Тайна - Питер Страуб

— Так что же мы можем сделать?

— Я уже говорил тебе. Мы разворошим берлогу Гленденнинга Апшоу, заставим его вылезти из скорлупы. Он уже встревожен — Глен не подозревал, что телохранители Ральфа Редвинга настолько глупы, чтобы грабить окрестные дома. Ему наверняка не захочется прочитать собственными глазами ордер на выдачу преступника, после того как Тим Трухарт найдет человека, которого нанял Джерри Хазек, чтобы убить тебя. На Милл Уолк итак уже произошло достаточно неприятных событий. Ральф Редвинг выжидает в Венесуэле, как пойдут дела дальше. И на месте Глена Апшоу я тоже отправился бы туда.

Фон Хайлиц отодвинул пустую тарелку на край стола.

Том тряхнул головой.

— Я хочу сделать ему по-настоящему больно, — сказал он.

— Именно это мы сейчас и обсуждаем. Том посмотрел на остывший омлет и сказал.

— Но вам хочется этого не так сильно, как мне.

— Вот тут ты не прав. Мне очень этого хочется. Я хочу отнять У Гленденнинга Апшоу все — душевный покой, репутацию, свободу — то есть, в конечном итоге, его жизнь. Я хочу видеть его повешенным в тюрьме Лог-Бей. Я с удовольствием сам накинул бы веревку ему на шею.

Том пристально посмотрел в глаза фон Хайлица и понял, что они испытывают одни и те же чувства.

— Нам надо выманить Гленденнинга Апшоу из Клуба основателей, — сказал Том. — Мы должны испугать его.

Фон Хайлиц энергично закивал, по-прежнему глядя в глаза Тома.

— Дайте мне ручку, — попросил молодой человек. — Сейчас я покажу вам, что собираюсь сделать.

Старик достал из кармана перьевую ручку и протянул ее Тому. Том взял бумажную салфетку и разгладил ее перед собой на столе. Затем, сняв с ручки колпачок, он написал печатными буквами: «Я знаю, кто ты». Перевернув салфетку, он показал надпись фон Хайлицу.

— Ты попал в точку, — похвалил его старик. — Он почувствует себя так, будто его ужалила тысяча пчел сразу.

— Тысяча? — Том злорадно улыбнулся, представив себе гостиную своего дедушки, заваленную письмами, повторяющими слова записок Джанин Тилман.

— Две тысячи, — сказал фон Хайлиц.

57

Пройдя мимо полицейских, попивающих ром, они вышли на Улицу вдов. В стеклах полицейской машины, стоявшей под знаком, запрещающем стоянку, отражался неоновый светильник в форме ятагана, время от времени вспыхивающий и гаснущий в окне ресторана. Слева катились по Калле Дроссельмейер машины, велосипеды и конные повозки. Отель «Сент Алвин» отбрасывал тень, доходившую почти до противоположного тротуара, солнечный свет лизал босые пятки торговцев плетеными шляпами и корзинами, дремлющих над своим товаром, разложенным на красном покрывале. Сбоку от них находился небольшой открытый рынок с рядами спелых фруктов и свежей рыбы, защищенными от солнца длинными навесами. На земле таял лед и валялись кровавые рыбьи потроха. По другую сторону рынка две полные женщины в купальных халатах курили, сидя на крыльце высокого здания, называвшегося «Отель путешественников». Они наблюдали за входом в «Пещеру Синбада». Едва взглянув на Тома и фон Хайлица, женщины снова стали следить за дверью.

Фон Хайлиц перешел улицу по диагонали, прошел мимо ступенек, на которых сидели женщины, и вошел в дверь под золоченой вывеской «Эллингтон — товары на любой вкус». Том поймал отпущенную им дверь и последовал за стариком. Когда он вошел, над дверью тихо звякнул колокольчик.

Фон Хайлиц быстро шел вдоль стендов, уставленных бутылочками со жгучими соусами, банками с копченым лососем, собачьими консервами и коробками с кашами под странными названиями, которые Том видел впервые, вроде «Кашка Делилы» или «Мамочкин сахар». Старик подошел к полке с шариковыми ручками, блокнотами и коробками конвертов. Взяв с полки стопочку желтой бумаги для записей и шесть коробочек разноцветных конвертов, он протянул все это Тому и перешел к следующему ряду.

— А мне показалось, что вы сказали две тысячи, — напомнил ему Том.

— Я сказал, что он будет чувствовать так, как будто их две тысячи, — громко ответил фон Хайлиц из соседнего ряда. Том обогнул стенд и увидел, что фон Хайлиц берет с полки батон хлеба, мешочек картофельных чипсов, завернутый в пленку кусок сыра «чеддер», банку маргарина, длинную палку салями, коробку крекера, еще какие-то консервы, бутылки, пакеты. Половину всего этого он передал Тому, остальное понес сам.

— Для чего вся эта еда? — поинтересовался молодой человек.

