Отряд - Андрей Посняков

- Золотые слова, Иване!

Следующий день - день святого Бенуа - неожиданно выдался дождливым. Затянутое низкими серыми тучами небо истекало мелким дождем, холодным и мерзким, над реками - Орном, Одоном и Одоньком - клубился туман. Редкие прохожие старались побыстрее закончить свои дела и оказаться дома, а еще лучше - в какой-нибудь веселой таверне, со стаканчиком подогретого вина в компании добрых друзей. Даже рынок - и тот был полупуст, а уж про западную окраину города - у церкви Святого Гийома, что рядом с женским аббатством, - и говорить нечего. Пусто, как в кружке у запойного пьяницы!

- Ох-хо-хо, - откашлявшись, протянула настоятельница аббатства матушка Женевьева. - Грехи наши тяжкие, помоги, Пресвятая Дева и святой Бенуа.

Поднявшись с неудобного высокого кресла, она поправила сутану и подошла к окну, за тусклыми стеклами которого уныло лил дождь. Вообще-то погода ее обычно не трогала, но только не в такой день. Особый был сегодня денек, специально выделенный для мирян, которые раз в месяц, одиннадцатого июля, в день святого Бенуа, могли приходить к матушке-настоятельнице с различного рода просьбами. Естественно, речь шла только о женщинах, добрых прихожанках церкви Святого Гийома или соседней церкви Святой Троицы. Иногда кто-то приходил с просьбами, в общем-то, дурацкими - помолиться за здоровье мужа или еще с чем-нибудь подобным. Настоящего дела не было! А ведь именно к нему, к настоящему делу, аббатиса давно уже была готова, так сказать, морально и теоретически - прочитав уйму книг по изгнанию из людей дьявола. Она знала, конечно, что многие над ней почти открыто насмехаются, но терпела, свято веря, что наконец настанет когда-нибудь день… И каждый месяц - в день святого Бенуа, да и не только в этот - ждала.

Дождь расстроил настоятельницу, она по опыту знала - в такую погоду мало кто явится, скорее всего - вообще никто.

Приоткрылась дверь, сырым сквозняком обдуло ноги. Аббатиса обернулась. Лидия. Так, кажется, зовут эту послушницу. Ишь, стоит, глаз поднять не смея. Еще бы, уж, поди, рассказали про крутой характер настоятельницы.

Матушка Женевьева хорошо знала, что в обители ее недолюбливают, а многие так и откровенно боятся. И правильно! Коль пришли в монастырь - так жить должны по его уставу, а нет - так вон Бог, а вон - порог. Строга была настоятельница, строга аж до злости и далеко не всегда справедлива. Бог не дал ей особой красоты, но то и к лучшему - высокая, худая, с длинным, высохшим, словно череп, лицом и крючковатым носом, матушка аббатиса, конечно, производила впечатление. Как поведет носом, как зыркнет! Недаром Орлицей прозвали!

- Что стоишь, сестра? Входи.

Гулкий голос настоятельницы угас под высокими сводами.

Послушница вошла, поклонилась:

- К вам посетительница, матушка.

- Посетительница? - Матушка Женевьева поспешила скрыть радость, не к лицу ей радоваться, не кто-нибудь - аббатиса! - И кто она?

- Говорит - Жермена, зеленщица с рю Нев.

- Рю Нев? Это, кажется, на Иль-Сен-Жан, не так ли?

- Так, матушка.

- Зеленщица… ты ее знаешь, сестра?

- Знаю. Добрая христианка.

- Что же ее сюда привело? - Аббатиса на миг задумалась, потом резко махнула рукой. - Ну да не будем гадать. Зови!

Посетительница оказалась довольно молодой миловидной женщиной с синими большими глазами. Впрочем, она прятала взгляд, что и понятно - в таком-то месте. Жермена Салье, вдова. Зеленщица. Что ж, не всем же быть клириками и дворянами, не всем воевать и молиться, надо кому-то и торговать, и работать.

- Что у тебя случилось, сестра во Христе?

- Не знаю, как и сказать…

- Говори, сестра, не бойся. Для того ведь и пришла.

- Не со мной… С моей дальней родственницей. Она недавно приехала к моему… к моему кузену из деревни. Падает, заговаривается, иногда бросается на людей - потом сама ничего не помнит.

- Так-так, - задумчиво промолвила аббатиса. - Она что-нибудь выкрикивает, когда… ну, когда буйствует?

- Ох, выкрикивает, матушка. Одно только слово и кричит: Вирлуве!

- Как ты сказала, сестра? - Настоятельница подалась вперед.

- Вирлуве, матушка.

- Вирлуве… - Аббатиса тихо ликовала в душе. - А знаешь ли ты, сестра, что означает это слово?

- Догадываюсь… Боюсь признаться, матушка. В одной детской сказке…

- Ты правильно догадалась, сестра! Вирлуве - одно из имен дьявола!

- О, святой Николай! - Посетительница мелко перекрестилась.

- Не печалься, сестра, - как можно любезнее улыбнулась настоятельница. - Я помогу тебе в твоем горе!

