Настоящие индейцы - Олег Дивов

— Благодарю вас.

Я вышла, чувствуя себя прямо-таки волшебно. Ушла не только тошнота, но и головокружение, и вообще мир казался прозрачней.

В холле сидел Макс. Увидев меня, он поднял руку, привлекая внимание. Я секунду подумала — и подошла. Неважно, что сказал ему Август, чем пригрозил. Кое-что должна сказать я сама. В качестве жирной точки в конце наших отношений.

Я присела за столик напротив него. Макс сильно переменился. Дело не в опухшей челюсти, и не в красном, широком еще рубце — на месте разреза, через который ему ставили скобы на сломанную кость. Опухоль спадет, рубец уберут. Изменилось что-то во взгляде.

— Ты обратилась к врачу, я просто обеспокоился, все ли с тобой в порядке, — выговорил он медленно и не очень внятно.

— Конечно. Обыкновенный токсикоз.

— Думаю, что это не слишком приятно, но это слово я от многих слышал, вроде не смертельно и ребенку не вредит.

Я вздохнула.

— Макс, давай без обиняков? Без экивоков, без дипломатии. Мне плевать, беспокоишься ты или нет. И я не верю, что ты беспокоишься о ребенке. У тебя ничего не выйдет. Тебе, конечно, хочется думать, что я не простила тебе очередную измену. Думай, мне не жалко. Только на самом деле ты мне не нужен. Мне нужен Август. Мы поссорились, когда искали Криса. Я попыталась соблазнить его, а он мне отказал. Потом он извинился. Но в такой форме, что я на стену влезла. И вместо того, чтобы включить мозги, я обиделась и решила: вернусь к Максу, чтоб Август не думал о себе слишком хорошо. Все наши с тобой «примирения» начиная с моего третьего курса имели под собой одну и ту же подоплеку: пойду с Максом, чтобы Маккинби не возомнил, будто он что-то для меня значит. И каждый раз все заканчивалось одинаково: Маккинби поманил меня, я и побежала, забыв про тебя. Он мой журавль в небе, а ты — моя синица в руке. Причем синица потасканная. Ты нужен мне был, чтоб не выглядеть брошенной. Нужен был для самообмана, для иллюзии востребованности, для самоутверждения. А теперь я повзрослела. Мне больше не хочется этих детских уловок. Но что самое невероятное — это не любовь. Просто я рядом с Августом становлюсь собой.

Макс вытряхнул сигарету из пачки, закурил. Да-да, я уже верю, что он беспокоится о здоровье своего будущего ребенка.

— Это именно любовь. Дел, ты хочешь быть взрослой? Тогда не вижу причин щадить тебя. Он никогда не ответит тебе взаимностью.

— Меня это не волнует. Потому что это не любовь. Это совершенно другие отношения.

Он с кривой усмешкой покачал головой:

— И чего я тебя разубеждаю? Это твоя жизнь, делай свои ошибки, сколько хочешь. Мне-то хуже не станет. Да и моему ребенку. Ты сейчас из шкуры выпрыгнешь, чтобы понравиться его семье. А его семья хочет присвоить очередного князя Сонно. Поэтому за будущее ребенка я не волнуюсь. Начнешь делать глупости — у тебя его просто отберут. Достанет у тебя ума не выделываться — позволят играть роль и княгини, и матери наследника. Конечно, только играть. Серьезного участия не доверят. У тебя будут сугубо представительские функции. Впрочем, это тоже очень неплохо.

— Можно подумать, при тебе я играла бы иную роль.

— Совершенно верно. Потому что у меня мозгов ничуть не меньше, чем у Скотта Маккинби-старшего. И я точно так же вижу твои недостатки. Но готов поддерживать твой имидж — в случае, если ты будешь четко знать свое истинное место и засунешь амбиции куда подальше. Тебе кажется, это унизительно. А ты не пробовала ответить на вопрос: и чем ты так хороша, чтобы я обращался с тобой как с равной?

— Да, действительно. И чем я так хороша, что ты столько лет за мной бегаешь?

Макс остался верен себе. Он отсалютовал мне сигаретой и сказал:

— Туше. Так или иначе, но я признаю за тобой право выбора. Хочется тебе сменить одного господина на другого, думаешь ты, что другой окажется покладистей, — твое дело. Мне, если честно, тоже надоели наши отношения. Пусть с твоей глупостью, помноженной на гордыню, воюет кто-нибудь другой. Скотт Маккинби умеет обламывать таких, как ты. Ты сделала отличный выбор. А что касается твоей влюбленности в Маккинби… В который уже раз удивляюсь прозорливости Иды. Она сразу сказала, что ты мне лжешь. Что ты только прикидываешься любящей. А на самом деле расчетливо пользуешься.

— О. Сейчас ты еще поставишь долбанутую Иду мне в пример.

