Иностранный легион - Сергей Балмасов

Письмо 2-е от есаула Войска Донского И.И. Дьякова донскому атаману А.П. Богаевскому из Туниса во Францию, в Париж от 9 декабря 1923 г.: «…Лично я живу не так, как нужно было бы. Уж слишком опротивел этот солдатский обиход. Все мы здесь — бесправные рабы, а потому нам особенно тяжело в Легионе. Начальство совершенно не разбирается в нас, а поэтому временами бывает особенно тяжело. Последнее время я весь занят своими людьми, а потому и не замечаю, как летит время… Иногда плохо себя чувствуешь только потому, что не можешь не только послать каких-нибудь газет, но даже и простого письма…Бывает такое положение вещей, что не можешь даже отправить письмо в Россию своему единственному сыну. Но со всеми семейно-служебными делами я справлюсь, но не могу никак примириться с разлукой со своим бедным сиротой-сыном, который остался в России один у чужих людей».

Письмо 3-е от бывшего есаула Донского казачьего войска И.И. Дьякова донскому атаману А. П. Богаевскому из Туниса во Францию[478] от 22 января 1924 г.: «…Несмотря на суровые условия нашей жизни, мы еще не потеряли своей головы, мы научились познавать людей и определять им цену… В своем письме Вы выразили предположение, что к нам в Легион попадает газетка «Казачье слово». Так точно. Я имею все 4 номера… Ваши газеты, которые Вы выслали, еще мной не получены. С газетами теперь дело обстоит хорошо. Командир полка после целого ряда объяснений со мной теперь разрешил получать газеты со всех концов Европы, и я теперь получаю газеты от добрых людей и из Англии, Германии, Финляндии и других мест, и все эти газеты беспрепятственно выдаются мне немедленно. «Казачьи думы» я, к сожалению, совсем не получаю и очень жалею. Наша станица в Париже много обещала нам сделать, но дальше обещаний дело не пошло… Вы спрашиваете, стоит ли присылать мне французские газеты. Думаю, что нет, так как их никто не может читать. А я если и могу читать, то со мной считаться не нужно, ибо я — в единственном числе, и, кроме того, имею всегда под руками французские газеты. Сейчас собрал я около сотни книг, и люди понемногу читают. Получаю я письма от донцов из Марокко. Многие из них почему-то обращаются ко мне со всякого рода жалобами и просьбами. Они прочитали в газетах, что я являюсь уполномоченным донских казаков 1-го Иностранного кавалерийского полка и вообразили, что я могу что-либо для них делать. И вот просят у меня и газет, и книг, а также просят оказать ту или иную помощь в том или ином ходатайстве. Я — в крайнем недоумении и одному своему другу-офицеру написал только: «Ты что, думаешь, что я являюсь здесь донским наместником в Африке?» Но, так или иначе, стараюсь утешить и поддержать родных донцов, хотя бы перепиской… Я очень болею за своих казаков, которые служат в Марокко. Сейчас там снег и морозы, а люди живут на постах в палатках. Несут сторожевую службу и часто сражаются с арабами. Есть убитые и много тяжелораненых. Вот с ними-то и хотелось бы мне поддерживать связь, но это мне уже не по силам. Многим из них я не отвечаю, ибо не имею на это возможности. Накануне Нового года я заболел лихорадкой и только 3 дня назад, как поднялся и хожу. С лечением дело обстоит плохо, и я опасаюсь, как бы она совсем меня не свалила… Получил я письмо от своего сына, ему уже 9 лет, и он третий год ходит в школу… Судьба моего бедного мальчишки занимает и волнует меня, а потому мне особенно тяжело мириться со службой в Легионе… Вы спрашиваете, не могу ли я указать точную цифру донцов в Легионе, дабы Вы могли бы возбудить ходатайство о нашем досрочном освобождении. Трудно установить, но приблизительно около 5 тысяч человек. Что же касается самой мысли об освобождении, то, насколько мне известны французы, рассчитывать на это совсем не приходится. Пример Вам — я. Осенью мой далекий родственник, проживающий на севере Франции, возбудил ходатайство перед военным министром о моем освобождении, заявив, что у меня остались в России 2 детей-сирот, которые живут у его отца, и что я ангажировался неправильно, имея предельный возраст. Кроме того, он заявил, что уплатит 500 франков премии, которые я получил раньше. Министр ответил, что мне самому нужно обратиться к командиру полка. В конце декабря я обратился к нему с прошением. Прошение мое было направлено в бригаду, откуда оно и возвратилось с отказом…»

