Варяги и Варяжская Русь. К итогам дискуссии по варяжскому вопросу - Вячеслав Фомин

В советское время представление о термине «варяги» как имени нарицательном, прилагаемом ко многим народам, практически сошло на нет. Лишь в самых редких случаях отмечалось, что он обозначал либо «вообще иностранцев», либо жителей Балтийского Поморья, либо в позднее время всех европейцев[1084]. Вместе с тем слышались суждения, вроде того, что было высказано в 1973 г. А. И. Поповым: этот термин не содержит специфического этнического оттенка и «является обозначением наемных дружин вообще», но так называли скандинавов[1085]. А. Г. Кузьмин, о чем речь шла выше, выделял несколько его значений: либо одно из южнобалтийских племен, либо славянские и славянизированные «венедские» племена, проживавшие между Польшей и Данией, либо все население южного берега Балтики и Северо-Запада Руси, либо все западноевропейцы-католики. Со времени Ярослава Мудрого, по мнению ученого, резко возрастает участие в политической жизни Руси норманнов и прежде всего тех из них, «которые уже приобщились к христианской вере» и «которых теперь также называют варягами». Прекращение после смерти Ярослава выплаты Новгородом варягам дани, установленной в 882 г. Олегом, не могло не вызвать обострение отношений с варягами и являло собой определенный идеологический поворот, направленный, вероятно, как против собственно варягов, которые были язычниками и продолжали морские походы и нападения на торговые суда, так и против норманнов-христиан, т. к. теперь в Скандинавии быстро выстраивается церковная иерархия, подчиненная Риму. В итоге, заключает историк, «само имя варягов переосмысляется, распространяясь на выходцев вообще с католического запада», в связи с чем летописец в варяжской легенде вынужден был особо выделить варягов-русь из среды других, варяжских уже теперь народов. Тогда же «варяжское» начинает сливаться с «латинской верой», претендующей на политическое господство, и в XII в. «варяжская вера» уже будет противопоставляться православию как собственно латинская вера[1086]. В 1999 г. А. Белов, видя в варягах изначально вагров-ободритов, вместе с тем подчеркнул, что в глазах восточных славян варягами были «все пришельцы из Балтики». Их звали варягами «примерно так, — добавляет он, — как русские некогда называли большинство германцев немцами, или как сегодня мы называем кавказцами в равной степени грузин, армян, азербайджанцев, чеченцев». В 2000 г. Ю. Д. Акашев, также считая варягов южнобалтийскими славянами, указывал, что он имел не этническое, а чисто территориальное значение и обозначал собой жителей побережья и островов Балтийского, Северного и Белого морей[1087].

Исследователи, установив факт самого широкого приложения летописцами термина «варяги», указывали, вместе с тем, и время его обращения в имя общее, когда он окончательно оторвался от своей этнической (или социальной) основы и стал синонимом понятию «западноевропеец». Это либо середина XI в., либо его вторая половина, либо весь век в целом, либо начало XII столетия[1088]. Обретение им религиозной окраски, начало его функционирования в смысле «католик» (в тогдашнем понимании «римлянин», «латинянин») исследователи относят к началу XI в., к его середине или ко всему столетию в целом, ко второй половине XI в., к рубежу ХІ-ХІІ вв., к началу XII в., ко всему этому столетию[1089]. Время замены имени «варяги» (= «западноевропейцы-католики») полностью тождественным ему термином «немцы» датируется в историографии также по-разному Это XII в., рубеж ХІІ-XIII вв., XIII в.[1090], после чего оно, по мнению ученых, фактически выходит из употребления и в редких случаях встречается в памятниках позднейшего времени, а именно XVI — начала XVII вв., как «только украшение цветущего слога, особенно у писателей витиеватых», «как выражение книжное, фигуральное»[1091].

Обращение к обширному материалу показывает, что термин «варяги» очень рано стал полностью адекватным по смыслу выражениям «немцы», «римляне», «латины», т. е. также обозначал собою большую часть западноевропейских, католических народов. Важную информацию на сей счет дают прежде всего памятники клерикального характера. Специалисты выделяют три редакции «Слова святаго Феодосья игумена Печеръскаго монастыря о вере крестьянской и о латыньской», сохранившиеся в списках ХІV–XVІ вв., написанною по вызову киевского великого князя Изяслава Ярославича (ум. 1078) в 1069 году[1092]. В первой из них речь идет только о «латинянах» и «латинской вере». Вторая редакция несколько изменена. Изменено и само заглавие. Оно звучит теперь как «Вопрошение князя киевский Изяслав, сына Ярославля, внука Владимировича, игумена Печерскаго велико Феодосия о латине». Согласно с новым заглавием сам текст теперь начинается вопросом: «И рече Изяслав: «исповежь ми, отче, веру варяжьскую, какова есть». На что Феодосий, используя в отношении западноевропейцев выражения «вера латинская» и «латины», вместе с тем ответил, что «множествомь ереси их всю землю онечествоваша, понеже по всей земли варязи суть». Третья редакция «Слова» читается во всех списках Киево-Печерского патерика второй Кассиановской редакции 1462 г. и представляет собой распространенную редакцию второй, в связи с чем в ней также наличествуют «варязи» и «вера варяжская»[1093].

