Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

– Я тогда наголо побрился, – объяснил он. – Жарко же было.

– Двое рыжих под одной крышей не живут.

– Да я же не собираюсь с тобой под одной крышей жить, – пожал плечами Георгий. – Мы же квартирами меняемся, забыла?

– Не забыла, – хмыкнула она. – Так что, совсем смотреть не будешь?

– Картины посмотрю, – кивнул он. – Это ты рисовала?

– Картины я с собой заберу, – отрезала Полина. – Можешь не осматривать. И вообще, это моего брата квартира, я ее по доверенности продаю, потому что он в командировке. Так что мою напряженную духовную жизнь ты по здешней обстановке не изучишь, зря стараешься.

– А это кто? – не обращая внимания на ее язвительность, спросил Георгий, показывая на один из рисунков, лежащих на огромном, красного дерева, письменном столе.

На шершавом листе бумаги несколькими линиями был изображен человек с таким беспечным лицом, что на душе становилось легко оттого, что бывает на свете такая добрая беспечность.

– А тебе какая разница?

Взгляд у нее снова стал настороженный. Впрочем, Георгий и сам уже разглядел подпись внизу листа: «К «Мэри Поппинс». Глава «Бездельник на крыльце».

Наверное, Полина делала иллюстрации к книге, и это была одна из них.

– Ну чего ты злишься? – почти жалобно спросил Георгий. – Я тебя ограбить пришел, что ли? Ты же сама покупателя искала.

– Сама, сама, – нехотя проговорила она. – Только радоваться мне нечему. Говорю же, это брата моего квартира, а раньше бабушкина была, и она необыкновенная, квартира эта, и Юра с рождения здесь жил, а теперь продает, потому что… Ну ладно, это тебе неинтересно почему.

То, что квартира необыкновенная, было понятно и без Полининых объяснений. Точнее, понятно было, что жили в ней необычные люди. И дело было даже не в старинной мебели, которой была обставлена просторная комната, – массивном письменном и маленьком рукодельном столе, ореховых креслицах с гнутыми ножками… Георгий видел такую или подобную мебель во многих московских комнатах, и не это привлекло его внимание.

Он смотрел на фотографии, висящие на стенах. На одной из них он узнал Высоцкого. Видно было, что снимок сделан здесь, в этой самой комнате, и сделан так хорошо, что даже как будто понятно, о чем Высоцкий пел в ту секунду, когда его сфотографировали, и весь его характер понятен. На другой фотографии был Феллини, на третьей – Тарковский…

– Твоя бабушка кино снимала, что ли? – удивленно спросил он.

– Киновед она была, – ответила Полина. – Эмилия Гринева.

– А я знаю такую! – обрадовался Георгий. – Я ее книгу о Тарковском читал.

– Да? – удивилась Полина. – Я и то не читала. Ну да, ты же кино снимал в Недолово, – вспомнила она.

– А ты мне говорила, что нам с тобой хорошо, – улыбнулся он.

– В каком это смысле – нам с тобой? – хмыкнула она.

– В смысле, кто не со словом работает, а с изображением. Потому что в жизни есть что-то, ускользающее от определения, но понятное взору. Я потом всего Чехова перерыл, но так и не нашел, где он это написал.

– Хочешь, я у сестры спрошу? – предложила Полина. – Она точно знает где, это же она мне и сказала.

– Не надо, – махнул рукой Георгий. – Не успеешь, наверное. Я послезавтра уезжаю.

– А как же мы с квартирами успеем? – удивилась она. – Купить, продать… За один день, что ли? А вещи перевезти? Или это все твои понты? – Она прищурилась.

– Успеем, успеем, – успокоил он. – Ничего во всем этом хитрого нету. А вещи я пока перевозить не буду. Вернусь – потом. Я тебе ключи от обеих квартир оставлю, ты не волнуйся.

– Слушай, а дверь я закрыла? – вдруг насторожилась Полина. – А то я ведь и забыть могла. По-моему, там кто-то шуршит в прихожей…

– Закрыла ты дверь, – вздохнул он. – Это кот шуршит в коробке.

