Корабли идут на бастионы - Марианна Яхонтова

Опустившись в кресло, он тотчас вынул из кармана пузырек, очень изящно оправленный в серебряное кружево с аквамаринами, и стал его нюхать. Один приезжий модный лекарь посоветовал ему вдыхать изобретенное им лекарство, очищавшее кровь. Как все новые лекарства, оно производило чудеса, и Италинский уже замечал, что пульс у него бьется ровнее и дыхание значительно легче.

Однако на вопрос лорда Гамильтона о здоровье он ответил с видом покорной безнадежности:

– Весь состав моей натуры подобен изношенному платью, и дух мой подавлен этим бременем, кое давно пора сбросить.

Сэр Уильям отвечал словами утешения и осторожного оптимизма. Италинский, подобно многим людям, отягощенным слишком большим количеством недугов, ощущал эти недуги как некое преимущество перед теми, у кого нигде не кололо, не ныло и не свербело. Сказать ему, что он выглядит здоровым, или выразить надежду на скорое и полное его исцеление – значило его обидеть.

Гамильтон звал русского дипломата «бледной пиявкой», так как никто не портил ему столько крови, как этот немощный и томный человек. Лорд Гамильтон заговорил о великолепных победах Суворова на реке Треббии и при Нови.

Эта тема была любимой темой Ушакова. Ему только не понравился эпитет «великолепный», и он даже переспросил у Италинского, таково ли точное значение незнакомого английского слова.

– Британский кабинет недаром настоял перед его величеством, государем вашим, чтобы командование союзными армиями было поручено графу Суворову. Сэр Уильям Питт понимает толк в людях, – продолжал Гамильтон с откровенной уверенностью опытного предпринимателя.

– В Европе нет другого человека, который любил бы графа Суворова, как я. Он подлинно велик, – сказал молчавший до сих пор Нельсон.

И тотчас Гамильтон, высоко подняв жирную руку с бокалом, провозгласил тост за победу над общим врагом, за дальнейшее укрепление союза четырех великих держав: Англии, России, Австрии и Турции.

Все встали, в упор взглянув друг на друга. Италинский склонил голову набок. Он знал цену тостам. Про себя он отметил бесцеремонность британского посланника: тот ни словом не упомянул государство, в чьих владениях они находились. Должно быть, в Лондоне полагали, что Неаполитанское королевство принадлежит британской короне.

Усаживаясь на место, Гамильтон неторопливо развернул салфетку. Он особенно любил перепелок. Очень скоро губы его стали масляными, глаза почти закрылись. Однако, разгрызая птичьи кости, он не переставал твердить без устали о единстве и дружбе, связывавших союзников, о справедливости, которую они должны были водворить в мире. Вытирая салфеткой рот, он проговорил наконец, что освобождение Рима – главная задача союзников.

Слушая Гамильтона, Ушаков наблюдал за Нельсоном. Нервное, подвижное лицо английского адмирала отражало недовольство и нетерпение. Перепелка стыла перед ним на тарелке. Он то постукивал ножом по краю солонки, то поправлял черную повязку, скрывавшую изуродованный глаз.

– А Мальта? – спросил Ушаков.

Тонкие ноздри Нельсона затрепетали.

Опасаясь, что он скажет лишнее, Гатмильтон воскликнул:

– Мальта? Мальта должна уступить место задаче важнейшей. Целое дороже своей части, любезный адмирал!

Ушаков без улыбки посмотрел в глаза посланнику. Он знал от Италинского, что увлечение древностями сослужило не плохую службу Гамильтону. Английский посланник извлек из-под пыли веков документ, который свидетельствовал о том, что Мальта когда-то была частью некоего целого, ныне ограниченного территорией Неаполитанского королевства. В дальнейшем, по мнению лорда Гамильтона и других английских политиков, ее следовало согласно древнему документу вновь причислить к владениям короля Фердинанда, а затем… Затем, не обращая внимания на документы, отдать под эгиду британской короны.

– Мой государь, как гроссмейстер Мальтийского ордена, – твердо сказал Ушаков, обращаясь к Гамильтону, – заинтересован в том, чтобы сей остров был освобожден от французов и как можно скорее.

– Тем более, что к этому есть все средства, – грустно заметил Италинский.

Нельсон всем телом подался вперед. Приколотый к поле мундира пустой рукав задел рюмку. Рюмка упала, и золотистое пятно расползлось по скатерти.

– Весь мир знает и чтит рыцарский дух императора Павла! – поспешно произнес Нельсон. – Освобождение Мальты – высокое и великодушное предприятие, которое, конечно, должно быть завершено!..

