Стихотворения. Портрет Дориана Грея. Тюремная исповедь; Стихотворения. Рассказы - Оскар Уайльд

ИСКУПЛЕНИЕ ЭР-ХЕБА209

Эр-Хеб за горной цепью А-СафайСвоей беды свидетель. А-СафайО ней поведал Горуху — оттудаПошел на Запад, в Индию, рассказ.

История Бизесы. Дочь АрмодаБизеса, обрученная с ВождемШестидесяти Копий, — он стерегПроход в Тибет, а ныне ищет мираВ пределах, где царит Безмолвный Буд, —Бизеса умерла, спасая племяОт Мора, и остановила Мор.

Таман — Один и больше всех людей,Таман — Один и больше всех Богов;Таман — Один и Два в Одном: он скачетС заката до восхода в небесах,Изогнутых, как лошадиный круп,И пятками стучит коню в бока —И ржущий гром разносится в горах.

Таков Таман. В Эр-Хебе был он БогДо всех Богов: он создал всех БоговИ уничтожит созданных БоговИ сам сойдет на землю для судаНад теми, кто хулил его Жрецов,И в жертву приносил худых овец,И в Храме не поддерживал Огня, —Как поступил Эр-Хеб, забыв Тамана,Когда людей прельстили Киш и Ябош,Ничтожные, но хитрые Божки.

Таман с небес увидел грех людейИ рассудил вернуть их, покарав,И кованный железом Красный КоньСпустился с неба в горы сеять Мор.

На ветер трижды фыркнул Красный Конь,Но ветер голый испугать нельзя;О снег ударил трижды Красный Конь,Но снег беззвучный испугать нельзя;И вниз пошел по склону Красный Конь,Но камень гулкий испугать нельзя;Коня встречала чахлая береза,И за березой — серая сосна,И за сосною — низкорослый дуб;А за лесами чаща наших пастбищУже лежала у его копыт.

Тем вечером туман закрыл долину,Как закрывают мертвому лицо,Закрыл долину, бело-голубой,И растекался, тихий, как вода,От Храма, где давно погас Огонь,От Храма до запруды водопояКлубился, подымался, оседалИ замирал, — и вот при лунном светеДолина замерцала, как болото,И люди шли в тумане по колено,Переходя долину словно вброд.Той ночью Красный Конь щипал травуУ водопоя наших стад, и люди —Кто услыхал его — лишились сил.

Так Мор пришел в Эр-Хеб и погубилМужчин одиннадцать и женщин трех;А Красный Конь ушел с рассветом ввысь,Оставив на земле следы подков.

Тем вечером туман покрыл долину,Как покрывают тело мертвеца,Но был он много выше — высотойС отроковицу, — и при лунном светеДолина замерцала, словно заводь.

Той ночью Красный Конь щипал травуНа расстоянье брошенного камняОт водопоя наших стад, и люди —Кто услыхал его — лишились сил.Так Мор пришел в Эр-Хеб и погубилМужчин — две дюжины, и женщин — семь,И двух младенцев.

Так как путь на ГорухБыл путь к врагам, а мирный А-СафайПерекрывали снежные заносы,Мы не могли бежать, и смерть копьемРазила нас; молчали Киш и Ябош,Хотя мы им заклали лучших коз;И каждой ночью Красный Конь спускалсяВсе ниже по реке, все ближе, ближеКо Храму, где давно погас Огонь,И кто слыхал Коня, лишался сил.

Уже туман вздымался выше плечИ голоса гасил в жилищах смерти, —Тогда Бизеса молвила Жрецам:«На что нам Киш и Ябош? Если КоньДойдет до Храма, нас постигнет Гибель.Вы позабыли Бога всех БоговТамана!» И в Горах раздался гром,И пошатнулся Ябош, и Сапфир,Зажатый меж колен его, померк.Жрецы молчат; один из них воззвалК величью Ябоша, но вдруг упалИ умер пред Сапфирным Алтарем.

Бизеса молвит: «К Смерти я близкаИ Мудростью Могильной обладаюИ вижу, в чем спасенье от беды.Вы знаете, что я богаче всех —Богаче всех в Эр-Хебе мой отец;Вы знаете, что я красивей всех, —На миг ее ресницы опустились, —Вы знаете, что я любимей всех…»И Вождь Шестидесяти Копий к нейРванулся — но Жрецы не допустили:«Ее устами говорит Таман».Бизеса молвит: «За мое богатство,Любовь и красоту меня избралТаман». И гром пронесся по Горам,И рухнул Киш на груду черепов.

