Сумеречные врата - Пола Вольски

Святыня Ширардира, как ни просторна она была, не могла вместить их всех, и все же, каким-то чудом, вмещала. Сущность богов, неподвластная законам обычной материи, казалось, изменяла по воле Их и пространство, и время этого мира. Для человека зрелище это было непостижимо и опасно.

Гочалла Ксандунисса вынуждена была опустить взгляд. Она не могла больше выносить Их вида, но тем сильнее ощущала Их присутствие, и расположение и спокойное, сдержанное любопытство.

Она упала на колени. Слова на мгновение застряли в горле и вырвались криком:

— Божественные Ирруле, к вам взываю! Спасите мою дочь!

Камера Восславления осталась позади. Они спустились по лестнице вниз. Там, за коротким проходом, оказалась древняя деревянная дверь, глубоко утопленная в полированном камне. Джатонди толкнула створку, и перед ними распахнулась пустынная зала Мудрости.

В дальнем конце галереи лежала тьма. В ней обозначилось еще более черное пятно — вход в помещение, которое Чара называла Святыней. Чара, вспомнилось Рениллу, боялась этого места больше смерти.

Он взял Джатонди за руку, и они вошли внутрь. Темнота поглотила их, и вдруг обрела голос. Древний, металлический, вибрирующий голос. Голос тьмы был голосом КриНаида.

— Они собрались и ждут, — объявил Первый Жрец на древнем чурдишу.

Волосы у Ренилла на голове встали дыбом. Ответа они не услышали.

— Они ожидают Тебя.

По-прежнему нет ответа. Ренилл оглянулся на свою спутницу. Напрасно. Она была невидима, скрыта темнотой. Но рука в его руке по-прежнему была теплой.

— Все жрецы света, все женщины-сосуды, все они ожидают Тебя, — уверял КриНаид-сын. — Их внутренний свет насытит Тебя и восстановит Твои силы. Их жертва возвратит Тебе цельность. Великий, примешь ли Ты их дар?

Тишина.

Услышь меня, Аон-отец.

Тишина.

— Услышь меня. .

Странно. Рениллу почудилось, что какое-то человеческое чувство — нетерпение или даже страх — прозвучало в нечеловеческом голосе Первого Жреца. Всего на миг. Вот он заговорил снова, с привычной .уверенностью:

— Великий. Обновление возродит Твою прежнюю славу, и первая из Сосудов, готовых принять Твой возгорающийся пламень, не могла сдержать своего рвения. Алкая Восславления, она явилась сюда, перед лицо Твое. Вот стоит она на пороге. И с ней другой, так же жаждущий раствориться в Тебе. Молю, исполни их желания.

— Вы, двое, стоящие в темноте, войдите. — Теперь Первый Жрец говорил на вонарском. — Мы рады вам.

14

Ренилл услышал, как сквозь зубы втянула в себя воздух Джатонди, почувствовал, как похолодела ее ладонь. Сердце у него в груди стучало. Он вынул револьвер. Пусть цели не видно, но тяжесть оружия в руке внушала уверенность.

Они вместе шагнули вперед сквозь непроглядный мрак. Как видно, дверью в Святыню служила стена тьмы. Воздух, тяжелый и плотный, сдавил грудь. Потом темнота чуть отступила, и Ренилл различил очертания профиля Джатонди. Они шли, и свет впереди разгорался. Теперь можно было понять, откуда он исходит.

Первый Жрец КриНаид-сын стоял неподвижно: высокая фигура в просторном одеянии, лицо скрыто золотой маской. Десятки талисманов Ирруле сверкали на его плечах и груди, а из отверстий маски лился зеленоватый свет. Бледный ореол окружал жреца и лежал светлым пятном на сыром каменном полу. За пределами этого круга Святыня утопала во мгле.

Ренилл и Джатонди стояли в темноте, но не сомневались, что жрец видит их.

Видит насквозь. Его сила пронизывала воздух, молниями срывалась с амулетов, и Ренилл ощутил давление проникающего в его разум чуждого сознания, как чувствовал его прежде, в кошмарную ночь Обновления. Он был настороже, но стражи его сознания отступили, затаились в глубинах души, не устояв перед мощью вторжения. Все в нем горело, но в чувствах не было больше спасения. Теперь, как и тогда, помочь ему могло только полное самообладание. В ту ночь Ренилла спасла наука старого Зилура, но сейчас, лицом к лицу с КриНаидом, в самом сердце ДжиПайндру… Дворец Света казался далеким и недостижимым. Быть может, он вспомнил бы путь, если бы удалось собраться с мыслями, но голос КриНаида снова звучал прямо в голове и сосредоточиться было невозможно.

— Мы ожидали твоего возвращения, — заметил КриНаид.

Не верить ему было невозможно. Слова, голос шли прямо в душу, или исходили оттуда.

— Нет нужды таиться.

Ну конечно же, этот голос звучит в его мыслях. Это ощущение было испугало Ренилла, но он уже привыкал к нему. Тревога и сопротивление начали отступать. Он, словно ребенок, боялся неведомого, но теперь пришло новое понимание. Ясно ведь, что Первый Жрец не желает им зла, и никогда не желал.

— Вас всегда были готовы принять здесь. Нашей радости нет предела.

Ренилл почувствовал себя пристыженным. Он думал о Сынах и об Отце дурное. Все вонарцы думали о них плохо, без малейших на то оснований. Они показали себя пристрастными, невежественными слепцами. Но еще не поздно исправиться.

— Никогда не поздно, — заверил его КриНаид. Как он раньше не заметил благозвучности этого проникающего в душу голоса?

— Любовь Отца объемлет весь род людской. Его любовь дарует тебе цельность. Отдаваясь Ему, ты наконец обретаешь себя.

Где-то в глубине сознания шевельнулось подозрение. Что-то здесь было не так, но он не сумел вспомнить, в чем Дело. Вероятно, пустяк, остатки беспочвенных опасений.

— Здесь ты обретешь единство с собой, которого всегда искал. — Голос проникал еще глубже. Здесь ты познаешь Исток и Предел. Здесь Отец твой дарует цель, уверенность, покой, общность. Здесь твой дом, во Чаумелль.

Он готов был плакать, так это было прекрасно. КриНаид-сын и Ренилл были частями единого целого, оба принадлежали чему-то неизмеримо большему. Связь была крепка и тянулась в обе стороны, а где-то за благожелательностью Первого Жреца он ощущал нечто… беспокоящее, но не сумел понять, что, ибо его отвлекало какое-то вмешательство извне, да, что-то мешало…

Стоящая рядом девушка трясет его, дергает за руку, даже тычет пальцами под ребра. Хочет, чтоб он обратил на нее внимание. Кажется, она в тревоге. С чего бы? Как она надоедлива! Лучше бы ее здесь не было.

— Ренилл. Ренилл! — Она больно ущипнула его. Ужасно навязчива, совершенно невозможно не замечать ее.

— Ренилл, что с тобой? Очнись! Ренилл! — Засунула руку под шляпу и дергает его за волосы.

— Ренилл, пожалуйста.

Ей что-то не нравится, но это ее забота. Ясно, что намерения у нее добрые, просто она не понимает. Может быть, если ей объяснить, она замолчит и оставит его в покое.

— Скажи что-нибудь! — теперь она влепила ему обжигающую пощечину.