Проклятие Деш-Тира - Дженни Вурц

— Сетвир просто старьевщик какой-то. Чего только он тут не хранит!

Дакар лениво потянулся за кожаным свертком, перевязанным грубой веревкой.

— Ты бы поостерегся трогать это, — сказал Трайт, но было поздно.

Из-под пальцев Безумного Пророка вырвалось голубовато-сиреневое пламя. Послышался треск, и тут же Дакар взвыл от боли. Не переставая завывать, он отпрянул, а таинственный сверток, оказавшись на самом краю полки, скатился вниз.

Он ударился о пол со звуком, напоминающим звук разрезаемого стекла. Изнутри вырвался еще один язык пламени, в воздухе резко запахло дымом. Лизаэр заморгал, пытаясь остановить пляску разноцветных пятен перед глазами. Сквозь их вихрь он все же разглядел сиреневый камень размером с дыню, который, подпрыгивая, катился по полу. При каждом соприкосновении с каменными плитами грани диковинного кристалла разбрасывали фонтаны искр.

— Провалиться ему в Ситэр! — воскликнул Безумный Пророк, тряся обожженной рукой и устремляя на Трайта сердитый взгляд. — Да это же Путеводный Камень Кориатанского ордена!

— Разумеется, это он.

Трайт оторвался от раскрытого сундука, и тень от его фигуры заплясала по стенам. Он наклонился к полу и спокойно остановил рукой катящийся кристалл. Искры погасли. Прикосновение к фиолетовой поверхности камня не причинило магу никакого вреда.

— Старуха Морриэль продала бы свою девственность, только бы узнать, куда исчезла эта штука! — Несколько поостыв, Дакар прибавил: — Она и свора ее ведьм век за веком безуспешно ищут этот камень. А получается, он преспокойно валяется себе у Сетвира в хранилище. Так?

Трайт взял в руки тяжелый аметист и стал вглядываться в свет, проходящий через темно-фиолетовые недра камня.

— Во-первых, никто не просил тебя высказывать свое мнение да еще в такой грубой форме. Во-вторых, должен сказать тебе следующее: Главной колдунье достаточно было бы лишь спросить о местонахождении Путеводного Камня.

Глаза Трайта вспыхнули, и зрачки превратились в две сверлящие точки.

— Исключительно упрямство Морриэль и ее гордыня повинны в том, что камень и по сей день остается в Альтейне.

Такие нюансы были недоступны пониманию Дакара. Пророк гнул свое:

— У тамошних девок зачешется в одном месте, когда они узнают.

Менее всего Трайту хотелось вступать с Дакаром в дебаты, грозившие окончиться заурядной перебранкой. Сдержавшись, маг сказал:

— Ты очень нас обяжешь, если отправишься к Сетвиру и попросишь у него каких-нибудь лоскутов. Лучше кожаных. Нужно будет вновь завернуть камень и положить на место.

Дакар понял, что с Трайтом не поспоришь, и удалился, ворча себе под нос. Оставшись в обществе принца и не желая распалять его любопытство, маг был вынужден дать Лизаэру кое-какие объяснения.

— Путеводный Камень исчез во время восстания. Как ты заметил, дотрагиваться до него опасно. Круг Старших — так называют ближайшее окружение Главной колдуньи — по небрежности оставил столь могущественный предмет без надлежащей защиты.

Трайт не стал сообщать принцу, что утрата кориатанками их главной реликвии значительно уменьшила возможность этого женского ордена вмешиваться в дела, недоступные их пониманию. Сетвир меж тем не был настроен проявить великодушие и добровольно вернуть Путеводный Камень кориатанкам, грезившим о его обретении. Когда ему было нужно, хранитель Альтейнской башни проявлял коварство не хуже Давина-отступника, хотя внешне выглядел безупречно честным.

Трайт пристально взглянул на Лизаэра. Глаза мага казались черными и совершенно непроницаемыми.

— Развяжи это. Там — предмет наших поисков.

Маг отложил в сторону Путеводный Камень и перебросил Лизаэру один из двух свертков, лежащих внутри поднятой крышки сундука.

Лизаэр поймал сверток и удалил последние слои ткани. Под ними находился тонкий золотой обруч, по поверхности которого тянулась цепочка наполовину стершихся древних надписей. Второй сверток, развязанный самим Трайтом, содержал шестигранную шкатулку из черепахового панциря. Внутри на тонко выделанной бараньей коже лежали рубины.

Их было не менее дюжины, и все они были огранены с умопомрачительным совершенством, недоступным рукам смертных мастеров. Их красота впечатляла, хотя камни не имели оправы. В свете факела у двери рубины вспыхивали ярко-красными огоньками. Лизаэр шумно вздохнул, завороженный блеском этого сокровища. Скоро оно достанется мальчишке, подмастерью красильщика, и тот узнает, кто является наследным принцем Хэвиша.

— Королевские регалии, в которых находились эти рубины, были золотыми. Алчные люди расплавили их, превратив в золотые слитки, — с сожалением произнес Трайт.

На какое-то мгновение он показался Лизаэру не магом, а хромым и увечным старым воякой, погруженным в воспоминания о лихих временах.

— Осквернение регалий было тяжелым ударом. Увы, Тельмандир, где находился дворец верховного короля Хэвиша, стал первым из городов, разрушенных восстанием и преданных огню. Удалось спасти только эти камни и младшего королевского сына.

Лизаэр чувствовал печаль, овладевшую Трайтом, но и она, и сам маг были от него где-то далеко. Он не мог оторвать взгляда от обруча, который держал в руках. При всей своей незатейливости обруч явно был древним, возможно очень древним, о чем свидетельствовали царапины и зазубрины на поверхности. Лизаэр вдруг осознал, какими древними были верховные королевства Этеры. Он представил себе длинную цепочку поколений, сменявших друг друга. Представил становление королевских династий, тщательно выбранных Содружеством Семи среди многих достойных родов. Эти мысли привели Лизаэра в благоговейный трепет.

Потертый обруч наследных хэвишских принцев и рубины, вырванные из реликвий, о великолепии которых можно было только догадываться, говорили о потрясении основ миропорядка; о тяжелых испытаниях, сравнимых с теми, что вынудили паравианцев ради сохранения бесценных традиций возвести Альтейнскую башню среди здешних пустынных холмов. Лизаэра охватило непривычное для него чувство собственной ничтожности.

Королевство, которое ему предстояло унаследовать на Этере, было огромным по сравнению с крошечным островным королевством Дасен Элюра.

Все величие, роскошь и богатство, вся церемониальная пышность, казавшиеся ему неотъемлемыми частями королевской власти, вдруг разом утратили всякий смысл. Лизаэр почувствовал, насколько узким и ограниченным были его жизненный опыт и видение мира. Ему стало стыдно за свою недавнюю безапелляционность; надо же, он осмелился осуждать жизнь и порядки в кланах Камриса! Чтобы по справедливости управлять этими людьми, он должен по-настоящему узнать их положение. И начинать надо с восстановления доверия между ним и его единоутробным братом. Будучи беспощадно честным с самим собой, Лизаэр понял: для управления Тайсанским королевством он должен сначала обрести новые представления о справедливости. Искусство неведомого мастера, изготовившего древний обруч, и нерукотворное изящество рубинов хэвишской короны побудили Лизаэра произвести хладнокровный и нелегкий пересмотр собственных сил и дарований.