– Ты кота притащил? – удивилась Полина. – Зачем?

– Девать было некуда. Может, оставишь у себя? – без особой надежды на успех предложил Георгий. Он уже убедился в том, что пристроить взрослого кота – дело безнадежное: кто хотел бы иметь в доме кота, у того он уже имелся, а кто не хотел бы, тот и не хотел. – Хоть на месяц, а?

Полина тем временем притащила из прихожей коробку и вынула из нее одуревшего от перемещений кота.

– Ни фига себе! – ахнула она. – Тоже рыжий! А как его зовут?

– Как зовут? – Это Георгий совершенно забыл. – Черт, как же его… Его в честь меня назвали, это я помню, но вот как?

– Ты, что ли, и как тебя зовут, не помнишь? – Полина еле сдерживала смех, в глазах ее плясали чертики. – Я, правда, тоже не помню, как тебя зовут.

– Георгием меня зовут, – сказал он. – Но кота, кажется, все-таки как-то попроще. Жорка, что ли?

– Может, Егор? – предположила Полина.

– Может, и Егор, – кивнул он. – Да называй как хочешь. Я и то на любое имя откликаюсь, а уж он и подавно привыкнет, – улыбнулся он.

– Я его тогда Егорушкой буду звать, – решила Полина. – Как у Чехова твоего. Помнишь, едет мальчик Егорушка на телеге по степи, смотрит на белый свет да о жизни думает, какая она у него будет?

Улыбалась она необыкновенно: смотрит исподлобья, как будто сердится, и вдруг расцветает улыбка…

– Помню, – кивнул Георгий. – Так оставишь?

– Ну а куда его теперь девать, раз ты уезжаешь, – махнула рукой Полина. – Будут двое рыжих под одной крышей, ничего не поделаешь.

Она не спросила, не может ли он оставить кота кому-нибудь другому, не сказала, что должна подумать… Какая-то особенная, неназываемая беспечность промелькнула по ее лицу, и она на мгновение стала похожа на того человечка, которого нарисовала для книжки про Мэри Поппинс. Вернее, Георгий только приблизительно называл этот промельк беспечностью, а на самом деле это было то, что почему-то казалось ему единственно правильным в жизни.

– Я вернусь, – сказал он. – Ты подожди, я вернусь.

– Что это так говоришь похоронно? – насторожилась Полина. – Совсем как братец мой, когда в Чечню уезжал! Ну, от него хоть любимая женщина ушла, а ты чего? И куда ты едешь, кстати?

Георгий слегка растерялся от такого совпадения. Ничего себе, и ее брат, который продает квартиру, тоже, оказывается, уехал в Чечню! Но говорить Полине о том, куда едет, он не стал. И без того глупо как-то ляпнул – жди меня, и я вернусь, прямо стихи… С чего ей его ждать?

– Через месяц вернусь, – повторил он и добавил, чтобы смягчить сентиментальность предыдущих своих слов: – Или ты торопишься вещи перевозить?

– Ничего я не тороплюсь, – пожала плечами Полина. – Что мне, медом намазано в твоем Чертаново? Давай ключи, сегодня съезжу, посмотрю, завтра все оформим, если не шутишь. И вообще, – добавила она, – и без тебя дел навалом. Работу сдавать, а у меня конь не валялся.

Она кивнула на заваленный рисунками стол, и Георгию стало грустно: во взгляде Полины виден был теперь интерес к этим рисункам, и к книжке про Мэри Поппинс, и еще к чему-нибудь для него неведомому. И ясно было, что короткая встреча с ним не значит в ее жизни ровно ничего, кроме удачного квартирного обмена. Даже рыжий кот Егор, вцепившийся в ее шнурочную кофточку, явно интересовал Полину больше, чем его хозяин, да и не хозяин даже, а так, непонятно кто, который куда-то зачем-то уезжает, и скатертью дорога.