— Ида поразительная женщина. Я обязан ей не только жизнью, но и репутацией. Было дело, еще на базе… Она фантастически мудрая. Что ни суждение — то в цель. И она любит меня. Единственная женщина, которой моя честь дороже своей. Дороже даже своей жизни. Пожалуй, единственный ее не слишком умный поступок — зря она влюбилась в меня.

— Тебе не вредно столько говорить, раненый?

— Я недостоин такой жертвенной любви, — гнул свое Макс. — Всю жизнь я покупался на красивую обертку и нарывался на пустоту внутри. Сейчас наоборот. Ты вряд ли сможешь оценить ее достоинства. Злишься на нее… Дел, а ведь она тебе говорила правду. Да, грубо. Но ты сама только что подтвердила ее слова. Ты вела себя, мягко говоря, низко. А Ида — да, она билась за мою честь. Уж как умеет, зато со всей страстью. А что до достоинств, так я тебя понимаю. Я тоже не способен оценить достоинства Маккинби. Как по мне, он обыкновенный самовлюбленный болван. Настолько самовлюбленный, что кажется загадочным. Будем считать, что мы с тобой квиты.

— Ты так расписал Иду, что хочется спросить: и когда же свадьба?

— Свадьбы не будет. Мы просто зарегистрируем брак в бортовом журнале. Обвенчаемся, как только доберемся до первой же христианской церкви. Гостей не зовем. Все, что мы делаем, мы делаем для себя. Что касается княжества, то я решил поступить по справедливости. В конце концов, обе вы беременны от меня, это мои дети, и для меня они равны. Поэтому княжество унаследует сын. Если обе вы родите однополых детей — то старший из них. Вероятней всего, это будет ребенок Иды — она забеременела раньше, и родит, соответственно, раньше. Понимаю, что Маккинби не отступятся, будут биться за права твоего ребенка, но мой тебе совет — не участвуй в этом. Кто бы ни победил, ты проиграешь. В любом случае, тебя сочтут хищницей и расчетливой сукой, которая, будучи отвергнутой любовницей, пытается подвинуть законную жену с ее законным ребенком.

— Чьим? — усмехнулась я. — И чью жену?

— Да, по букве закона Ида будет женой Люкассена. Но ты же понимаешь, в какой круг пытаешься войти. Здесь буква закона роли не играет. Меня очень хорошо знают, и никого не волнует, какую фамилию я ношу.

— Прекрасно. Макс, ты ведь привык, что я на подобные выпады реагирую одинаково? Стоит только намекнуть, что у меня есть корыстный интерес, или сказать, что обо мне так подумают, — и я немедленно отказываюсь от всего. Две недели назад я сказала бы — да подавись ты и своим княжеством, и своей Идой. Мне-то лишняя ответственность не нужна. А сегодня, Макс, я скажу тебе так — вперед и с песней! Давай, потолкайся лбами с Маккинби. Не забывай, кто у них в гербе. Может, я и хищница. Только ты в таком случае моего ребенка даже не увидишь. И никакой суд не позволит тебе претендовать на него. Даже если ты вернешь себе фамилию. Я просто не дам тебе юридического отцовства, вот и все. Это мое право. Живи с Идой, плоди некрасивых детей. Ты заслужил того, чтобы в конце концов жениться на самой страшной из своих любовниц. Я была нечестна с тобой? Я тебе ни разу не изменяла. Многие женщины живут с мужьями без любви — по привычке. Это не делает их менее достойными. Мне даже интересно, как рьяно будет защищать твою честь Ида, застав тебя через пару недель после венчания со своей лучшей подругой, например. Да, первый раз обвинит подругу. И второй раз она тоже обвинит женщину. Когда такое произойдет в десятый раз, она скажет, что ты такой замечательный, все на тебя вешаются. Но через пару лет даже до нее дойдет, что дело в тебе. Вот и посмотрим тогда.

— Ида, в отличие от тебя, в постели бесподобна, — лениво ответил Макс. — Тебя три часа надо гонять, чтоб был хоть намек на результат. А Ида горячая и отзывчивая.

Я встала.

— Это без клитора-то? Макс, ты ври, да не завирайся. Всего хорошего, счастья в личной жизни и так далее.

Я вернулась к шатру как раз вовремя: на опушке показалась кавалькада охотников. С утра шел дождь и было холодно, так холодно, что Август отказался от идеи надевать килт на голое тело, попросил рубашку. Я представила, в каком состоянии он вернется — замерзший, мокрый, в грязи по пояс, — и пошла на яхту, инспектировать кладовую Майкла. У Майкла обнаружились стратегические запасы самых неожиданных вещей. Впрочем, чему удивляться? У Августа яхта — бывший корвет, и вечно недогружен. Ну, возьмет он на борт двадцать-тридцать человек, и что? Август вполне может позволить себе возить лишнюю тонну продуктов просто на всякий случай. Так и почему бы Майклу не взять пару мешков свежего картофеля, например? Вдруг шефу захочется картошки по-деревенски или даже в мундире? А если что останется, так не пропадет. Дома съест.