«Охранка». Воспоминания руководителей охранных отделений. Том 2 - Александр Герасимов

— Перед революционным судом я не появлюсь. Это абсолютно исключено. Но я вам откровенно скажу: если меня спросят, я скажу правду. Я не привык лгать.

Мы распростились весьма корректно. Но я ушел внутренне возмущенный, с тяжелым сердцем и чувством злобы к Лопухину. Не было сомнений, Лопухин уже решил предать Азефа. Для меня это был двойной удар: это означало не только окончательную потерю для меня Азефа, но также крах моей веры в порядочность и государственную ценность человека, которого я в течение лет серьезно уважал.

После этой беседы с Лопухиным я вновь увидел Азефа.

— Вы правы, — сказал я ему, — дело скверно. Я ничего не мог достичь. Лопухин хочет выступить против вас. Вы должны быть готовы ко всему. И, к сожалению, я очень мало что могу для вас сделать.

Азеф уже не ждал ничего хорошего. Мне казалось, что он наполовину уже помирился с неизбежной судьбой. Я снабдил его несколькими хорошими фальшивыми паспортами, дабы он мог где-нибудь на белом свете скрыться от своих преследователей. В качестве последнего оклада я выплатил две или три тысячи рублей.

Он обещал осведомлять меня обо всем, что случится, и простился со мной. Это был наш последний разговор. Больше я Азефа не видел.

Через несколько недель мне доложили, что Лопухин готовится к заграничной поездке. Он поехал в Лондон и там, как мне сообщили мои агенты, сопровождавшие его в пути, он имел встречу с членами Центрального комитета Партии социалистов-революционеров Черновым, Аргуновым и Савинковым. Бывший директор Департамента полиции и личный друг Плеве заседал вместе с террористом Савинковым, организатором убийства Плеве.

Я не сомневаюсь, что на этом свидании он выдал без остатка Азефа революционным судьям. Перед отъездом за границу он отправил Столыпину письмо, представлявшее своего рода протест против моей попытки на него воздействовать. В этом письме он совершенно превратно изобразил мой визит к нему в таких красках, как будто я насильственно к нему вторгся в квартиру и под угрозой добивался от него того, что противоречило всем его понятиям о морали. И он просил в заключение оградить его семью от дальнейших насилий.

В действительности это письмо должно было явиться для общественного мнения решающим свидетельством против Азефа. Заверенную копию этого письма Лопухин передал в Лондоне социалистам-революционерам, уполномочив их огласить его в печати. Он, таким образом, не только предал полицейскую деятельность Азефа, но также попытки мои и Азефа в последний момент удержать его от этого акта предательства.

Таким путем судьба Азефа была предрешена. Вскоре после того был опубликован приговор Центрального комитета о «предателе и провокаторе» Азефе, и вся мировая пресса с упоением живописала воображаемые «ужасы и преступления» русской полиции{59}.

Азефу, благодаря моим паспортам, удалось бежать от революционеров, хотевших его прикончить. После многомесячных странствий по всему свету он поселился в Берлине под именем Александра Неймайера и провел последние годы своей жизни под видом купца.

Лопухину его предательство дорого обошлось. Столыпин доложил Царю эту взволновавшую всю Европу историю, рассказал ему, какую помощь оказал Азеф политической полиции, как он расстроил целый ряд покушений, направленных против ближайших советников Царя, и раскрыл заговор на жизнь самого Царя, а также описал предательскую роль Лопухина. Чрезвычайно возмущенный, Царь приказал начать судебное преследование предателя.

Через несколько дней после возвращения Лопухина из-за границы он был арестован на своей квартире. В феврале 1909 года суд приговорил его за нарушение служебной тайны и за участие в деятельности Партии социалистов-революционеров к четырем годам каторги. Вторая судебная инстанция смягчила наказание до пожизненной ссылки в Сибирь. В 1913 году, после четырехлетнего пребывания в Сибири, Лопухин по амнистии был возвращен в Петербург.

Глава 20

Азеф — каким я его знал

После того как Центральный комитет Партии социалистов-революционеров опубликовал свой «приговор», разоблачавший Азефа, последний сразу стал одним из наиболее известных людей в мире. Газеты всех пяти частей света посвящали ему обширнейшие статьи, в которых быль была обильно подправлена всякими небылицами. Революционеры, которым деятельность Азефа причинила столько вреда, пытались теперь использовать это разоблачение в своих интересах. Всякое средство им казалось дозволенным, если только оно вело к цели: помогало дискредитировать русское правительство. Если верить им, то выходило, что Азеф был организатором и руководителем всех без исключения террористических покушений, имевших место в России за время с 1902 по 1908 год, и что все эти покушения делались не только при попустительстве, но часто и с прямого одобрения высших руководителей русской политической полиции. Так, они утверждали, что убийство уфимского губернатора Богдановича Азеф организовал с одобрения тогдашнего министра Плеве, потому что жена Богдановича была любовницей Плеве и последний хотел избавиться от надоевшего мужа. Убийство самого Плеве было организовано Азефом якобы по поручению Рачковского, которого Плеве жестоко обидел. Очень много выдумок распространялось и про меня и о моем сотрудничестве с Азефом. Особенно много усилий в этой области потратил историк В. Л. Бурцев. В течение нескольких лет он издавал за границей специальную газету «Общее дело»{60}, в которой почти из номера в номер печатал статью на тему «Столыпин, Герасимов и Азеф», доказывая, что мы втроем были главными организаторами покушений последних лет. К сожалению, русское правительство в свое время не нашло нужным всем этим утверждениям противопоставить точное расследование деятельности Азефа за все 15 лет его работы для политической полиции. В результате вокруг Азефа сложилось масса легенд, из которых многие в представлении доверчивых читателей держатся еще и до сих пор. Фигура Азефа постепенно выросла в фигуру мелодраматического злодея, равного которому не знал мир… В наши дни я являюсь, кажется, единственным оставшимся в живых деятелем русской политической полиции, который в течение долгого времени стоял в личном общении с Азефом и, быть может, лучше, чем кто-либо, знал, насколько мало соответствует действительности подобное изображение Азефа. Ввиду всего этого мне кажется полезным в дополнение к тем фактическим данным, которые я привел в предыдущих главах, дать краткую общую характеристику Азефа, каким он был в действительности. То, что я буду говорить, расходится с шаблонными о нем представлениями. Поэтому я знаю, что мне не удастся переубедить многих из моих читателей. Но я буду удовлетворен, если смогу хотя бы в некоторых из них пробудить скептическое отношение к той легенде, в которую теперь заковали Азефа, и желание самим критически разобраться в имеющемся достоверном материале.