Полную равнозначность терминов «варяги» и «латины» демонстрирует Киево-Печерский патерик, сложение которого заняло несколько столетий. В его основе лежат написанные в 20-х гг. XIII в. послания Поликарпа, инока Печерского монастыря, к владимирскому епископу Симону (ум. 1226), постриженику той же обители, и ответ последнего. В своей переписке названные лица использовали устные предания, связанные с монастырем, монастырские записи XI в., летописи, жития основателей обители Антония и Феодосия. Где-то в середине XIII в. послания Симона и Поликарпа были объединены и дополнены другими известиями о монастыре, а также извлечениями из летописи типа Ипатьевской. Оформление Патерика было завершено в XV веке. В 1406 г. в Твери по почину тверского епископа Арсения была создана редакция, получившая название Арсеньевской, а в 1460 и 1462 гг. в Киево-Печерском монастыре по инициативе инока Кассиана были созданы две редакции — Кассиановские, где памятник и был назван впервые «Патериком печерским». По мнению большинства исследователей, памятник отражает реальную историческую действительность ХІ-ХІІ веков[1094]. Судя по Патерику, термины «варяги» и «варяжский» в смысле «латины» и «латинский» широко бытовали уже во второй половине XI века. Но равнозначными они стали, конечно, значительно раньше, уже, по крайней мере, во времена Ярослава Мудрого. Именно при нем, согласно Патерику, появился на Руси варяг Симон-Шимон, который затем в 1068 г. (после спасения в битве на Альте, что предрек ему старец Антоний), «прежде бывь варягь», но как только принял православие, оставил «латиньскую буесть», т. е. католическую веру[1095]. «Вопрошание Кирика», находящееся в Синодальной Кормчей XIII в., и которое относят ко времени около 1136 г. и связывают с именем диакона и доместика новгородского Антониева монастыря, говорит о «варяжьском попе» как служителе католического культа[1096].

Краткая Русская Правда, появление которой было вызвано новгородскими событиями 1015 г., содержит две статьи (10 и 11), где присутствуют варяги и колбяги. Особый интерес вызывает первая из них: «Аще ли ринет моужь моужа любо от себе, либо к собе, 3 гривны, а видока два выведеть; или боудеть варяг или колбяг, то на ротоу»[1097]. По мнению Д. И. Иловайского, Ф. И. Свистуна, М. Ф. Владимирского-Буданова, варяги здесь — иноземцы, иноплеменники[1098]. Но в основном, конечно, принято считать, что речь идет, несомненно, о скандинавах[1099]. Ныне Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин утверждают, что в Правде Ярослава варяг — чужеземец, иностранец, ибо «этим чужеземцем является скандинав, как наиболее частый иноземец на Руси, представляющий иноземцев вообще»[1100]. В Пространной Правде (Троицкий список второй половины XIV в.) в статье «О поклепной вире» (ст. 18) прописано, что «аще будеть на кого поклепная вира (обвинение в убийстве. — В. Ф.), то же будеть послухов 7, то ти выведуть виру; паки ли варяг или кто ин, тогда [то два]»[1101]. И. Н. Болтин, Н. М. Карамзин, А. А. Зимин в этих варягах также видели иностранцев вообще[1102].

Статья «О муже кроваве», помещенная в Кормчих особого состава перед списками Пространной Правды, узаконивает, что «аще ли пьхнеть муж моужа любо к себе, либо от себя, ли по лицу оударить, или жръдию ударить, а без зънаменияа, а видок боудеть, бещестие емоу платити; аще будеть болярин великых боляр, или менших боляр, или людин городскыи, или селянин, то по его пути платити бесчестие; а оже боудеть варяг или колобяг, крещения не имея, а боудеть има бои, а видок не боудеть, ити има роте по своей вере, а любо на жребии, а виноватый в продажи, в что и обложать»[1103]. М. Н. Тихомиров полагал, что наличие в данной статье колбягов говорит о ее раннем происхождении. В. О. Ключевский, основываясь на анализе денежного счета, имеющегося в статье, относил ее к середине XII века[1104]. Эта статья стала основой статьи «О мужи кроваве» Сокращенной Правды, где колбяги уже отсутствуют: «Аще ударит на смерть жердию или попехнет, а знамения нет, а видок будет, аще будет болярин или людин или варяг, крешения не имея, то по их пути платити безчестие; аще видока не будет, ити им на жребии, а виноватыи в продаже, во что обложат»[1105]. Как полагал Н. А. Семейко, фраза «крещения не имея» точно показывает, что текст статьи сложился тогда, «когда не имели уже ясного и точного представления о том, кто такие были варяги и колбяги, считая их за некрещеных людей, т. е. за поганых»[1106]. В данном случае фраза «крещения не имея» могла в равной степени относиться и к язычнику, и к католику, т. к. ни тот и ни другой не знали, с точки зрения православного человека, истинной, «правой» веры, следовательно, и были людьми, «крещения не имея».