Вольнодумцы - Максим Адольфович Замшев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вышла на набережную. Темнота не страшила. Фонари и фары не замечали того, что солнце давно закатилось, передоверив им хоть как-то освещать многострадальную зимнюю землю. На противоположном высоком берегу Москвы-реки высилось нелепое здание Академии наук, диковинная архитектурная фантазия советских градостроителей.
А если использовать Артура? Обмануть его, сказать, что снова хочет быть с ним? Потом постепенно настроить его так, чтобы он что-то вызнал у отца? Нет. Этот вариант не подходит. Артур не справится, да и времени это займёт много. Кто ещё что-то способен вспомнить о тех событиях?
Все её мысли были похожи на воду, которая, не в силах миновать препятствие, накапливается и готова залить всё вокруг.
Не доходя до Крымского моста, Лиля вызвала такси.
Когда девушка звучно и немного нервно постучала в дверь номера, Иван едва не запрыгал от радости. Слава богу, с ней всё благополучно!
Она не ожидала, что он сожмёт её в объятиях так сильно, и у неё на секунду перехватило дыхание.
Наконец он её отпустил.
Лиля сняла куртку, повесила её в шкаф, окинула Ивана недоумённым взглядом, обнаружив, что он стал как будто ниже ростом. Да уж! Такие обстоятельства способны сломать и куда более крепких парней, чем Ваня.
– Ты есть не хочешь? – неожиданно предложил Елисеев. – Тут можно всё в номер заказать. – Он подал ей меню с журнального столика. – Выбирай.
Лиля предположила, что он и сам, видимо, проголодался.
Участливый голос по телефону сообщил, что ждать кушанья придётся минут сорок.
Они сделали заказ.
Иван некоторое время сомневался, делиться с Лилей своими подозрениями или нет. Вдруг она запаникует?
В итоге всё ей выложил.
– Ну что же! Тогда нам надо молиться, что в твою смерть они хоть ненадолго поверят. Да… – она чуть повела плечами, – Марченко ничего мне не сказал.
– Кто бы мог подумать!
Она включила телевизор. Шли новости.
Весь экран занял его портрет. Он в полицейской форме. Причёсанный. Ладный. Оттуда взяли такое фото?
Внизу бежал текст: расследовавший деятельность молодёжных террористических организаций полковник Иван Елисеев погиб в Москве. Гибель полицейского связывают с его профессиональной деятельностью.
Иван всеми силами пытался не поддаться на свою смерть, о которой только что услышал из новостей, – ощущение мало с чем сравнимое.
– Ну что же! – произнес он с фальшивой бодростью. – Они клюнули. Молодец Дава! – Елисеев улыбнулся. – Не много ли времени мы тратим на то дело Вениамина Шалимова? Что оно нам даст? Мы даже точно не знаем, почему Марченко поменял тогда показания. Красивая, конечно, версия, что его заставил Родионов, но ни одного доказательства. А дело вёл молодой Крючков. Выходит, он тоже замешан в том эпизоде? Хорошая картинка. Крючков вроде пока за нас. Мы и его подозреваем? Плюс ещё свидетель этот молчит. А с чего бы ему откровенничать с тобой?
– Я уверена, что он, как бы ты скептически к этому ни относился, ещё найдёт меня и признается. – Лиля начала горячиться. Ей передался пафос Ивана.
– Да с чего ты взяла? – Иван с досады ударил ладонью по своей коленке.
– Ему тяжело с этим жить. Ему необходимо на старости лет снять с себя грех.
– Господи! Какая чушь! Сама-то веришь в это?
В коридоре раздались шаги, обрывки фраз, смех, потом хлопанье дверей.
«Кто-то живёт нормальной жизнью. – Елисеев расстроился. – А мы здесь, как кроты в норе. И теперь каждый наш выход на улицу опасен. И когда это кончится – неизвестно».
В дверь постучали. Сперва Лиля и Иван встревоженно переглянулись, но тут же вспомнили, что заказывали ужин. Мужчина в белой рубашке, чёрных брюках и чёрной жилетке важно внёс большой поднос, заставленный кушаньями, поставил на стол, спросил, как и когда удобно рассчитаться. Иван расплатился наличными. Мертвецы по карте не платят.
Ели молча. Когда закончили, Лиля позвонила на ресепшен и попросила забрать грязную посуду.
Оба они размышляли, как им делить постель. Возвращаться к тому, что они по обоюдному желанию уже давно прекратили, не имело смысла, тем более в такой ситуации.
Иван не находил уже сил сопротивляться дикой усталости, из него словно вынули все скрепы, и тело вот-вот превратится в безвольный манекен.
Лиля смотрела на него пристально, без стеснения. Так, словно с этого ракурса открыла в нём много нового.
Она вспомнила, как Артур как-то сказал, что с ней хорошо молчать. Она посмеялась про себя тогда: надо же, какая пошлость! Теперь убеждалась, что такое возможно. В их обоюдном молчании пространство словно излечивалось от всех хворей, прорежалось, теряя вязкость, убирая все помехи. Ничто не должно нарушать эту тишину.
Сперва они легли на разные края кровати. Спиной друг к другу. Она произнесла, не поворачиваясь в его сторону:
– Спокойной ночи!
Он ответил:
– Спокойной!
Её забавляло, что он улёгся в кровать в гостиничном халате.
Иван изводил себя. Так изводятся больные, сдавшие анализ и ждущие результата. Усталость перешла ту черту, за которой уже нет отдыха.
От Лили пахло шампунем и чем-то тёплым, уютным, знакомым, чуть приторным. Он вспомнил, как они первый раз поцеловались…
На концерте, посвящённом Дню милиции, они оказались на соседних местах. Почти не разговаривали, но дружно хлопали певцам, смеялись шуткам юмористов. Потом как-то само собой получилось, что он предложил пойти куда-нибудь выпить. Она сказала, что ей очень нравится один бар на Пречистенской набережной, и если идти, то только туда.
Доехали на такси. В Москве закручивался снег, и, хоть до Нового года оставалось ещё много дней, зимняя праздничность уже поселилась на улицах и набирала силу.
В баре всего один столик был не занят. У самой двери.
Иван заказал себе водки, Лиля – шампанского.
Он спросил тогда, что такого в этом баре. Она ответила: он похож на европейский больше, чем какой-либо другой в Москве.
«Ты была в Европе?» – удивился тогда Иван. Она кивнула. Потом уточнила, что всего два раза. Один раз в Париже, другой – в Милане. И ещё добавила, что очень любит классическую музыку, и самые незабываемые её впечатления от тех поездок – это классические концерты.
Всё могло сложиться
