороны лестницы не было, а сама лестница даже уже переулка. К тому времени как Форан одолел третий пролет, он уже поднялся так высоко, что ошибка в выборе опоры станет смертельной. Он смотрел на ступеньки перед собой, стараясь не смотреть по сторонам.

Прошедшие месяцы убрали жирок с его тела, но даже в своей лучшей форме Форан никогда не был хорошим бегуном. Его телосложение напоминает фигуру Кисела: говорит о силе, но не о выносливости. Но ставка – жизнь Ринни, и поэтому он поднимался как мог быстро. Недостаток воздуха вызывал головокружение и заставил в конце концов замедлить подъем. Болели ноги и бок, и, сосредоточившись на подъеме, он, может, и не заметил бы Память, если бы та не схватила его за руку, заставив остановиться.

Он хотел что-то сказать, она рукой зажала ему рот. Холодное прикосновение заставило Форана рефлекторно откинуть голову. Но, услышав шаги над собой, он понял, что пытается сказать ему Память. Кто-то спускается по лестнице.

Форан ждал, стараясь успокоить дыхание. Как только он остановился, Память исчезла.

Одежда Иелиана окровавлена, на ноге рваная рана: должно быть, Гура укусила, но улыбка на лице радостная.

– Мой император, – сказал, – не нужно было утруждать себя подъемом. Хозяин послал меня освободить вас всех. – В свободной руке – в другой был меч – он держал амулет. – Это разрушает заклятие. Я отдам его тебе. И тогда ты сможешь вернуться и освободить остальных.

Форан ничего не ответил. При таком расположении на лестнице у Иелиана преимущество. Форан знал, что на тренировках императорской гвардии Иелиан считался лучшим фехтовальщиком. И все же, признавая преимущества Иелиана, Форан отмел все тревоги.

Он не собирался брать амулет и покорно возвращаться. Пусть Иелиан говорит правду, но остальные взрослые люди и непосредственная опасность им не грозит. А он дал слово защищать Ринни.

Память появилась в нескольких шагах за Иелианом.

– Нет, – сказал Форан, делая выпад. – Он мой.

Он не стал рубить мечом, как ожидал Иелиан. Нырнул под лезвие противника и плечом ударил его в колено. Иелиан, более легкий, чем он, отлетел в сторону. Закричав, он упал с лестницы.

К тому времени как Иелиан умер, Форан возобновил подъем.

– Черный здесь, – сказала Память, поднимаясь за ним. – Но я не могу убить его, он слишком силен.

Форан оглянулся.

– Тогда зачем ты?

– Тот, кто убил предыдущего Черного, имел за спиной армию, Ворона рядом и охранялся силой мертвого колдуна, – ответила Память. – Чтобы убить Черного, мало императора и призрака. Мало нас всех.

– Ты умеешь подбодрить, – сухо сказал Форан. – Кстати, я с тобой согласен. – Он надеялся перехватить Иелиана до того, как тот доставит Ринни, но слишком задержался, освобождаясь от заклятия. – Может, нам удастся отвлечь его, чтобы Ринни могла бежать.

Наконец они оказались на вершине утеса. Сторожевая башня находилась от края дальше, чем казалось снизу. Снаружи по ней вилась лестница, но она была шире той, по которой они поднялись. И что еще лучше, у нее были перила. Верхушка башни была закрыта только наполовину, со стороны утеса, а вторая, открытая, часть была обращена к городу, и тот, кто там находился, видел всю нижнюю часть Колосса и примыкающую долину.

– Он, там наверху, – сказал Форан.

– Да, – согласилась Память, – он там.

– Наверно, ты не согласишься отнести сообщение Таеру? – спросил Форан и не удивился ответу.

– Нет, это не входит в мою цель. Я существую, чтобы уничтожить тех, кто меня убил.

– Ты спасла меня от убийц, – сказал Форан. Дыхание его восстанавливалось.

– Ты моя связь с жизнью, и без тебя я перестану существовать, следовательно, не отомщу.

– Если приведешь Таера и Воронов, это может спасти мне жизнь, – предположил Форан.

– Не прямо, – ответила Память. – Если бы я могла испытывать сожаление или печаль, то испытала бы из-за этого отказа. Но я приду к тебе и спасу, если это будет возможно.

– Лучше, чем ничего, – сказал Форан. Он положил руку на перила лестницы, уходящей на верх башни. – Идем.

Башня футов пятидесяти или шестидесяти в высоту, и на полпути он замедлил темп. Хотел быть отдохнувшим, когда достигнет верха. Память не пошла за ним, но он верил в ее слово: она поможет и даст ему другое оружие против Черного.

У самого верха он пошел еще медленнее, держа меч в руке. Он не думал, что меч будет ему необходим в борьбе с колдуном, который может одним словом лишить его способности двигаться, но ощущение знакомой рукояти в руке успокаивало.

Он остановился перед тем, как стала видна верхняя площадка, присел и прислушался. Со своего места Форан видел не только весь город, но и реку, через которую они переправились, когда вышли в долину Колосса.

– Выпей чаю, дитя, тебе станет лучше.

– Нет, спасибо, – вежливо, но решительно ответила Ринни.

Виллон рассмеялся. Форан закрыл глаза: этот смех напомнил ему, как любил он старика, два-три раза в год приезжавшего в Таэлу навестить мастера Имтарига; он всегда готов был рассказать что-нибудь интересное, и у него всегда находилась какая-нибудь экзотическая сладость для одинокого мальчика-императора. Именно Виллон помог Форану перенести похороны его дяди. Он взял Форана за руку и негромко сказал:

– Твой дядя любил тебя, мальчик, хотя трудно так сказать о таком человеке. Он мне говорил, что ты станешь великим императором.

И тем не менее именно деяния Виллона привели дядю к смерти – и они же погубили отца Форана, которого он помнил очень смутно: помнил запах свежего воздуха и лошади и сильные руки, лежавшие на его плечах. В картинной галерее дворца висит портрет отца Форана, но на нем чужой человек с носом Форана и красивыми светло-каштановыми волосами.

– Мой отец позаботится, чтобы ты умер, – сказала Ринни. «Не самые мудрые слова, учитывая ситуацию», – подумал Форан.

– Ты так уже говорила, и это становится скучно. Важно то, что Таер – Бард. Он отличный Бард. За долгие годы я слышал пение многих Бардов, но ни один не был так хорош, как твой отец. – Голос Виллона прозвучал низко и жестко. – Но никакой Бард мне не ровня. Он не может запеть меня на смерть, Ринни. Не может тронуть меня. А пока у меня ты, не может меня тронуть и твоя мать, и другой Ворон.

– О моей матери заботятся, – сказала Ринни. Она говорила не как десятилетний ребенок, а как взрослый. – И не зря. Мама говорит, что моего папу недооценивают. В нем видят певца, человека, способного развлечь, веселого и жизнерадостного. Но они не понимают, что за этим скрывается нечто совсем другое. Когда мама была девочкой, весь ее клан умер, уцелели только она и ее брат. Потом умер и брат. Она мне говорила, что после этого безопасность могла найти только под защитой моего отца. Запомни, запомни: Ворон искал безопасности у моего отца.