Письмо атамана Войска Донского А.П. Богаевского[479] есаулу Донского казачьего войска И.И. Дьякову из Парижа в Тунис от 14 марта 1924 г. № 386: «Многоуважаемый Иван Иванович, Н.М. Мельников, член Донского правительства, передал Ваше письмо к нему… Очень рад, что Вы согласились объединить казачество в Легионе, что значительно облегчает наши сношения с Африкой и дает возможность парализовать вредную агитацию среди африканских казаков. Мы Вам поможем на канцелярские расходы, чтобы Вам не приходилось тратить Вашего скромного содержания на общее дело. К глубокому сожалению, за истощением средств, помощь эта не может быть значительной… Я поднимаю вопрос о переселении желающих казаков-легионеров в Абиссинию, где можно было бы устроить свою казачью колонию…»

Письмо 4-е от Ивана Ивановича Дьякова, есаула Войска Донского из Туниса донскому атаману Богаевскому во Францию[480] от 28 марта 1924 г.: «Ваше превосходительство! Ваше письмо мной получено неделю назад, но отвечаю только сегодня, так как все эти дни у нас шла ревизия и у меня не было ни одной свободной минуты. Покорнейше благодарю Вас за письмо. Оно обрадовало меня, так как я вижу, что моя работа по объединению казаков Африки ценится Вами и Вы лично так много проявляете беспокойства и забот ко всем донцам, разбросанным по дебрям Африки… Казаки Африки имеют большое тяготение к Вам. На днях я получил письмо из города Бель-Аббес,[481] главного депо Легиона. Мне пишут казаки, что им хотелось бы знать, где донской атаман и то, не забыл ли он африканских казаков. Они услышали, что я являюсь уполномоченным 1-го Иностранного кавалерийского полка, и просят меня не оставлять их одних. Они задали мне целый ряд вопросов, на которые я ответил им тогда же. Получаю я письма из Марокко и вижу, что там «работает» генерал Краснов, но казаки, в большинстве своем, настроены против него и все время беспокоятся о Вас, где вы и как направляете казачье дело. Поведение самозванцев из «Обще-казачьего объединения» возмущает казаков Африки, а моего полка — в особенности. И я рад засвидетельствовать Вам, Ваше превосходительство, что казаки 1-го Иностранного кавалерийского полка крепко объединены вокруг меня, прислушиваются к моему голосу и от выявления своего политического лица отказываются, предоставив это сложное дело Вам. Отрицательно большая часть казаков-легионеров отнеслась и к деятельности Великого Князя Николая Николаевича — монархиста, считая, что он не способен объединить эмиграцию. Вас интересует вопрос: нельзя ли будет полкам создать свои организации и непосредственно поддерживать с Вами связь? Мое мнение таково, что мы, казаки 1-го Иностранного кавалерийского полка, не нуждаемся в опеке какой-либо организации и сами самостоятельно можем направлять свою жизнь. На практике мы убедились, что те станицы, которые нами в свое время приветствовались и в которые мы вступали всей семьей, ничего нам не дали хорошего. Правда, они обещали многое, но дать ничего не дали, и, благодаря этому, у нас теперь выработался свой взгляд на дело организации. Как ни грустно, а приходится сознаться, что за три года службы в Легионе мы, казаки, не видели еще ни одной Донской казачьей организации, которая бы оказала нам хотя бы моральную помощь. Я писал в газетах и просил