Камбрийская сноровка - Владимир Коваленко

   — Угу… — Немайн рассматривает получившуюся картинку. Она ей не нравится. Более слабый противник может получать помощь из–за моря, потому нужно сперва вынести более сильного… которого, на деле, быстро из борьбы не выведешь. Отчего–то ситуация кажется до боли знакомой. И — неправильной! Будто — неправильная точка зрения. Немайн кажется, что это она должна придумывать, как согласовать несогласуемые из–за больших расстояний действия окраинных держав, перебрасывать подкрепления между театрами, помогая выстоять под сосредоточенным, почти смертельным ударом центральной коалиции?

   Уже видно — если пойдет удар на юг, центр завязнет в Уэссексе. Тогда к драке подключится Кент, вспомнят о былой независимости сожранные Пендой мелкие английские королевства, начнется свара между камбрийскими королями… Выходит, как ты ни старалась, история течет по прежнему руслу!

   В чужом будущем Великобритания выросла из Уэссекса. Здесь…

   Палец Немайн шарит по карте, словно надеется зацепиться за шероховатость телячьей кожи. Уткнулся в Алт–Клуит. Гулидиен спешит объяснить:

   — Северные бритты врагов не пропустят. Но сами за римские валы не полезут. Ни на север, ни на юг. То же и пикты. Устали.

   — Угу…

   — Улады и Дил–Риада морем поплывут.

   — Морем…

   Очередное путешествие пальца.

   — Здесь? Узенько! И, помню, тут остров как раз напротив пролива. А на нем…

   Чуть не сказала: порт. Нет там еще никаких городов! Но природные гавани никуда не делись. Росчерк пера. Узнали.

   — Мэн, — говорит Гулидиен.

   — Нортумбрийский, — уточняет Пенда, — Недавно.

   — Да. Если на него базировать флот… То никаких войсковых перевозок мимо! Врага на севере можно добить в одну кампанию. И уж тогда, спокойно, неторопливо, неизбежно…

   Король мерсийский улыбнулся. Все–таки в крещеной сиде остался старый вкус к отмщению, холодному, как северные волны. Норманны говорят: «только раб мстит сразу». Сегодня Немайн куда больше напоминает богиню, чем христианку и римлянку. Щель в чужой броне высмотрела — жаль, ударить нечем. Увы, сида противника знает куда лучше, чем союзников. Похоже, лучше, чем себя!

   — Немайн, у меня флота нет.

   — Что?

   — Нет у меня флота. Есть несколько кораблей, чтобы враг не мог снять с побережий совсем всех. Но это против полутора сотен галер… Ничто.

   Сида уперла вопросительный взгляд в Гулидиена, потом вздохнула. Если король некогда отдал низовья судоходной реки просто за то, чтобы морские разбойники вверх по течению не поднимались…

   — У Катена три корабля, — сообщил король, — ну и у клана десси немало. На деле, много. Но это — не боевые галеры. Боевых…

   Руками развел.

   У Артуиса и Клидога державы тоже сухопутные. У Кейндрих–ревнивицы вообще выхода к морю нет. Даже теперь, после прирастания.

   Значит, не получается. И цена всем ударам сидовского пальца…

   Немайн встала. Пять шагов до окна. Снаружи — бегают друг за другом королевские собаки, солнце и весенний ветерок играют влажными листьями яблонь. Это Камбрия — если на улице не идет дождь, значит, только прошел — и скоро начнется. Дальше — частокол королевского подворья. Скучающий, но бдительный часовой. И, надо всем, далеко–далеко, белесым штрихпунктиром — профили далеких гор, что и дали имя стране.

   Настоящий мир. А то уподобилась: «Вот в воинственном азарте воевода Пальмерстон поражает Русь на карте указательным перстом». Правда, у лорда флот как раз имелся.

   — Для того, чтобы к осени иметь флот, мне нужны только деньги, — сказала сида, — Много денег. Как раз столько, сколько ты мне обещал за сдерживание Нортумбрии! Флот же все равно нужен.

   Такой субсидии достаточно, чтобы к ярмарке покончить с долгами. Серебро — теперь, расходы на постройку и походы флота — потом, постепенно. Город уже встает на ноги. Дела, что принадлежат хранительнице, не только кормят граждан — приносят доход. Потому все, что уйдет на покрытие долга, город отдаст достаточно быстро, чтобы денег хватило и на новые походы. Золото, идущее в обеспечение расписок, трогать не придется.

   — Допустим, — говорит Пенда, — ты закроешь море. Клидог займется Гвинедом… отлично. У Нортумбрии больше нет союзников. Один удар. И, если вспомнить, что мы, мерсийцы, с ними все же один народ — на следующий год ополчение северян будет воевать уже за нас.

   Недоверчивые взгляды. А что тут сложного? В северном королевстве крестьянин больше не обязан военной службой, зато должен содержать рыцаря–всадника или пешего воина–тэна. Побор взимает сам владелец… пока только земель, не людей. Вопрос — если система действует лишь одно поколение, но целое поколение, сколько крестьян мечтает занять место начинающей задаваться аристократии? Сколькие мечтают вернуть дедовские времена, когда на битву звали не малых числом избранных, а всех свободных людей? Времена, в которые не облагодетельствованный властью над соплеменниками воин целовал руку государя, а вождь прислушивался к вооруженному народу.

   В Мерсии до сих пор так. И что–то ни голода, ни чумы… Война есть, но война победная. Слава же штука притягательная.

   — Погодите… Кто Уэссекс держать будет?

   Гулидиен знает ответ, но ответ ему заранее не нравится. Так же, как королю мерсийскому — отложенная расправа над обидчиками сестры. Вот только Пенда понимает — если врагов можно выбивать по одному, их нужно выбивать по одному. Но с ответом не торопится. Изображает раздумье, даже обрамленную благородной сединой плешь чешет.

   — Надо, — говорит, — их удержать. Сейчас в их западных землях разгорается восстание. Если не помочь, корнцев вырежут. Если помочь — освободитель получит верных людей и их землю, разом. Я бы занялся, я с вашим братом договариваться умею… но мы решили, что моим легионам лучше ударить на север. Кто остается?

   Немайн, наконец, поняла. Не хочет англ решение ни подсказывать, ни навязывать. Желает, чтобы Гулидиен принял трудное дело сам.

   Король Диведа встал, уперся кулаками в стол. Смотрит Немайн в глаза — не так глядел, когда за ушами чесал — на плацу, перед зимним походом. Тогда она принесла спасение. Что теперь? Выбора нет. Есть долг. Долг платят.