– Прекрасно! – Ушаков перевел взгляд с посланника на адмирала. – Скажите, ваше превосходительство, в каком положении сейчас Мальта и что можем мы предпринять для ее скорейшего освобождения?

Теряя остаток спокойствия, Нельсон почти закричал:

– Опасность, угрожавшая всем успехам нашим в море, и недостаток сил заставили нас ограничиться блокадой! Флаг его величества неаполитанского короля и флаг Великобритании развеваются над всем островом, кроме крепости Валетты. Блокаду осуществляет контр-адмирал Кит, а с суши действуют португальские войска. Вашему высокопревосходительству известно, что французский флот пришел из Бреста в Средиземное море на помощь генералу Бонапарту?

– Говорят, что его высокопревосходительство адмирал Джервиз видел сам, как французский флот проходил через Гибралтар, – протянул Италинский.

– Да, он прошел через Гибралтар! Да, адмирал Джервиз, будучи болен, съехал на берег! Да, он видел! – словно обрубая топором швартовы, ожесточенно подтвердил Нельсон. – Но мы заставили адмирала Брюи убраться обратно в Брест!

Италинский опять склонил голову набок, но промолчал. Всем было известно, что французский флот под командованием Брюи вторично прошел через Гибралтарский пролив в Средиземное море.

Ушаков не желал отклоняться от главного.

– Ежели у адмирала Кита недостаточно сил для того, чтобы взять крепость, – сказал он, – то я не вижу причин, по которым мы не можем помочь ему в таком деле. Ведь здесь в Палермо нас никто не блокирует.

Нельсон вдруг вспыхнул, посчитав эти слова обидным намеком. Он вообразил, будто русский адмирал упрекает его в привязанности к леди Гамильтон, общество которой, по словам многих, было для Нельсона важнее всего на свете. Конечно, совсем иное держало британскую эскадру на рейдах бухт Неаполитанского королевства, но раздраженному прямотой вопросов Ушакова Нельсону хотелось найти предлог для того, чтобы уйти от главного.

– Я хочу знать, что подразумеваете вы под словами вашими, господин адмирал? – произнес Нельсон так громко, что Гамильтон поторопился положить руку на обшлаг его мундира.

Италинский, поглядев с недоумением и любопытством на англичан, придвинулся к Ушакову и перевел вопрос.

Ушаков пожал плечами. Ему показалось нелепым то, что Нельсон не понял таких ясных слов. Личные дела Нельсона не интересовали Ушакова, к тому же он не верил в силу гибельных страстей. Когда однажды Метакса заговорил с ним о том, что Нельсон проявил жестокость к якобинцам и нарушил договор с ними лишь под влиянием порочной сирены леди Эммы Гамильтон, Ушаков прервал Метаксу: «Не повторяйте тех глупостей, что говорят! Запомните, что подлинно большая любовь не знает никаких бездн. Леди Гамильтон в сем случае ширма, которую воздвигают люди, желающие представить лорда Нельсона невиновным в том, в чем он подлинно виновен. А посему раз навсегда покончим разговор о сиренах».

– Сударь, – холодно ответил Ушаков, не повышая голоса, – я сказал лишь то, что хотел сказать. Не больше и не меньше.

Гамильтон спохватился. Ласково похлопывая Нельсона по руке, он послал Ушакову примирительную улыбку.

– Русский язык так сложен, господин адмирал…

Он заглянул в мрачный глаз Нельсона и многозначительно проговорил по-английски:

– Пожелание господина адмирала предельно ясно, мой друг. Господин адмирал хочет скорого успеха нашему оружию.

Нельсон, казалось, успокоился.

– По мнению моему, решительные действия против Мальты весьма желательны, но, к сожалению, корабли моей эскадры сейчас разбросаны в различных местах, – начал пространно объяснять он. – Я приказал некоторым из них следовать в порт Магон для исправлений, а остальным идти в Гибралтар на случай новых попыток неприятеля проникнуть через пролив.

– А португальская эскадра адмирала Кита? – спросил Ушаков.

Нельсон отодвинул тарелку с нетронутой перепелкой.

– Эскадра адмирала Кита? – переспросил он, собираясь с мыслями и подыскивая ответ. – Ей прислано повеление возвратиться в Португалию для исправления!

– Следовательно, вы прекращаете блокаду?

Гамильтон заслонился обеими ладонями, словно защищаясь от призрака.

– Вы не поняли нас, ваше высокопревосходительство!

Ушаков усмехнулся:

– Здесь уже, вероятно, дело в английском языке, сударь.

– Да нет же, совсем нет! Мы думаем, что позднее часть ваших кораблей могла бы взять на себя блокаду!