Последний дон - Марио Пьюзо

Все это не произвело впечатления только на доктора Жерара. Он даже не взглянул на Бетани, обращаясь непосредственно к Афине:

– Не надо самообольщаться. Вся ваша любовь не поможет этому ребенку. Я изучил ее историю болезни, и нет никаких сомнений, что она стопроцентная аутистка. Она не может ответить на вашу любовь. Она не живет в вашем мире. Она не живет даже в мире животных. Она живет на другой звезде, в абсолютнейшем одиночестве. – Помолчав, он продолжал: – Вашей вины тут нет. Равно, я полагаю, и ее отца. Это одно из загадочных осложнений людской природы. Вот что я могу сделать: я осмотрю ее и подвергну более тщательным тестам, а затем скажу, что мы можем сделать в институте, а чего не можем. Если я не смогу помочь, вы должны будете забрать ее домой. Если мы что-то сможем, вы оставите ее у меня во Франции на пять лет.

Он заговорил с одной из сиделок по-французски; та вышла и вернулась с огромным альбомом репродукций знаменитых полотен, дала альбом Бетани, но тот был чересчур велик, чтобы уместиться у девочки на коленях. Тут доктор Жерар впервые заговорил с ней. Заговорил по-французски. Она тотчас же положила каталог на стол и начала переворачивать страницы. Вскоре она с головой ушла в разглядывание иллюстраций.

– Я вовсе не хочу вас обижать, – доктор чувствовал себя не в своей тарелке, – но все это только в интересах вашего ребенка. Я знаю, что мистер Де Лена не ваш муж, но, случаем, не он ли отец вашего ребенка? Если так, я бы хотел подвергнуть тестам и его.

– Я еще не была с ним знакома, когда моя дочь родилась, – ответила Афина.

– Bon[16], – развел руками доктор, – подобные вещи весьма возможны.

– Быть может, доктор разглядел кое-какие симптомы и у меня, – рассмеялся Кросс.

Надув толстые алые губы, доктор кивнул и дружелюбно улыбнулся.

– У вас и в самом деле имеются определенные симптомы. Как и у всех нас. Кто знает? Сантиметр туда, сантиметр сюда, и все мы могли бы стать аутистами. Теперь я должен провести внимательный осмотр ребенка и кое-какие тесты. Это займет как минимум четыре часа. Почему бы вам обоим тем временем не прогуляться по нашему очаровательному Парижу? Мистер Де Лена, вы здесь впервые?

– Да.

– Я хочу остаться с дочерью, – возразила Афина.

– Как пожелаете, мадам. – Доктор обернулся к Кроссу: – Наслаждайтесь прогулкой. Сам я не в восторге от Парижа. Если город может быть аутистом, Париж как раз таков.

Вызвали такси, и Кросс вернулся в отель. Ему не хотелось осматривать Париж без Афины, к тому же он нуждался в отдыхе и приехал в Париж, чтобы прояснить голову, разобраться во многом.

Пораскинул умом над рассказом Фалины. Он помнил, что Лоузи прибыл в Малибу один, а детективы обычно работают парами. Надо будет перед отъездом из Парижа попросить Вацци разобраться в этом.

В четыре часа Кросс снова был в гостиной доктора. Его ждали. Бетани с головой ушла в каталог живописи, Афина была бледна – единственный внешний признак, который она не могла разыграть, как знал Кросс. Попутно Бетани поглощала пирожные, и доктор отодвинул тарелку от нее, сказав что-то по-французски. Бетани не протестовала. Затем пришедшая сестра милосердия увела девочку в комнату для игр.

– Простите меня, – сказал доктор Кроссу, – но я должен задать вам ряд вопросов.

– Все, что пожелаете, – ответил Кросс.

Встав со стула, доктор начал вышагивать по комнате.

– Я скажу вам то, что сказал мадам. В подобных случаях чудеса абсолютно невозможны. При долгой выучке могут быть достигнуты грандиозные улучшения – в определенных случаях, но не во многих. Что же до мадемуазель, существуют некоторые пределы. Она должна задержаться в моем институте в Ницце как минимум на пять лет. Но там у нас имеются учителя, которые испробуют все возможные способы ей помочь. За это время мы узнаем, сможет ли она жить почти нормальной жизнью. Или должна быть госпитализирована навечно.

Афина заплакала. Поднесла к глазам маленький голубой платочек, и Кросс учуял запах духов.

