Памятное. Испытание временем. Книга 2 - Андрей Громыко

Однако даже это слово не применимо к Садату, оно не полностью отражало его качество как приспособленца к событиям. Он обладал какой-то удивительной способностью заниматься фальсификацией фактов. Примечательно, что ни политики, ни журналисты, ни историки, как правило, не любили ссылаться на Садата и цитировать его, дабы не оказаться в неловком положении.

Всю жизнь Садат страдал манией величия, а в годы его президентства она приняла, можно сказать, патологические формы, определявшие его поведение и как политика и как человека. Он не побоялся даже оказаться в смешном положении, когда попытался сопоставить значение своей личности с величием знаменитых египетских пирамид. Многие в Египте не сразу сумели понять, почему Садат построил одну из своих многочисленных резиденций вблизи пирамид, в районе Гизы. Очевидно, это делалось не в поисках чистого, свежего воздуха, поскольку Садат там никогда не отдыхал. Он навещал свою резиденцию в Гизе преимущественно с иностранными гостями.

Разгадать эту тайну помог нам сам Садат. Он дал указание личному фотографу снять себя стоящим у дома на фоне пирамид. Этот снимок широко распространялся. Да и во время пребывания в этом здании со своими иностранными гостями Садат садился и перемещался таким образом, чтобы в поле зрения собеседника всегда находились президент и величественные пирамиды.

В Египте широко известно изречение Геродота: «Люди боятся времени, а время боится пирамид». Слова не лишены смысла. Их повторяют всегда, когда у пирамид для гостей устраивают представление, основанное на игре света, музыки и слов, записанных на пленку и доносящихся из динамика. Актер Садат пытался по-своему войти в историю и сопоставить свою особу с величавостью пирамид.

Когда в марте 1974 года я прибыл в Каир, Садат пригласил и меня в эту резиденцию для переговоров по Ближнему Востоку. Я тоже смотрел на все эти приемы позера и думал: «Странно, пигмей на фоне пирамид».

Мы провели с ним несколько часов. Уже тогда было видно, что этот деятель дрейфовал в сторону врагов арабского мира.

Садат часто говорил:

– Посмотрите, какие многотысячные демонстрации проходят в мою поддержку.

О том, как организовывались эти демонстрации и что участие в них оплачивалось властями, знали многие.

Примечательно, когда Садата хоронили, то улицы Каира были безлюдны. За гробом следовали лишь лица из ближайшего окружения Садата, три бывших президента США, тогдашний премьер-министр Израиля Бегин, несколько иностранных делегаций. На похоронах не присутствовал ни один видный арабский государственный или политический деятель.

Разве это не приговор Садату со стороны арабов?

Как не вспомнить тут всенародный траур в Египте в связи с кончиной президента Насера в сентябре 1970 года. Миллионы египтян прибыли в Каир. Они отдали долг признательности своему президенту и с глубокой скорбью проводили его в последний путь. Каир рыдал. Сотни полицейских пытались сдерживать людей, которые устремились к орудийному лафету, на котором везли гроб в усыпальницу. Тысячи людей разорвали на мелкие кусочки-сувениры белый саван, которым покрыли гроб с телом покойного.

В последний путь Насера провожали многие делегации и видные государственные деятели из десятков стран, в том числе и правительственная делегация нашей страны во главе с Председателем Совета министров СССР А.Н. Косыгиным.

Проблеск не появился

Очаг напряженности и военной опасности на Ближнем Востоке существует вот уже более четырех десятилетий. Время от времени этот очаг дает грозные вспышки. Одна за другой накатываются волны израильской агрессии на соседние арабские государства. Империалистическое вмешательство во внутренние дела народов этого района продолжается.

Политика Вашингтона, объявившего Ближний Восток «сферой жизненных интересов» США, и поощряемые им экспансионистские устремления Тель-Авива являются главной причиной того, что здесь и поныне сохраняется взрывоопасная обстановка, а урегулирование все еще остается за горизонтом.

В политике США четко выражена линия на поддержание острой конфликтной ситуации на Ближнем Востоке. Для достижения этой цели они не останавливаются и перед прямым применением силы, о чем свидетельствуют интервенционистские действия американской военщины в Ливане.

Главный упор тем не менее по-прежнему делается на использование Израиля, его захватнических амбиций. Мог бы сам Израиль с его ограниченными людскими и материальными ресурсами идти столь длительное время по пути агрессии и войны? Разумеется, нет. Его политику питали и питают США, ставшие сообщником израильского экспансионизма на Ближнем Востоке.

Арабам упорно навязываются разного рода сепаратные сделки с Израилем. Известно, какими политическими издержками обернулось для Египта подписание мирного договора с Израилем. А разве не бесцеремонны притязания Израиля в отношении Ливана и Сирии?

Египет и Сирия – две наиболее влиятельные арабские страны, но в течение многих лет в ближневосточных делах они шли не по одной и той же дороге.

Сирия с начала израильской агрессии заняла принципиальные позиции. Она решительно осудила сделку в Кэмп-Дэвиде. После 1967 года, в самые сложные моменты положения на Ближнем Востоке, сирийское руководство во главе с президентом Хафезом Асадом придерживалось принципиальных позиций: Израиль должен освободить оккупированные арабские территории, в том числе и Голанские высоты, которые были захвачены силой; он должен уважать национальные права арабского палестинского народа, его законное стремление иметь свою государственность.

Уже в течение десятков лет древнее сирийское государство возглавляет крупный и дальновидный деятель – президент Хафез Асад, снискавший глубокое уважение не только в арабском мире, но и далеко за его пределами. Он хорошо понимал и понимает значение советско-арабской дружбы.

Принципиальные позиции Сирии находили выражение в наших деловых встречах с президентом Асадом. С ним я встречался и во время его визитов в Советский Союз, и моих – в Дамаск. Он неизменно демонстрировал глубокое знание проблем, серьезность к их подходу, трезвость в оценках политики Израиля.

Не могу не сказать, хотя бы кратко, о впечатлении, которое сложилось у меня об Асаде как человеке.

Сидит на диване собеседник – глава государства, предупредительный к гостям, подтянутый. Часто еле заметно улыбается. Но никакой нарочитости в этом нет! Весь внутренне собранный и, можно сказать, пружинистый. Он представляет собой как бы сгусток незаурядной воли. Внимательно следит за ходом мыслей партнера по беседе. Но можно быть уверенным, что ничего не пропустит важного, относящегося к политике и положению на Ближнем Востоке.