- Да хранит тебя Иисус, матушка.

В помещении было довольно темно, лишь, чуть разгоняя ночь, теплились по углам свечи, расставленные именно так, как указала матушка Женевьева. На узком ложе, посередине комнаты, связанная шелковыми веревками, лежала страждущая - одержимая бесом девушка. Да, похоже, именно одним бесом - ибо уже выкрикнула одно только имя: Вирлуве. И тем не менее все равно, лучше считать, что бесов в ней несколько. Лучше ошибиться в эту сторону, чем в иную.

И без того небольшая комната казалась еще меньше из-за каких-то ширм, кресел и прочего ненужного мирского хлама. В закрытых ставнях колотился ветер. Словно бы кто-то жуткий стоял там, за окном, посмеивался - мол, ничего-то у тебя не выйдет.

Матушка Женевьева перекрестилась. Что ж, посмотрим - кто кого!

- Пусть все уйдут! - обернувшись, попросила она.

Поклонившись, оба молодых человека - вполне приятные и богобоязненные юноши - без лишних слов покинули помещение, оставив настоятельницу наедине… нет, не с несчастной девушкой - с тем, кто сидел в ней, пытаясь погубить душу!

С холодной улыбкой хирурга аббатиса разложила на небольшом столике священные книги, взяла в руки распятие…

- О, меус Деус…

Слова молитвы лились из уст монахини легко и свободно, распятие казалось незыблемым в твердой руке. Нет, вот рука чуть дрогнула… И лежавшая на ложе девушка вдруг изогнулась, сбросила одеяло и, страшно сверкая глазами, забилась в конвульсиях, выкрикивая самые гнусные ругательства и лишь одно имя - Вирлуве!

- Изыди, князь тьмы!

Подойдя ближе, монахиня с силой положила распятие на голый живот несчастной. Та снова выгнулась, закричала, смуглое обнаженное тело ее покрылось потом.

- Изыди, сатана! - ничуть не испугавшись, продолжала настоятельница. - Прочь, прочь, Люцифер! Вельзевул, изгоняю тебя…

Так и перечислила все имена нечистого, присовокупив к ним еще и Лютера с Кальвином, - а девчонка все изгибалась, визжала, рычала, плевалась слюною… Свечка, упав, подожгла какую-то тряпку. Дым и зловоние быстро распространились по комнате. Аббатиса хорошо знала, что это было за зловоние и что это был за дым!

Подойдя к окну, она распахнула ставни… Чтобы было куда уйти изгнанным. Подойдя к одержимой, снова прочла молитву… Вроде никого не забыла… А девчонка между тем успокоилась, хоть еще и хрипела… Это было обманчивое спокойствие, ведь главного-то имени настоятельница еще не назвала! Хитер враг рода людского, затаился, притих в девичьем теле… Что ж - тем сильнее будет последний удар!

Прочитав до конца молитву, монахиня с улыбкой возложила распятие девушке на грудь и громко, с неописуемым торжеством воскликнула:

- Вирлуве! Вирлуве! Уходи, именем Святого Духа, изыди.

И только она произнесла эти слова, как вдруг случилось чудо! Откуда ни возьмись, вдруг выскочило мерзкое рогатое существо, черное и омерзительно голое, заскакало по комнате, закружилось, завыло, зашипело и, страшно вращая глазами, выпрыгнуло в окно.

- Вирлуве… - устало улыбнувшись, прошептала монахиня. - Так вот ты какой, господин дьявол!

Глава 11

Палач, падшие женщины и козел

Сансон отставлен был за то, что ухитрился

Нож гильотины сдать в заклад, и я слыхал,

Что он до синевы на дню два раза брился,

Употреблял кольд-крем и весь благоухал.

Робер де Монтескиу-Фезанзак. «Парижские палачи»

Июль 1604. Нижняя Нормандия

Авторитет матушки Женевьевы после изгнания беса из Мари-Анж укрепился настолько, что настоятельница даже согласилась на встречу с «обрадованными родственниками» избавленной от нечисти девы, сиречь, с Иваном и Прохором. Митрий ей и раньше не был представлен, да и вообще, во всей этой операции выступал в роли самого Вирлуве, а потому имелась вероятность - пусть даже малая, - что аббатиса его узнает. Так что Митрий сидел себе спокойно дома, смывая с себя сажу с помощью Мари-Анж. Уж что они там делали кроме омовений, наверное, можно было догадаться, но Иван с Прохором подобными догадками себя не утруждали, не до того было. Недаром говорится: куй железо, пока горячо. Вот друзья и спешили воспользоваться моментом и надавить на настоятельницу. Сперва пришли с подарками, среди которых была и кой-какая книжица, разысканная Иваном в книжной лавке на рю Экуйер, - естественно, в книжке говорилось о борьбе с дьявольскими происками. Увидев вспыхнувшие неподдельной радостью глаза аббатисы, Иван понял, что своим подарком попал в самую точку. И тут же не замедлил поинтересоваться неким странствующим монахом, братом Гилбертом.