Во мраке дева между алтарямиСтряхнула бирюзовые браслеты,Сняла серебряное ожерельеИ сбросила нефритовый нагрудникИ кольца с ног и отшвырнула серьги —Их в молодости выковал АрмодИз самородка горухской реки;Звенели драгоценности о камни,И вновь, как бык, ревел Таманов Гром.

Во мраке, словно устрашившись Дэвов,К Жрецам Бизеса простирает руки:«Как слабой женщине истолковатьНамеренья Богов? Меня призвалТаман — каким путем пойти к нему?»Несчастный Вождь Шестидесяти КопийТомился и рыдал в руках Жрецов,Но не посмел поднять на них копьеИ вызволить невесту не посмел.И все рыдали.Но Служитель КишаПо месту первый перед алтарем,Обремененный сотней зим старик,Слепой, давно лишившийся волосИ горбоносый, как Орел Снегов,Старик, прослывший у Жрецов немым,Вдруг по веленью Киша — иль Тамана —Кого из них, мы поняли не лучше,Чем серые нетопыри под кровлей, —Старик бессильным языком вскричал:«Ступай ко Храму, где погас Огонь!»И рухнул в тень поверженного Киша.

Тем вечером туман покрыл долину,Как покрывают тело мертвеца,И поднялся над крышами домов;И возле Храма, где погас Огонь,Застыл, как склизкая вода в кормушках,Когда чума разит стада Эр-Хеба, —И люди вновь услышали Коня.

Тем вечером в Армодовом жилищеЖрецы сожгли приданое Бизесы,Заклали Тора, черного быка,Сломали прялку девы, распустилиЕй волосы, как перед брачной ночью,Но причитали, как на погребенье.

Мы слышали, как плачущая деваПошла ко Храму, где погас Огонь,И Красный Конь со ржаньем шел за ней,Подковами чеканя гром и смерть.

Как А-Сафайская звезда выходитИз снежных туч и возвещает людям,Что перевал открыт, — так из туманаБизеса вышла на Таманов ПутьИ по камням разбитым побрелаКо Храму, где давно погас Огонь;И Красный Конь до Храма шел за нейИ вдруг умчался в Горы — навсегда.

А те, кто пробудил Таманов гнев,Следили, поднимаясь за туманом,Как дева на горе войдет во Храм.Она дотронулась до почерневшей,Нетопырями оскверненной двери,Где буквами древней, чем А-Сафай,Был высечен Великий Гимн Таману, —И дважды со слезами отшатнуласьИ опустилась на порог, взываяК Вождю, возлюбленному жениху,К отцу и к Тору, черному быку,Ей посвященному. Да, дева дваждыОтшатывалась от ужасной двериВ Забытый Храм, в котором ЧеловекомИграет, как игрушкою, Таман,Безглазый Лик с усмешкой на устах.

Но в третий раз на каменный узорБизеса налегла, моля ТаманаПринять ее как выкуп за Эр-Хеб.

И кто следил, те видели, как дверьРаскрылась и закрылась за Бизесой;И хлынул ливень и омыл Долину,И таял злой туман, и грохоталТаманов Гром, в сердца вселяя страх.

Одни клянутся, что Бизеса триждыИз Храма жалобно звала на помощь,Другие — что она бесстрашно пела,А третьи — что слыхали гром и ливеньИ не было ни пения, ни зова.

Но что бы ни было, наутро люди,От ужаса немые, шли ко Храму —Туда собрался весь Эр-Хеб, и с плачемЖрецы вступили в страшный Храм Тамана,Которого страшились и не знали.

Пробившаяся в трещинах траваРаскалывала плиты алтаря,По стенам проступали нечистоты,Прогнившие стропила распухалиОт многоцветной поросли; проказойЛишайник изъязвил Таманов Лик.Над ним в Купели Крови трепеталоРубиновое утреннее солнце —Под ним, закрыв ладонями лицо,Лежала бездыханная Бизеса.

Эр-Хеб за горной цепью А-СафайСвоей беды свидетель. А-СафайО ней поведал Горуху — оттудаПошел на Запад, в Индию, рассказ.

ДАМБЫ210