русских людей помочь книгами и газетами, и мой призыв был услышан, но только не казачьими организациями, а общерусскими и отдельными русским людьми, которые с радостью пришли к нам на помощь. У меня сейчас хорошая библиотека, но в ней нет ни одной книги, которая была бы прислана руками казачьей организации. Можете судить сами, для чего нам нужны казачьи организации — для того, разве, чтобы им докладывать о своей жизни и ласкать их своими приветами? Нет, мы будем, очевидно, собственными руками обеспечивать благополучие своей жизни. Открыто нам в полку нельзя возглавить свою организацию, но мы все это делаем по-семейному и начальство не преследует нас. На днях меня позвал «к себе» полковник, командир полка, и преподнес мне газету «Последние новости» с моим письмом относительно «Парижской станицы». Эту газету ему передал русский офицер, состоящий на французской службе в чине лейтенанта. Так «заботятся» о нас те русские офицеры, которые благодаря простой случайности заделались офицерами, и вот они стараются приходить к нам на «помощь». Полковник спросил меня, я ли это писал статью. Я ответил: «да». Затем он спросил меня, знаю ли я, что не имею права без разрешения начальства выступать в печати, и так далее. Говорить пришлось много, и дело, кажется, уладилось, так как полковник был вежлив со мной и не пообещал наказать, тогда как за это других арестовывали на шестьдесят суток. Так приходится мне здесь работать одному, без какой-либо поддержки со стороны. Трудно, очень трудно, но пока справляюсь и умело обхожу все «подводные камни», которые так часто встречаются на моем пути. А работать нужно, ибо этого требует долг. Дело с моим освобождением закончилось не в мою пользу. Хотя я имею право на освобождение, но министр отказал, а потому думать о досрочном освобождении всех казаков не приходится. В Марокко у меня нет родственника Дьякова, но однофамилец есть. Он месяца два назад прислал мне письмо, но я ему не ответил, ибо не всегда имею возможность отвечать. Того Дьякова, что Вам прислал письмо, я знаю, правда, он мой случайный знакомый, но все же я имею о нем представление. Связь с Марокко можно наладить, но сейчас я не могу справиться с этим делом, так как вся эта переписка требует оплаты на почте, а я получаю также, как и остальные солдаты, то есть шестьдесят пять сантимов в сутки, и мне не хватает этих денег и на письма тем людям, которые нуждаются в той или иной благодарности, как например, за высылку книг, газет и, наконец, за моральную поддержку, которая оказывается добрыми русскими людьми. Каждому из них приходится написать ответ, а ведь оплачивается этот ответ мной. И Вы простите меня, Ваше превосходительство, за то, что я не могу проявить свою работу с наибольшей силой, так как одному мне трудно справляться с этим делом. Я работаю, как могу, и моя совесть всегда чиста. Казачье дело — наше родное дело, и дело каждого из нас — всегда стоять на страже своего дела и в тесном единении оберегать свои казачьи дела от покушений со стороны, откуда бы они ни исходили — и справа, и слева. В полку у нас все живы и здоровы. Казаки выглядят молодцами, мало грустят, и это меня радует. От лица нашей дружной семьи приношу Вам, Ваше превосходительство, нашу благодарность за заботы о нас и вместе с тем прошу принять от нас земной поклон и наилучшие пожелания». Данный документ позволяет сделать вывод о контактах между собой в составе Французского иностранного легиона донских казаков, о том, как они снабжались эмигрантскими изданиями. Это же письмо позволяет увидеть глубину вражды среди донских казаков между сторонниками генералов Краснова, Граббе, Алферова и других монархистов, чьим рупором служила газета «Казачье слово», со сторонниками последнего на тот момент донского атамана А. Богаевского, среди которых был и И. Дьяков.