— Для выживания, — коротко ответил фон Хайлиц. Оба несли в руках корзины, набитые до такой степени, что стенки их, казалось, вот-вот не выдержат. Дойдя до конца последнего ряда, фон Хайлиц бесцеремонно вывалил содержимое обеих корзин на деревянный стол, из-за которого ему радостно улыбался темнокожий лысенький человечек.

— Хобарт, друг мой, — сказал фон Хайлиц. — Это мой большой приятель Том Пасмор.

Том поставил корзину и пожал протянутую ему руку.

— Леймон, он так похож на тебя! Я тебе точно говорю! Наверное, он твой племянник?

— Просто мы одеваемся у одного портного, — старик подмигнул Тому. — Мне можно будет воспользоваться сегодня ночью задней комнатой твоего магазина?

— Сегодня, завтра, в любое время, — коротышка продолжал энергично трясти руку фон Хайлица.

Хобарт сосчитал общую стоимость покупок и стал раскладывать их по пакетам, пока фон Хайлиц отсчитывал деньги.

— К тебе кто-нибудь придет, Леймон? — спросил он.

— Да. Мужчина. Атлетического телосложения, с темными волосами. Лет около сорока.

— Во сколько? — Хобарт протянул Тому тяжелый пакет и заговорщически подмигнул юноше.

— От десяти тридцати до одиннадцати.

Хобарт протянул второй пакет фон Хайлицу.

— Свет будет погашен.

— Спасибо, — сказал мистер Тень, направляясь к двери. Фон Хайлиц был уже на середине мостовой, когда Том ступил в тень отеля «Сент Алвин». Молодые женщины в купальных халатах сидели в машине с полицейскими, которые недавно пили ром в баре.

— Поторопись, — сказал фон Хайлиц, открывая дверь «Пещеры Синбада». — Нам надо поскорее написать письма, если мы хотим, чтобы их доставили сегодня.

58

— Ты помнишь записки Джанин дословно? — спросил фон Хайлиц Тома. — Нам надо заставить его хотя бы на секунду увидеть перед собой Джанин Тилман, указывающую на него пальцем.

Том сидел напротив фон Хайлица с его ручкой в руках над чистым листком бумаги. «Я знаю, кто ты», — написал он.

— Это первое предложение, но там было еще одно.

— А во второй записке тоже было две фразы?

Том кивнул.

— Тогда выпиши все четыре фразы в произвольном порядке, а потом мы расставим их правильно.

— Хорошо, — сказал Том и написал под первым предложением второе: «Это продолжалось слишком долго». А потом следующее: «Тебя надо остановить». И еще одну: «Ты должен заплатить за свой грех». Он посмотрел на список.

— Пожалуй, все правильно. Или нет, скорее, вот так: «Ты заплатишь за свой грех».

— Итак, в первой записке было «Я знаю, кто ты» и...

— И «Тебя пора остановить», — Том соединил стрелкой первую и третью фразы. — Значит, во второй остается: «Это продолжалось слишком долго» и «Ты должен заплатить за свой грех».

— Теперь перепиши их в таком виде и посмотри, как это выглядит.

Том последовал совету фон Хайлица.

— Ну как, правильно?

— Думаю, да. — Том смотрел на листок, пытаясь припомнить слова, написанные выцветшими чернилами на пожелтевшей бумаге.

— Я знаю, кто ты, и тебя пора остановить, — произнес фон Хайлиц.

— Я знаю, кто ты, и... — Том поднял глаза на фон Хайлица, нахмурился, затем добавил к тексту первой записки букву "и" и запятую. Затем он зачеркнул слово «надо» и написал на его месте «пора».

— Да, именно так, — сказал он. — Но как вы догадались?

— Это ты сказал мне. Ты только что произнес эти самые слова, — он улыбнулся. — Постарайся вспомнить, было ли что-нибудь особенное в манере написания букв, потом сделай четыре-пять копий. А мне нужно позвонить в несколько мест.

Фон Хайлиц встал и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, соединяющую их с Томом номера. Том оторвал от стопки следующий листок и несколько секунд внимательно смотрел на бумагу. Затем он встал, облокотился на подоконник и посмотрел вниз на выгнутые шеи саксофонов и причудливые контуры швейных машин в окне ломбарда. Закрыв глаза, Том увидел два листочка пожелтевшей бумаги, лежащие на крышке деревянной шкатулки.

Он вспомнил, как развернул их и положил поверх газетных вырезок. Он видел собственные руки, державшие эти проклятые кусочки пожелтевшей от времени бумаги. Слова словно прыгали ему в глаза. Грех!

Том сделал букву "г" похожей на шею саксофона, а "р" чуть наклонил вперед.

К тому времени, когда вернулся фон Хайлиц, Том сделал по четыре копии каждой записки на отдельных листочках. Старик подошел к столу, чтобы посмотреть на работу Тома и положил руку ему на плечо.