– Мадам согласилась, – бесстрастно поглядел на нее доктор. – Она вступит в институт в качестве учителя… Вот. – Он сел прямо напротив Кросса. – Имеются очень добрые знаки. У девочки настоящее дарование живописца. Определенные чувства у нее бодрствуют, не угасли. Она заинтересовалась, когда я заговорил по-французски – на языке, который она не понимает, но улавливает. Это очень добрый знак. Еще один добрый знак: сегодня днем дитя выказало определенные признаки, что она скучает о вас, она испытывает некоторые чувства по отношению к другому человеку, и это качество можно развить. Это весьма необычно, но вполне объяснимо, тут нет ничего таинственного. Когда я углубился в этот предмет, она сказала, что вы красивый. Теперь – только не обижайтесь, пожалуйста, мистер Де Лена, – я задаю этот вопрос только из медицинских соображений, ради помощи ребенку, ни в чем вас не обвиняя. Не стимулировали ли вы девочку каким-либо образом в сексуальном отношении – вероятно, непреднамеренно?

Кросс был так ошарашен, что рассмеялся.

– Я и не знал, что она реагирует на меня. А сам я никогда не давал ей повода.

Щеки Афины залились румянцем гнева.

– Это нелепость! – заявила она. – Он ни разу не оставался с ней наедине.

– Не ласкали ли вы ее физически, хотя бы раз? – стоял на своем доктор. – Я не имею в виду пожатие руки, поглаживание волос или даже поцелуй в щеку. Девочка уже созрела, она отреагирует просто на инстинктивном уровне. Вы будете не первым мужчиной, поддавшимся искушению подобной невинности.

– Быть может, ей известно о моих отношениях с ее матерью, – предположил Кросс.

– Ей нет дела до ее матери, – возразил доктор. – Простите меня, мадам, это одна из истин, с которой вы должны смириться: ее не волнует ни красота, ни слава ее матери. Для нее они не существуют в самом буквальном смысле. Она простирает свои чувства именно к вам. Подумайте. Скажем, какая-то невинная ласка, что-нибудь нечаянное.

– Если бы я сделал такое, я бы вам сказал, – холодно посмотрел на него Кросс. – Если только это ей поможет.

– Вы чувствуете нежность к этой девочке? – осведомился доктор.

Кросс немного поразмыслил и признал:

– Да.

Откинувшись на спинку стула, доктор Жерар сцепил пальцы.

– Я вам верю. И это внушает мне великую надежду. Если она может реагировать на вас, то, возможно, мы сумеем помочь ей научиться реагировать на других. Быть может, когда-нибудь она научится сносить свою мать, а вам этого будет вполне достаточно, я прав, мадам?

– О, Кросс, – выдохнула Афина, – надеюсь, ты не сердишься.

– Да нет, в общем, все в порядке, – отозвался Кросс.

– Вы не оскорбились? – внимательно посмотрел на него доктор Жерар. – Большинство мужчин были бы крайне огорчены. Отец одного пациента просто ударил меня. Но вы не сердитесь. Объясните мне почему.

Кросс не мог объяснить этому человеку и даже Афине, как подействовал на него вид Бетани в ее обнимающей машине. Как напомнил он ему Тифани и прочих танцовщиц, с которыми он занимался любовью и которые оставляли его с чувством пустоты в душе. Его взаимоотношения со всеми Клерикуцио, даже с собственным отцом, вызывали в нем ощущение изоляции и отчаяния. И, наконец, как все жертвы, оставленные им позади, казались жертвами некоего призрачного мира, становившегося реальным только в его сновидениях.

– Быть может, потому, что я тоже аутист, – Кросс поглядел доктору прямо в глаза. – А может быть, потому, что на моей совести кое-какие преступления похуже, которые мне надо скрывать.

– А-а, – откинувшись на спинку стула, удовлетворенно проронил доктор. Помолчал и впервые улыбнулся. – Не хотите ли пройти у меня несколько тестов?

Оба рассмеялись.

– Ну, мадам, – произнес доктор Жерар, – как я понимаю, вы вылетаете в Америку завтра утром. Почему бы вам не оставить свою дочь у меня сейчас же? Мой медперсонал весьма квалифицирован, и могу заверить вас, что девочка не будет о вас скучать.

– Но я буду скучать о ней, – не согласилась Афина. – Можно мне оставить ее при себе на сегодняшнюю ночь и привести обратно завтра утром? У нас чартерный самолет, так что я могу улететь, когда пожелаю.

– Несомненно, – одобрил доктор. – Привозите ее утром. Я отправлю ее в Ниццу в сопровождении моих медсестер. У вас есть телефонный номер института, и вы можете звонить мне, когда только пожелаете.

Они встали, чтобы уйти. Афина порывисто поцеловала доктора в щеку. Доктор залился румянцем, он был вовсе не так уж бесчувствен к ее красоте и славе, несмотря на свою непривлекательную наружность.

Остаток дня Афина, Бетани и Кросс провели, прогуливаясь по улицам Парижа. Афина купила Бетани новую одежду – полный гардероб, купила новые принадлежности для живописи и огромный чемодан, чтобы уложить в него эти вещи. Затем все это отослали в отель.

Пообедали в ресторане на Елисейских полях. Бетани ела с жадностью, особенно пирожные. За весь день она не проронила ни слова и никак не реагировала на жесты Афины, выражающие любовь.